Четыре королевы

И в XVI веке ситуация была не лучше — судя по воспоминаниям путешественника, который поднялся на тот же перевал в ноябре:

«Подъем грозил нам гибелью… из-за снега, хотя у меня был добрый крепкий конь и крепкий человек держал меня за одежду, боясь, как бы мой конь не упал… без него я поддался бы сильному страху, поскольку двигался по очень узкому уступу, край которого обрывался круто вниз и был высотою, пожалуй, с три колокольни в Дуэ, а то и больше. Когда мы прошли по горе примерно лигу [около 4 км [вверх, там увидели дом, где отдохнули, а дальше я спешился и повел коня под уздцы, боясь, как бы он не свалился в какую-нибудь пропасть… ведь тропа имеет в ширину едва три фута, когда ее засыпает снег, а снег там плотный, глубокий, и если лошадь провалится, то никогда уже не выберется… Притом ветер дул так сильно, что мне казалось, мы вот-вот пропадем; снег летел в лицо, слепил меня, и я едва мог двигаться против ветра».

Осень 1265 года выдалась мягкая; графу и графине Прованса снова повезло. «В год, когда они [войско Карла] пришли, случилось великое чудо, ибо не было ни холодов, ни заморозков, ни льда, ни снега, ни даже дождя и распутицы, так что дороги были в отличном состоянии, прочны и проходимы, словно в мае», — писал Салимбене. Однако как бы ни была мягка погода в центральной и южной Италии, на высотах Альп в ноябре наверняка были и снег, и лед, и холод, и только упорство и решимость помогли Беатрис их преодолеть.

Армии потребовалось шесть недель, чтобы добраться до Рима. «Так вышло, что только в начале месяца декабря, в указанный год 1265, прибыли они… и когда явились в город Рим, граф Карл весьма обрадовался и встретил их с величайшим удовольствием и почетом», — писал Виллани. Как только Беатрис присоединилась к Карлу, начали готовиться к коронации.

Новые король и королева Сицилии короновались 6 января 1266 года в церкви св. Петра в Риме. К этому времени папа был уже новый, Климент IV (Манфред пережил двух понтификов подряд). Но Климент, как и его предшественник, был слишком робок, чтобы рискнуть явиться в Рим, поэтому он прислал пятерых кардиналов, чтобы те провели церемонии вместо него. Виллани рассказывает, что Карл и его дама короновались с «великими почестями», то есть со всеми полагающимися церемониями. Беатрис наверняка надела венец, украшенный самоцветами, и платье из золотой парчи, подбитое горностаем. Музыка, танцы и большой пир полагались непременно; присутствие армии наверняка обеспечило достаточное количество гостей. Учтивость требовала, чтобы праздники длились два-три дня. Хотя Карл был известен скупостью, по этому случаю он вряд ли стал скряжничать: мать, Бланка, давно внушила ему, что чем пышнее празднество, тем более законно событие в глазах света. А Карл, которому еще предстояло победить Манфреда, чтобы взойти на престол, нуждался в любых способах придать себе вес.

Для Беатрис коронация представляла собой завершение длительной и трудной борьбы за то, чтобы ее зауважали сестры, уже добившиеся высот успеха. Ирония судьбы заключалась в том, что корона принесла ей не превосходство, а равенство; Беатрис не обогнала старших, а лишь догнала их. Но, наверно, равенство было самоцелью в семье, которая насчитывала теперь четырех королев.

Как только праздники завершились, Карл вывел свое воинство из Рима и отправился искать Манфреда. На то, чтобы нанести врагу решающий удар, у него оставался всего месяц; после этого у него должны были закончиться деньги, и войско разошлось бы кто куда. Манфред попытался что-то выторговать, прислал посланцев, над елейных полномочиями — сделать уступки в целях перемирия, но Карл отклонил их: «Я не хочу ничего, кроме битвы, — сказал он, — и пусть в этой битве либо он убьет меня, либо я его». Беатрис осталась в Риме с небольшим гарнизоном для обороны города, почти так же, как Маргарита однажды осталась охранять Дамьетту для своего супруга.

Манфред поспешно разослал приказ свои войскам — прийти в Капую, чтобы отбросить захватчиков. Но большая часть его людей находилась к северу и востоку от Рима, под командованием его племянника, и Манфред не мог знать, когда они прибудут. Поначалу его стратегия заключалась в том, чтобы стоять и отбиваться от противника, пока не подойдут подкрепления, однако армия Карла двигалась быстро и неумолимо на юг, и подданные Манфреда, не осведомленные о его планах, полагая, что он их бросил, легко сдавались. Замок за замком попадали в руки французов.

К 10 февраля 1266 года Карл был уже в Кассино. Зная, что враг засел в Капуе, предводитель французской армии быстро проник вглубь территории до Беневенто с намерением изолировать Манфреда от возможных помощников и захватить его врасплох, напав с востока. С помощью лазутчиков Манфред узнал о перемещениях Карла — и, понимая, что его легко смогут окружить, тоже выступил на Беневенто в надежде, что успеет захватить город и устроить сюрприз Карлу.

И ему это удалось. Беневенто располагается у подножия горы, а Карл, у которого была на исходе провизия, повел войска по прямой вверх и потом вниз, по сильно пересеченной местности, чтобы сэкономить продовольствие. Его люди устали и были голодны, «ибо за день до того, как они прибыли [в Беневенто], из-за недостатка провизии многие вынуждены были питаться одной капустой, а их лошадям скормили кочерыжки, и не было ни хлеба людям, ни зерна лошадям; и денег больше не осталось», — сообщает Виллани.

