Страница 25 из 77
– Вилки… – протянула я постоперационным голосом.
Поскольку я много лет успевала исправить бытовые неурядицы раньше, чем кто-то что-то замечал, на меня уставились три пары ничего не понимающих глаз. Материнский синдром… Когда он проявляется в первый раз? Наверное, в момент рождения, когда женщина впервые видит своего ребенка и чувствует себя богиней. Дарить жизнь суть последний акт творения. Неудивительно, что первой богиней была мать-Земля. Она пробуждает жизнь и помогает нам расти. Женщины передали религию мужчинам, чтобы им было чем заняться. Наша преданность рожденным нами созданиям, нашим детям, не знает границ. Я слышала, как восьмидесятилетняя дама тревожилась о своем шестидесятилетнем сыне так, будто он еще не вылез из пеленок.
Впрочем, эта практика порочна во многих отношениях. С одной стороны, мать становится курицей-наседкой. С другой – домашние стремительно деградируют во всем, что касается бытовых забот. Как только до них дошло, что я не вскочу и не побегу на кухню за вилками, Лидия поспешила сама принести приборы.
Материнство нередко превращает женщин в мучениц. Я была уверена, что слишком свободолюбива для этого. И все же долгие годы семейной жизни сделали из меня подобие собственной матери, чрезмерно услужливой и крайне обидчивой. Господи, да у нас рядом с холодильником висят три моих фартука! На одном из них даже вышиты слова «Отчаянный муж».
Диктаторам маленького острова под названием «домашнее хозяйство» не дают почетных наград. Может, рак груди станет для нашей семьи началом новой, свободной и демократичной эпохи. Кто знает, вдруг я научусь отступать и больше думать о собственном здоровье? Это пойдет на пользу нам всем.
Я не могла долго сидеть за столом – под ребра словно вонзался нож. Кровать и всепрощающая мягкость пледа из овчины сулили скорое облегчение.
Скоро выяснилось, что для того, чтобы приноровиться к новому режиму, мне потребуется немало терпения. Я не могла наклониться, чтобы поднять полотенце с пола. Или нагнуться и убрать крошки и лепестки, скопившиеся под увядающими букетами. Пришла пора развивать в себе избирательную слепоту, ведь прочие домашние легко ограничивали поле зрения собственным носом.
По словам Грега, справиться с припухлостью живота мог легкий массаж. Поскольку я до сих пор не владела руками в полной мере, мне приходилось обращаться за помощью к близким. Понятное дело, волонтеров было немного. Удивительно, но первой вызвалась Лидия. Дважды в день она укладывала меня на кушетку, а потом втирала масло мне в живот. Готовность ухаживать за моими неприглядными шрамами и полная преданность дочери трогали до глубины души. Между мной и матерью никогда не было такой близости. Лидия готовила еду, приносила чай и взяла на себя почти все обязанности по дому.
Но стоило мне спросить ее о времени, проведенном на Шри-Ланке, она отводила взгляд. Рассказы Лидии были очень расплывчатыми. Она много медитировала, иногда по двенадцать часов в день.
– Как тебе удавалось столько времени сидеть неподвижно? – удивлялась я.
– Ну, иногда я вставала и медитировала на ходу.
Еще были прогулки с монахом, благословения и церемонии.
Я по-прежнему не понимала, чем это место так очаровало мою дочь. Чем больше я настаивала, тем меньше она хотела говорить. И все же я была так рада, что Лидия вернулась домой, что легко примирилась с ее молчанием.
Когда я спросила, что произошло между ней и Нэдом, она отвернулась и сказала, что они расстались. Так, еще одна запретная тема.
Решив, что деньги на обратный билет Лидии дал ее отец, Стив (других вариантов просто не было), я отправила ему открытку, полную благодарностей. Да, у нас было немало разногласий, но очень приятно знать, что он понимает важность семьи для человека.
Вскоре после этого мне приснился монах со Шри-Ланки, он сидел на моей кровати и добродушно смеялся. Лысая голова мягко поблескивала, бордовые одежды ниспадали плавными волнами – он выглядел таким дружелюбным, что вся моя враждебность куда-то испарилась. Я хотела поблагодарить монаха за церемонию в пещере, но, когда проснулась, его уже не было.
