Страница 10 из 16
В последние дни заключения у Эдуарда появляется чувство, которое наполняет его душу странной радостью и даже восторгом: стремление ощутить этот восторг снова и снова будет преследовать его всю жизнь. Он вошел в тюремную камеру, восхищаясь Горкуном и мечтая стать таким, как он. Но вышел убежденный – это и приводит его в состояние экзальтации, – что в Горкуне нет ничего особенного и что он, Эдуард, способен пойти гораздо дальше. Со своим лагерным опытом и татуировками его сокамерник может, конечно, произвести впечатление на провинциальных мальчишек, но если к нему приглядеться, то становится ясно, что на великих бандитов он смотрит снизу вверх, даже не пытаясь представить себя на их месте. Примерно так же его отец, жалкий тип, смотрит на тех, кто поднялся выше по служебной лестнице. В этой простодушной готовности знать свое место есть что-то унизительное, Эдуард на это не согласен. Он думает, что быть уголовником – хорошо, и более того, что ничего лучше на свете нет, но при этом убежден, что целить надо гораздо выше: если становиться бандитом, то уж королем, а не шестеркой с ножом в кармане.
5
Своими новыми мыслями он поделился с Костей, тот горячо принял откровения друга, и, когда Горкун, выйдя из тюрьмы, не выказывает иных амбиций, кроме как целыми днями забивать козла, оба приятеля начинают дружно презирать все, что их окружает. Им окончательно опротивели все: тупые и покорные пролетарии, уличная шпана, готовая жить так же, как живут их отцы, инженеры и офицеры, которые недалеко ушли от пролетариев. О торговцах и говорить нечего. Так что выбора нет, придется идти в бандиты.
Но как? Где найти банду и как туда попасть? Уголовники наверняка есть в городе, и вот приятели садятся в трамвай и едут в центр, полные горделивого ощущения, что Харьков – у их ног! Однако, достигнув цели, они чувствуют себя не более уютно, чем иммигрантская шваль из парижского департамента 93, попавшая на бульвар Сен-Жермен, где селится аристократия. А ведь раньше Эдуард жил в центре города и склонен, как и его мать, вспоминать те времена с теплым чувством. Он водит Костю по памятным местам своего детства, показывает Красноармейскую улицу, улицу Свердлова, но экскурсия быстро заканчивается, и ребята не знают, что делать дальше, в какую дверь постучаться. Преодолевая робость, берут в киоске по кружке пива и, разочарованные и недовольные собой, возвращаются туда, где жизнь так трагически далека от их мечтаний. Но они живут именно там: надо же, как не повезло!
Некоторое время спустя Эдуард знакомится с Кадиком, ставшим еще одним верным другом его отрочества, и с его появлением все меняется. Кадик старше на год, живет вдвоем с матерью и с малолетней шпаной Салтовки не дружит. У него есть знакомые в центре города, но это отнюдь не уголовники, примкнуть к которым Эдуард так страстно мечтает. Кадик очень гордится своей дружбой с саксофонистом, исполняющим «Караван» Дюка Эллингтона, и тем, что через него он может общаться с музыкантами из харьковской группы «Голубая лошадь», русскими битниками, о которых даже как-то написали в «Комсомольской правде»: свингующий Харьков или что-то в этом роде. Не желая разделять судьбу большинства молодых людей из Салтовки, Кадик мечтает стать артистом; правда, никаких особых талантов за ним не водится, поэтому он, что называется, тусуется: немного играет на гитаре, коллекционирует пластинки, много читает и употребляет всю свою энергию на то, чтобы быть в курсе происходящего в Харькове, в Москве и даже в Америке.
Эдуарду открылся совершенно новый мир, жизненные ценности и правила поведения Кадика опрокинули его собственные. Под влиянием нового приятеля он стал интересоваться шмотками. Когда Эдик был маленьким, мать покупала ему одежду на толкучке, куда попадали трофейные вещи из Германии: он носил красивые костюмчики для примерного немецкого мальчика и с волнующим удовольствием представлял себе, что на нем – одежда сына директора И. Г. Фарбен[9] или корпорации Круппа, убитого в Берлине в 1945 году. Потом наступила пора салтовской моды: рабочие штаны и толстая куртка на синтетическом меху. Малейшее отступление от этого дресс-кода воспринималось как фантазии для голубых, поэтому можно себе представить, как изумились приятели при виде Эдуарда, облаченного в канареечного цвета куртку с капюшоном, сиреневые брюки из мятого бархата и ботинки с набитыми на подошвы подковами, которыми их обладатель на ходу выбивал из асфальта искры. В Салтовке подобное щегольство могли оценить только они с Кадиком, но окружающие знали, что у Эдуарда нож, что он скор на расправу, поэтому обозвать его гомиком никто не рискнул.