Преодолев с большим трудом спуск по перевалу среди скал, французы отнюдь не обрадовались, завидев вокруг Беневенто впечатляющую армию Манфреда, удобно устроившуюся за рекой, которая разлилась от талых вод и образовала естественную преграду. В этой позиции враг был практически неуязвим. Если бы Манфред решил держаться за рекой, Кар. ι.ι ждало сокрушительное поражение, «ибо, если б он [Манфред] промедлил день или два, король Карл и его воинство погибли бы либо попали в плен, не нанеся ни единого удара мечом, из-за отсутствия провизии для них и корма для лошадей».

Но Манфред не стал ждать. Он видел, что французские солдаты устали и приуныли, и потому решил нанести удар сразу. Кроме того, у него имелось новое орудие — отряд в 1200 немцев-наемников, очень рослых парней на очень больших лошадях. У них имелись тяжелые доспехи, конструктивно превосходящие прочих, а также репутация непобедимости — это были своего рода конные танки. Манфред расположил немцев позади своих искусных сарацинских лучников; за германцами стояла оплаченная им итальянская кавалерия, которую считали менее качественной. Сам он держался в арьергарде с резервом — около тысячи сицилийских рыцарей, которых намеревался пустить в ход напоследок, чтобы окончательно деморализовать французов.

Карл увидел, что враг переходит реку, когда еще не все его войска спустились с горы, и наспех выстроил их тремя группами, чтобы ответить на вызов. Против сарацинских лучников Манфреда у французов имелись арбалетчики; против грозных германцев Карл поставил около девятисот рыцарей и оруженосцев из Прованса, а сам взял командование над третьей линией, конными рыцарями и пехотинцами из Франции. Фламандских наемников оставили в резерве.

Битва началась. Французы понесли большие потери. «Завязалась жестокая битва между первыми двумя отрядами немцев и французов, и напор немцев был так силен, что они едва не уничтожили французский отряд, и заставили их отступить, и заняли поле боя», — писал Виллани. Карл, видя, что вторая линия заколебалась и рассыпается, бросился вперед со своими провансальцами и фламандцами, ничего не оставив в резерве. «Посему битва была трудной и яростной, и длилась долго, а узнать, кто одерживает верх, никто не мог, ибо германцы, отважные и могучие, все сметали своими мечами и нанесли огромный ущерб французам».

А между тем у Карла также было тайное оружие, о котором он, впрочем, и не подозревал: сила тяжести. Из-за нетерпеливости Манфреда тяжелой германской коннице пришлось атаковать французов вверх по склону. Это сильно утомило их лошадей. Кроме того, их доспехи, совершенно непробиваемые спереди, имели дефект, не учтенный изготовителем: подмышки оставались незащищенными. Всякий раз, когда германский наемник поднимал руку, чтобы поразить мечом противника, эта часть тела открывалась. Какой-то сообразительный французский рыцарь заметил это и стал призывать своих товарищей: «Кинжалы! Беритесь за кинжалы!». «Итак они и сделали, и таким путем сильно потеснили германцев, многих повергли, и вскоре те бросились бежать» [114].

114

Эта битва описана много лет спустя после события, при том по-латыни, монахом, то есть не специалистом в военном деле. Поэтому в переводном виде описание представляется отчасти загадочным. Тяжелый пластинчатый доспех, который так популярен у авторов фильмов на средневековую тематику, только-только входил в употребление, его изображения на миниатюрах и могильных плитах рыцарей того времени отсутствуют. Защитный доспех того времени состоял из длинной кольчуги, дополняемой кольчужными же чулками, рукавицами, а также канюшоном-хаубергом, поверх которого надевали шлем. Кольчуга надевалась поверх кожаного или стеганого «поддоспешника», напоминающего куртку с узкими рукавами. Чтобы защитить дополнительно руки до локтя, ноги до колеи, иногда также плечи и локти, поверх кольчуги надевались металлические щитки, изогнутые по форме тела и закрепленные ремнями. Однако подмышка оставалась почти незащищенной при любой конструкции доспеха — иначе воины не могли бы свободно двигать рукой. В условиях боевого взаимодействия, когда удары сыпались со всех сторон, а копи не стояли спокойно на месте, попасть мечом в эту точку быстро движущемуся человеку, разумеется, было очень затруднительно — даже одному человеку, не говоря уж о целом отряде опытных бойцов. Ну а чтобы, действуя кинжалом, нанести смертельную рану в подмышку, требовалось приблизиться на копе к врагу вплотную, обхватить его одной рукой и нанести прицельный удар другой, протыкая кольчуг или плотную ткань (кожу)… Поэтому можно предположить, что французские пехотинцы, атаковавшие вперемешку с конницей, орудовали не кинжалами, а длинномерным оружием типа алебард (с широким обоюдоострым лезвием наподобие кинжала). Таким оружием можно было наносить удары по ногам, лишая противников равновесия, чтобы те падали наземь. А поскольку подняться в тяжелом доспехе на ноги или избавиться от него самостоятельно трудно, человека уже было намного проще зарубить мечом или при желании заколоть в подмышку. (Прим. перев.).