Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 117

Проводились в отряде и строевые занятия, кавалерийская подготовка, изучение материальной части оружия, учебные стрельбы. Когда представлялась возможность, устраивались состязания между ротами, сотнями, полками. Заядлый кавалерист и рубака, Анненков нередко сам становился их участником и средств для награждения отличившихся не жалел.

Снабжение соединений и частей Директории и Временного Сибирского правительства Колчака лежало на органах военного снабжения. Оба эти правительства имели достаточно ресурсов в виде царского золота, иностранных займов и пожертвований буржуазии для приобретения и поставки армии оружия, снаряжения, продовольствия и других средств их жизнеобеспечения. Однако, в силу разных причин (дороги, транспорт, расстояния, обстановка и др.), снабжение частей и соединений было неодинаковым, а иногда и прекращалось вовсе. Проблем с обеспечением было меньше, если войска располагались в городах и в населенных пунктах, находившихся на коммуникациях, войска же, дислоцировавшиеся в глуши, испытывали нужду и в продовольствии, и в боеприпасах, и в обмундировании.

Отмечая недостатки снабжения войск Уфимской Директории, генерал В. Г. Болдырев отмечал, что это было основной причиной распущенности и отсутствия дисциплины в войсках: люди были без сапог, остро стоял вопрос с продовольствием, чувствовался большой недостаток даже в винтовках. Особенно тяжелое положение, отмечал он, было на Семиреченском фронте{115}.

Но это касалось только регулярных частей. Отрицательно относившийся к атаманам Болдырев вынужден был признать, что «наиболее дисциплинированными оказались части атаманов. Они учли общую расхлябанность, отсутствие организованной заботливости и давно уже перешагнули черту, отделявшую свое от чужого, дозволенное от запрещенного. Утратив веру в органы снабжения, они просто и решительно перешли к способу реквизиции. Почти каждый день приходили телеграммы о накладывании этой вольницей контрибуций. В атаманских частях все были сыты, хорошо одеты и не скучали.

Система подчинения была чрезвычайно проста: на небе — Бог, на земле — атаман. И если отряд атамана Красильникова, развращенный пагубной обстановкой Омска, проявлял все признаки нравственного уродства и анархичности, то в частях другого атамана, Анненкова, представлявшегося человеком исключительной энергии и воли, главным для бойцов было по-своему понимаемое служение стране»{115}.

Как правило, в районах с преобладающим казачьим населением снабжение отряда, а затем дивизии Анненкова производилось им добровольно.

— Откуда вы получали содержание для отряда и каким путем? — спрашивает член суда Анненкова.

— Нас снабжали станицы фуражом и хлебом, — отвечает тот.

— Добровольно? Из-за сочувствия вы везде встречали такую поддержку? — щурится член суда.

— Станицы нам помогали добровольно! — повторяет Анненков и поясняет: на основании решения нелегального казачьего съезда в начале восемнадцатого года в Омске!

— Как же это? — недоумевает член суда — Добровольно и на основе решения съезда!

— По разверстке… постанично, — поясняет Анненков.

К контрибуции Анненков прибегал единожды: после ликвидации Чернодольского бунта она была наложена на Славгородский уезд в размере нескольких миллионов рублей, из которых 300 (по некоторым источникам — 500) тысяч приходилось на село Черный Дол.

Славгородская контрибуция не могла, естественно, не привлечь внимания суда.

— На восставших была наложена контрибуция? — спрашивает председатель суда Анненкова.

— Да! — подтверждает тот.

— Много наложено?

— Много!.. Бралась она хлебом и деньгами…

— Контрибуция налагалась на все слои общества, которые участвовали в восстании и, так или иначе, были к нему причастны?

— Нет, не на слои, а на всю деревню, а там, с кого она возьмет, было ее дело!





Семиреченский фронт был обречен на реквизиции, более того, он не мог без них существовать, так как базы его снабжения находились далеко, в районах Омска и Новониколаевска, грузы в Семипалатинск доставлялись не всегда вовремя, а солдат всегда хотел есть и быть по сезону одетым. Поэтому местное население страдало не только от реквизиций, но и от элементарных грабежей, творимых как белым, так и красным воинством. На суде все грехи за эти грабежи были свалены на Анненкова и его дивизию, хотя у него снабжение из местных источников было организовано сносно. Этот вывод можно сделать, в частности, из показаний на суде делопроизводителя Матаганова.