Ему нравится, как одеваются джазмены, которыми так восхищается его новый друг. К самой музыке Эдуард довольно равнодушен и таким останется на всю жизнь, зато он снова пристрастился к чтению. В детстве он остановился на Жюле Верне и Александре Дюма, теперь ему в руки попал Ромен Роллан: Кадик дал ему почитать «Очарованную душу» и «Жан-Кристофа» – пространные, рыхлые, незрелые романы. Полагаю, что во Франции я был последним подростком, который их прочитал, а в Советском Союзе они еще были в ходу, потому что автору, известному борцу за мир, оказалось по пути с коммунистами. Потом Эдуард переключился на Джека Лондона и Кнута Гамсуна, великих бродяг, которые перепробовали в жизни все, насыщая сюжеты своих книг перипетиями собственной жизни. Из прозаиков он предпочитает иностранных авторов, но когда речь заходит о поэзии, то здесь, по его мнению, русские – вне конкуренции. А если мальчик любит читать стихи, то он неизбежно начинает их сочинять и потом декламировать сочиненное на публике: так Эдуард, никогда раньше и в мыслях не державший ничего подобного, стал поэтом.
Согласно распространенному мнению, поэты в России столь же популярны, как во Франции – эстрадные певцы, и это мнение соответствует истине. По крайней мере, так было некоторое время назад. Даже своим именем, довольно изысканным, наш герой обязан пристрастию отца, скромного унтер-офицера, к стихам второстепенного поэта Эдуарда Багрицкого (1895–1934); и когда читаешь роман «Подросток Савенко», из которого я черпаю сведения для этой книги, то с удивлением узнаешь, что его приятели – мелкая шпана Салтовского поселка – высоко ценили стихи нашего Эдуарда, но при этом жестоко ругали его за то, что он подражает Блоку и Есенину. Начинающий поэт в промышленном центре на Украине смотрелся в ту пору так же органично, как рэп-музыкант в нынешнем парижском предместье. И тот и другой могли бы сказать, что это занятие позволяет им избежать участи заводского рабочего или преступника. И тот и другой могли рассчитывать на поддержку друзей, могли надеяться, что те станут ими гордиться, если будет хоть небольшой успех. Не только Кадик, но и Костя уговаривал его поучаствовать в поэтическом конкурсе, который проводился 7 ноября 1957 года, в день национального праздника в Советском Союзе. Этот день, как мы увидим позже, окажется решающим в его судьбе.
По праздникам весь город собирался на площади Дзержинского, о которой каждый харьковчанин знал, что ее мостили пленные немцы и что по своим размерам она – самая большая в Европе и вторая в мире после пекинской Тяньаньмэнь. На площади проводились парад и демонстрация, выступали артисты, говорились речи, вручались награды. Народные массы вышли на праздник принаряженные, дав нашим франтам обильную пищу для насмешек. А потом в кинотеатре «Победа» состоялся конкурс поэзии, и Эдуард, пряча волнение за внешней бравадой, изо всех сил желал, чтобы Светка пришла его послушать.
Кадик был спокоен: она придет, не может не прийти. Хотя на самом деле никакой уверенности не было. Светлана капризна и непредсказуема. Считается вроде бы, что Эдуард с ней ходит, и на вопрос приятелей, было ли у них что-нибудь, он отвечает утвердительно, но это неправда: у него до сих пор ни с кем ничего не было. Он страдает от своей девственности и вынужденного вранья, которое, по его мнению, унизительно и недопустимо для мужчины. Он страдает от того, что у него нет никаких прав на Свету, которую интересуют ребята постарше. Он страдает, потому что в свои пятнадцать лет выглядит на двенадцать, и единственная его радость и надежда – тетрадь, куда он записывает свои творения. Для конкурса Эдуард предусмотрительно отобрал кое-что из любовной лирики, решительно забраковав стихи о бандитах, грабежах и тюрьмах, которых у него множество.
9
И. Г. Фарбен (Interessen-Gemeinschaft Farbenindustrie AG) – синдикат германских компаний красильных материалов, созданный в 1925 году. Объявлен банкротом в 2003 году.