Страница 61 из 77
Мы въехали в бетонный лабиринт парковки перед аэропортом и неожиданно быстро нашли свободное место. Впрочем, так случалось всегда, когда в машине сидела Лидия.
Пока она в последний раз проверяла документы, я стояла поодаль. Паспорт, таможенные декларации… Да, моя дочь была куда более опытной путешественницей, чем я.
Я не религиозна, но…
Хотя Сэм погиб в 1983-м, он навсегда остался с нами. С годами я только яснее осознавала, что любимые люди никогда нас не покидают. Они всегда рядом.
И если ты станешь буддийской монахиней и останешься на Шри-Ланке, я не потеряю тебя.
Мы стояли перед блестящими дверями. Пришла пора прощаться. Лидия поцеловала меня в щеку.
– Почему бы тебе как-нибудь меня не навестить? – спросила она.
В стране третьего мира, в монастыре, где всем заправляет монах, из-за которого я провела столько ночей без сна? И не будем забывать об отсутствии элементарных удобств, пиявках и крысах!
Психолог говорил, что я должна в первую очередь думать о своем здоровье. И я не собиралась с ним спорить.
К тому же Лидия знает, что я езжу только туда, где есть пушистые полотенца.
Наверное, она шутит.
– Ты знаешь, я не религиозна, но… – сказала я, целуя ее в ответ. – Я подумаю.
37
Откровение
Если не знаешь, как поступить, спроси кошку
Впервые я услышала о Шри-Ланке еще в начальной школе. Учительница развернула висевшую над доской старую карту и показала остров, похожий на слезу, упавшую с индийского побережья. Он был окрашен в обнадеживающий розовый цвет, как и почти весь мир (по крайней мере, самые важные части). Подобно моей родной стране, остров входил в состав великой Британской империи.
– Цейлон славится чаем и вот этим, – сказала учительница, продемонстрировав нам свое обручальное кольцо. Украшавший его синий камень назывался сапфиром.
Помню, я тогда еще возмутилась про себя. Нечестно, что драгоценные камни достались Цейлону! Что до чая, то в каждом из нас текло достаточно британской крови, чтобы мы знали – без него нам грозит неминуемая гибель. Но сапфиры! Новая Зеландия славилась только овцами и сыром…
До того как получить имя «Цейлон», остров назывался «Serendipity» – «Счастливое откровение». Это слово будто сошло со страниц волшебных сказок, на что указывали его арабские корни. Как ни странно, оно входит в десятку самых сложных для перевода понятий. Когда человек внезапно открывает для себя то, что не ожидал найти, это называют прозрением.
В моем представлении Шри-Ланка была полной противоположностью острову счастливых откровений. После того как это место похитило душу моей дочери – не говоря уже о войнах, цунами и бедности, – я стала думать о ней исключительно как о стране слез.
Телефон тихо пискнул. Пришло сообщение. Лидия писала, что на Шри-Ланке идет дождь. Я ответила, что в Саду Благодарности расцвели розы.
Целыми днями я занималась в основном тем, что помогала Катарине пережить последние школьные недели. Несчастный ребенок загрузил себя так, что в начале заключительной четверти у нее развился хронический тонзиллит. Никогда не видела, чтобы кому-то было так плохо от больного горла.
Каждый раз, стоило ей пойти на поправку, тонзиллит возвращался. Врач, осматривавшая Катарину, сказала, что за тридцать лет практики еще не сталкивалась с таким тяжелым случаем. Через какое-то время антибиотики перестали помогать, и одни инфекции принялись наслаиваться на другие. Сдав двенадцать анализов крови и сменив пятерых докторов, Катарина наконец попала к нужному специалисту. Он прописал ей стероиды, чтобы она могла сдать экзамены, и объяснил, что сразу после них нужно будет удалить миндалины.
У меня разрывалось сердце, когда я видела, как наша солнечная дочка день ото дня слабеет и выглядит все более несчастной. В начале года она надеялась получить баллы, достаточно высокие для поступления в медицинский колледж. Но, проболев столько времени, Катарина вынуждена была распрощаться со своей мечтой. К тому же, пообщавшись с толпой врачей, она начала сомневаться, что ей так уж нравятся люди в белых халатах. Их мышление показалось дочери чересчур узким и наукообразным. Они не видели человека в целом.