— Вы служили в хозяйственной части? — спрашивает его суд. — Откуда вам приходилось получать обмундирование?

— Получал я из интендантства: часть обмундирования была английской и японской. После получали синий китайский малескин.

— Деньги откуда получали?

— Из полевого казначейства в Осиновке!

— А продовольствие?

— Был целый табун крестьянских быков. При интендантстве была молотилка и рабочая команда — возили хлеб с крестьянских полей, обмолачивали и кормились! Другие продукты тоже брали у крестьян, выдавали им квитанции, но денег не платили…

О том, что денег за реквизированный фураж и продовольствие анненковские снабженцы не платили, показывает и другой свидетель — каптенармус Лебонд.

— На какие деньги производились закупки для отряда? — спрашивает его член суда.

— За время пребывания я ни разу не слыхал о закупках и поэтому, на какие деньги производились они, сказать не могу, — отвечает тот.

Анненков прибегал к реквизиции и выдавал расписки вместо денег не потому, что не хотел с ними расставаться, а потому, что у него их просто не было: из Семипалатинска они поступать перестали, а сам он, в отличие от других атаманов, их не печатал. Естественно, на реквизиции Анненкова шли доносы и жалобы, и на них реагировали, часто злорадствуя. 2 мая1919 года один из все и вся критикующих генералов, обладатель острого пера барон Будберг[43]* писал в дневнике: «Читал пространное донесение полевого контроля при отряде атамана Анненкова, работающего к югу от Семипалатинска на границах с Семиречьем; порядки те же, что и у нас в Приамурье: те же беззакония, тот же произвол, то же нежелание перейти на легальные условия существования и хозяйства.

На запрос контроля об уплате произведенных реквизиций Анненков ответил: „Я реквизирую, а кто будет платить — не мое дело“.

К делу поставок в этом отряде примазались разные проходимцы и мошенники, выгнанные со службы и судимые за подлоги и растраты; всюду для грязных операций нужны грязные люди»{116}.

Однако тот же Будберг позже оставляет в своем знаменитом дневнике такую запись:

«Совершенно неожиданным оказался доклад ген. Щербакова, ездившего в Семиречье с поручением адмирала разобраться с нареканиями на сидящего там атам. Анненкова. Щербаков (сам семиреченский казак) вынес такое заключение, что все нарекания на Анненкова измышлены штабом южного отряда и что этот атаман представляет собой редкое исключение среди остальных сибирских разновидностей этого звания: в его отряде установлена железная дисциплина, части хорошо обучены и несут тяжелую боевую службу, причем сам атаман является образцом храбрости, исполнения долга и солдатской простоты жизни. Те сведения, которые приведены в докладе Щербакова об устройстве анненковского тыла и снабжений, дают полное основание думать, что в этом атамане большие задатки хорошего организатора и самобытного военного таланта, достойного того, чтобы выдвинуть его на ответственное задание.

Отношения его к местным жителям таковы, что даже и всеми обираемые киргизы заявили, что в районе анненковского отряда им за все платится и что никаких жалоб к анненковским войскам у них нет.

Надо думать, что этот доклад достаточно близок к истине, так как Щербаков — человек наблюдательный, с собственным твердым взглядом и умением разбираться в вещах и людях; прежнее представление об Анненкове как о сугубом разбойнике он объясняет враждебным отношением к этому отряду штаба ген. Бржезовского и теми двумя полками, которые под названием анненковских черных гусар и голубых улан наводили ужас в тылу своими грабежами и насилиями над мирным населением. По словам Щ., эти полки не были в подчинении А., и последний много раз просил, чтобы их прислали ему в отряд, и он быстро приведет их к порядку»{117}.

43

Будберг Александр Павлович (1869–1945) — генерал-лейтенант, командир 14-го армейского корпуса. Занимал ряд высших должностей в белых войсках Восточного фронта: главный начальник снабжения и инспекции при Верховном главнокомандующем, помощник начальника штаба Верховного главнокомандующего и военного министра, исполняющий должность военного министра; в ноябре 1919-го — начальник штаба Приамурского военного округа. С 1921-го — в эмиграции в США (Сан-Франциско), начальник 1-го отдела РОВС, председатель общества ветеранов Великой войны.