Сочинения

1 В Предисловии ко второй книге своей Истории философских систем (Спб., 1819) Галич сообщает: «Склонясь на требование многих почтенных читателей разного звания, я доставил в особом прибавлении по крайней Мере (найденный у Таннера) ключ к Шеллинговой системе в первоначаль-н°м ее виде» (IV).

2 Никитенко в статье о Галиче пишет: «Неизвестно, кто был здесь [в гтингене] непосредственным руководителем Галича» (С. 10). Но в том

же 1810 г., когда Галич переехал из Гельмштедта в Геттинген, Шульце ыл переведен соответствующим же образом — не за ним ли и последо-ал Галич? Мейнерс умер в этом же 1810 г., а Федер был уже в Ганнове-Ре- След < овательно >, остаются все-таки Шульце и Бутервек. Знакомство Галича с шеллингианством было, по всей вероятности, исключи-льно литературным. К Шульце Галич отправился, по-видимому, по Жазанию Лодия (см. ниже).

можно было предъявить. По сравнению с собственной Историей философии он не двинулся вперед, а скорее оказался отброшенным назад. И в Истории философии он только компилятор, но все же в этой книге чувствуется жизнь, внутренний интерес к излагаемому. Последующие его произведения вплоть до Картины человека — сухие и безжизненные, формальные конспекты, скомпилированные без интереса и без напряжения мысли.

Опыт науки изящного. — Спб., 1825.— Черты умозрительной философии, выбранные из В-б-ра, Кл-на, Т-н-ра и др. и изданные Л. С-ым. — Спб., 1829.— Логика, выбранная из Клейна.—Спб., 1831.— Теория красноречия для всех родов прозаических сочинений, извлеченная из немецкой библиотеки словесных наук.—Спб., 1830.— Картина человека, опыт наставительного чтения о предметах самопознания для всех образованных людей.—Спб., 1834.

Обо всех этих трудах Галича можно сказать то, что говорил рецензент «Телескопа» (1831, окт.— № 20) о его Логике: Логика Клейна, представленная на русском языке, в сокращенном извлечении, известным нашим мыслителем г. Галичем, принадлежит к школе Шеллинговой. Но г. Галич исключил из нее все, что ознаменовано печатаю трансцендентального тождествословия. В ней остались одни только голые понятия и положения, составляющие обыкновенный скарб логики, без всякой особой отметки и штемпеля; так что, кроме некоторого изменения в плане и пополнения в подробностях, едва можно приметить различие между ней и логикой Карпе или Якоби [?]. Следовательно, явление ее — небогатая находка для нашей философской литературы!» (С. 551—552). Картина человека составлена лучше и местами написана не без пафоса, но считать ее трудом оригинальным, как у нас до сих пор принято, можно только по недоразумению. В основу книги положен Свабедиссен, причем первая треть есть просто сокращенный перевод из него, с перестановкою параграфов в двух-трех местах и со вставкою риторических орнаментов. Затем идет более вольное изложение с привлечением других, в предисловии названных авторов, и лишь в описании отдельных душевных состояний Галич более самостоятелен и опирается не только на немецкие книжки, но и на собственную житейскую наблюдательность.

Книга Свабедиссена, которую я имею в виду: Suabedissen. Die Grund-zuge der Lehre von dem Menschen.—Marb.; Cassel., 1829. Примеры риторических узоров на переводе из этой книги: «Вот те Серафимы Жуковского, Которых тьмы кипят В Пылающей пустыне» (это —об инфузориях!) (53); «помазанника природы» вводит «Дух планетный» (вместо «человека» у Свабедиссена) (56); история Солнечной системы включается в историю мироздания, «в коем человек теряется, как капля в океане» (61); и т. п. Серьезное изложение немца этим только портится, и, кажется, Галич сделал бы лучше, если бы без претензий просто перевел Свабедиссена целиком, как то сделал Сидонский с прекрасною книгой Шульце (Психическая Антропология или опытное учение о жизни человека по духовной его стороне.— Вып. I.— Спб., 1834; Вып. II [с некоторыми дополнениями переводчика]. —1836).—Я. И. Колубовский (С. 535) сообщает, что Галич был «гораздо умереннее» Велланского и что в своей Картине человека он «дал опыт философской антропологии, стоящей на уровне науки того времени». Еще бы, особенно если вычеркнуть самобытное красноречие...