Второй гость из далекого мира за два месяца… Может, не за горами тот день, когда я начну в беспамятстве бродить по улицам и разговаривать сама с собой? Должно же быть объяснение этим снам. Мамино явление на оздоровительном курорте можно списать на острую кофеиновую недостаточность. А монаха – на похмелье после больничных лекарств.
Стив не ответил на открытку, впрочем, наши отношения этого и не предполагали.
Врачи запретили мне пылесосить, поднимать что-либо тяжелее одного килограмма, водить машину и наклоняться. Привыкнуть к такому режиму было непросто!
– Прекрати, тебе же нельзя! – воскликнула Лидия, когда я попыталась поднять с пола конверт. В ее голосе прорезались материнские интонации. Баланс сил сместился.
Больным не зря желают терпения. В первые дни после операции выздоровление шло полным ходом. Накануне я еще лежала пластом, опутанная проводами и трубками, а на следующий день уже могла доковылять до туалета. Но после выписки процесс замедлился. Иногда меня даже отбрасывало назад, например после ужина у Роба и Шантель. Я забыла надеть послеоперационный бандаж, который удерживал мой истерзанный живот. Нет, вечер прошел замечательно, а вот на следующий день меня скрутило. А однажды я несколько часов подряд смотрела с Катариной «Доктора Кто» и прижимала к животу бутылку с горячей водой. У меня совершенно вылетело из головы, что к нему не до конца вернулась чувствительность. В результате живот покраснел, а к утру вообще покрылся пузырями.
Правда, бывали дни, когда я чувствовала себя гораздо лучше. Помню один из них – я попросила Лидию остановиться у аптеки и купить восковые полоски для эпиляции. Как будто мне не хватало неприятных ощущений!
А потом приехала Мэри. Темные кудряшки с годами посветлели, а регулярные походы в салон красоты укротили их непослушный характер. Мэри всю жизнь прожила в городе, где мы родились, и внешне казалась достаточно консервативной, будучи при этом человеком очень широких взглядов. У них с мужем было трое детей, сестра по-прежнему работала замещающим учителем в начальной школе. Ее ученики становились полицейскими и грабителями, оперными певцами и фармацевтами. Мэри трудно было чем-то удивить.
Некоторые люди с годами сдают, причем не только в физическом плане. Разочарование и неудачи пропитывают их насквозь, отравляя сердце и душу. Но Мэри принадлежит к числу редких созданий, которые со временем только хорошеют, причем без каких-либо усилий с их стороны. Ее ореховые глаза, как и раньше, лучились добротой. После столкновения с раком груди она признала, что жизнь пусть и несовершенна, но от этого не менее прекрасна. Я видела, как Мэри радовалась солнечным бликам на воде и аромату гортензии. Она научилась жить.
В отличие от меня и нашего брата Джима, сестра всегда была тихоней. Можно подумать, что сдержанный человек в шумном семействе будет чувствовать себя неуютно, но вышло совсем наоборот. Когда Мэри спокойным голосом высказывала собственное взвешенное мнение, мы к нему непременно прислушивались. И прислушиваемся до сих пор.
Стоило ей меня обнять, как я снова почувствовала себя младшей сестрой. Теперь, когда старшая рядом, никто меня не обидит. От Мэри пахло домом.
Ее присутствие само по себе стало лекарством. Со стороны мы казались двумя великовозрастными матронами, неспешно листающими фотоальбомы и выпивающими бесчисленные чашки чая. Но на самом деле мы с ней снова стали маленькими девочками, которыми были всегда: Мэри – мудрой и тактичной, а я – той, кто вечно хотел заслужить ее одобрение.
Каждый день я гуляла по кварталу, стараясь пройти чуть дальше. Перед ступеньками мне всякий раз казалось, будто мои шрамы вопят тонким голосом: «Не-е-ет!» Однажды, завершая пятисотметровый марафон, я столкнулась с Патрицией, которая жила на одной с нами улице. Когда мы только переехали, она пришла нас поприветствовать и сразу сказала, что считает себя человеком не слишком общительным, поэтому приглашение на чай ей удовольствия не доставит. Уважая жизненную позицию Патриции, я старалась пересекаться с ней как можно реже. Но у судьбы специфическое чувство юмора: мы постоянно сталкивались – то в супермаркете, то на перекрестке перед светофором. Понимая, что нам никуда не деться от очередного неловкого разговора, я спросила Патрицию, как у нее дела. Не очень, ответила она. Женские проблемы.