Отвозя Катарину в школу на очередной экзамен, я каждый раз ждала, что мне позвонят и скажут, что она упала в обморок. Но дочка продолжала преодолевать последний рубеж с завидным упорством.
Когда младшая хозяйка заболела, Джона превратился в настоящего супергероя и не отходил от нее ни на шаг. Если она готовилась к экзаменам, он сидел рядом с учебниками и внимал льющейся из колонок классической музыке. Будучи до глубины души преданным котом, Джона делал вид, что не имеет ничего против сюит для виолончели Иоганна Себастьяна Баха.
Когда Катарина приходила домой после экзаменов и без сил падала на кровать, еще не зная, сдала она или провалилась, кот запрыгивал на одеяло, утыкался носом ей в шею и утешал медовым мурчанием.
Тем временем у меня начинали ныть запястья от постоянного выжимания сока из апельсинов. Лезвия блендера затупились. В шкафчике в ванной закончились средства от головной боли.
Я день за днем твердила Катарине, что нельзя придавать такое значение оценкам за экзамен, ведь они всего лишь квадратик на лоскутном одеяле жизни. Если она сдаст хуже, чем рассчитывала, то всегда сможет поехать в кулинарную школу в Париже или заняться историей искусств во Флоренции. В ответ дочь слабо улыбалась и предлагала включить в список музыкальный театр.
Конечно… Что угодно, милая… Только поправляйся.
Когда экзамены наконец закончились, у нее даже не нашлось сил отметить это счастливое событие с друзьями.
– Хочу скорее избавиться от миндалин! – сипела Катарина.
Что вскоре и случилось. Сидя на больничной койке после операции, дочка бодро заверяла меня:
– Мам, все в порядке. Я чувствую себя прекрасно!
В ночь после возвращения из больницы нас разбудил Джона, который с громким мяуканьем носился по коридору. Когда мы вышли из комнаты, он блеснул глазами в темноте и поспешил на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки. Катарина лежала в кровати и плакала. Действие обезболивающих закончилось.
– Спасибо, малыш, – прошептала я, гладя Джону по шелковистой спине.
Кот смирно сидел на подушке возле Катарины, пока Филипп звонил в больницу и договаривался, чтобы дочери выписали лекарство посильнее. Джона моментально перестал быть дьявольским котом, превратившись в ангела-хранителя своей младшей хозяйки.
Через пару часов муж вернулся с обезболивающим. Мы тихо заглянули в комнату Катарины. Дочка спала, а кот лежал, свернувшись, возле нее.
Услышав, как открылась дверь, он поднял голову и посмотрел на нас, словно хотел сказать: «У меня все под контролем. Можете возвращаться в кровать».
– Ты по-прежнему хочешь отправить его на ферму? – подколола я Филиппа, когда мы, пошатываясь от усталости, ложились спать.
Муж покачал головой и обнял меня за плечи. Ему не нужно было ничего говорить. Джона стал лучшим утешителем нашей дочери. Несмотря на все, через что нам пришлось из-за него пройти – испорченные ковры, антидепрессанты, страсть к детскому манежу, ревность к Энни, несдержанность по отношению к шторам, – кот был частью нашей семьи.
На следующее утро от Лидии пришло новое сообщение. На Шри-Ланке все еще шел дождь. Насколько я знала, к этому времени она вполне могла произнести необходимые клятвы и стать полноправной монахиней, а ничего не значащими отчетами о погоде старалась уберечь мое психическое здоровье. Я процитировала «Newsweek», в котором говорилось, что медитация способствует развитию мозга. Лидия ничего не ответила. Наверное, медитировала.
Пока Катарина приходила в себя, незаметно пролетел декабрь. Пришли результаты экзаменов.
Дочь набрала столько баллов, что могла бы поступить прямиком в медицинский. Но, признаюсь, я вздохнула с облегчением, когда она выбрала естественные науки. Теперь у нее будет несколько лет, чтобы оглянуться и рассмотреть разные варианты.