Кстати отметить, что Велланский был первым рецензентом Галича. Он признал его знания, любовь и способности к философии, но жестоко порицал его манеру изложения: «Поэтический дух свойствен философии по одинаковой сущности поэзии с философией; но ежели сию представить в комическом виде, то она покажется всякому смешною» (Никитенко <А. В.> А. И. Галич...—С. 16). Академия наук в присуждении Демидовской премии Галичу за Картину человека (на основании рецензии комиссара университета проф. Фишера) также отмечает его невыдержанный «слог» и «какой-то причудливый тон», который «несовместен с целию и достоинством подобного сочинения» (см.: ЖМНП.— 1836.-Июль.-С. 103).

Были ли какие-нибудь определенные философские воззрения у самого Галича? По-видимому, с легкой руки Никитенко у нас приписывают Галичу «самостоятельность» мысли, в частности по отношению к Шеллингу и в особенности сравнительно с Велланским. Однако на чем же это основывается? Даже в Истории философии Галич не решился сам излагать Шеллинга и изобразил его «по Таннеру». И далее, не в том ли его самостоятельность, что он компилирует не Шеллинга, а шеллингианцев? Как отмечено, у русских философов есть склонность следовать разным Клейнам, а великие их как будто обжигают... Случай, что Галич прямо высказал свои взгляды,—его Представление в Конференцию Педагогического института по поводу его экзамена (1812 г.)1. Философия, говорит °н, объемлет цельность познаваемых вещей вообще. В главе их стоит существо отрешенное (абсолютное) и бесконечное; Двеформы — дух и натура. Философия, начинаясь аб-

1 Приведено в Приложении к ст. Никитенка.

солютным, сопровождает его двойственное откровение в духе и природе и замыкается в организующей своей методе, как дух и натура замыкаются в органическом мире. Первый момент дает философию религии, второй — философию духа (или идеальную, или трансцендентальную), третий — философию естественную (физику), четвертый — орган наук, математическую философию. «Отсюда происходит значительность числа 4, ясно, всеобщей схемы вещей». Так как жизнь вещей есть история, то изложение философии— историческое, не доказывающее, а построяющее. Ее особенность — не доказательность, а вразумительность; ее судья — устанавливающий безусловное разум, орудия коего — идеи; опыт может оправдывать и поверять, но не решать. Первая идея, дающая философию религии, и последняя, дающая математическую философию,—просты и цельны, как и их предметы: Бог и мир. Две средние идеи допускают обработку отвлеченную и наглядную. Идеальная философия in concreto есть всемирная история; естественная философия in concreto — естественная история. Философия, как такая, представляет себе обыкновенно внутреннее, но судьба внутреннего — стать в конце концов наружным. Идеальная философия, поэтому, с всемирной историей человечества, а естественная философия— с историей естественной. Соединение их и дает живое познание.

Все это очень интересно, и как жаль, что эти мысли остались без развития. Но не потому ли, что они не были собственными мыслями Галича? Тетрада — обща многим мыслителям, последователям Шеллинга или самостоятельно близким ему, как позже она развивалась и некоторыми гегельянцами. Но, если я не ошибаюсь, схема Галича ставит его в ближайшую зависимость от Вагнера (Jo-ha

1 А потому и скептическим! Пожалуй, наиболее яркое из его произведений этого рода было переведено на рус. яз. в 1835 г.: О Истине. Соч. И. X. А. Гейнрота. Напечатано иждивением Князя А. Б. Голицына. Пер. с нем. А. Накропин.—Спб., < 1835 >.