Четыре королевы

Что касается замков Генриха и Элеоноры, похоже, что короне Англии все это тоже надоело; они без особых пререканий согласились признать право собственности за Карлом при условии возврата четырех тысяч марок. Четыре тысячи марок были пустяком для человека, который только что положил в карман 160 000 ливров, потому Карл уплатил быстро. В январе 1257 года в присутствии Людовика Карл и Беатрис Савойская поклялись, пункт за пунктом, соблюдать договор. На это ушло десять лет — но Карл Анжуйский и Беатрис Прованская наконец-то взяли в свои руки наследие Беатрис Савойской.

Соглашение, подписанное матерью, ущемляло интересы Маргариты в Провансе, но королева Франции не сломилась. Наоборот, она удвоила усилия, чтобы реализовать свои претензии на графство. Уже на следующий год она воспользовалась обручением ее второго сына Филиппа с дочерью короля Арагона, чтобы вновь поднять вопрос о несправедливости отцовского завещания перед кузеном, королем Хайме I Арагонским. После нескольких бесед тот милостиво согласился передать свои права на Прованс новоявленной свекрови своей дочери. Соглашение заключалось непосредственно от имени Маргариты, хотя Людовик, несомненно, был о нем осведомлен. Это означало, что если Беатрис умрет бездетной, Прованс законным образом перейдет к Маргарите. Не бог весть что, но для начала сошло; так или иначе, взаимопонимание с королем Арагона указывает, что вопрос, по мнению Маргариты, еще отнюдь не был закрыт.

У Беатрис к этому времени было шестеро детей, в том числе два сына, Филипп и Робер, помимо малютки Карла, в качестве дополнительного обеспечения рода. И все же они с Карлом хорошо понимали, что сбрасывать со счетов намерения Маргариты не стоит. Королева Франции была могущественной противницей.

Теперь, когда Беатрис Савойская больше им не препятствовала, было бы логично возвратиться в Прованс и укрепить свою власть, что Карл с Беатрис и сделали. Они проводили большую часть времени в Экс-ан-Провансе, который Карл сделал административной столицей графства, и в крепости Тараскон. Главным занятием графа и графини стало активное подавление восстания, которое готовилось графиней-матерью с тех пор, как они возвратились из Святой Земли в 1251 году. Подход Карла заключался в том, что он распускал традиционные местные городские советы, увольнял чиновников и замещал их своими людьми. В нескольких случаях советы он оставил — но постановил, что их членов будут выбирать его бальи, а не население городов, как было заведено в прошлом.

Чтобы быть уверенным, что новые писцы и судьи останутся верными ему, Карл старался назначать на эти посты посторонних лиц, особенно духовных, из северной и западной Франции. Обычно такая политика приводила к беспорядку в делах, но Карл и Беатрис воспользовались плодами великолепной системы управления, которую унаследовали от графа Раймонда-Беренгера V. Пошлины и налоги собирались с удивительной эффективностью; система пережила даже потерю своего первоначального создателя Ромео де Вильнёва, когда Карл прогнал также и его.

После капитуляции Беатрис Савойской режим Карла становился с каждым годом все авторитарнее. Графа Прованского отличала жесткость, быстрота и резкость суждений. Миновали вольготные веселые дни, когда трубадуры наводняли двор Раймонда-Беренгера V — «в жонглерах, менестрелях или шутах он [Карл] никогда не находил удовольствия», — сообщает Виллани. Граф воспринимал любое сомнение в своем авторитете как акт измены и поступал соответственно. Он изгнал двух видных баронов за то, что те поддерживали мятежников, и конфисковал их имущество. Вечную проблему представляла коммуна Марселя, привыкшая к независимости. На протяжении 1250-х годов этот город неохотно признал сюзеренитет Карла и часто ссорился с его ставленниками. Чтобы избавиться от проблемы раз и навсегда, граф Прованский в 1263 году арестовал, отдал под суд и казнил двенадцать ведущих граждан этого важнейшего порта.

Упор на централизацию был выгоден графу в военном, политическом и денежном отношении. Он мог теперь выжать все, что можно, из солевой монополии Прованса, и поощрять такие отрасли ремесла, которые в будущем могли оказаться наиболее полезными — например, кораблестроение. С 1252 по 1256 год специально отобранная графом Прованским бригада законоведов, счетоводов и чиновников, возглавляемая казначеем Карла, объездила его домен вплоть до самых глухих уголков с целью вычислить все мыслимые источники дохода, или права собственности, или вассальные обязательства, которые когда бы то ни было причитались каким бы то ни было графам за всю долгую историю провинции. В результате он получил дополнительные налоги, пошлины и военную помощь.

Так постепенно Прованс приобретал ту унифицированную политико-экономическую систему, которая отвечала нуждам и желаниям его требовательного повелителя. В итоге Карл заслужил одобрение за то, что обеспечил Прованс таким уровнем защиты и безопасности, какого не помнили со времен Карла Великого. Частично это получилось благодаря политике Карла, но граф также в немалой степени воспользовался изменением общего политического климата в регионе. Раймонд-Беренгер V на протяжении всех лет своего правления вынужден был считаться с враждебными намерениями могущественного соседа, Раймонда VII Тулузского. Однако к тому моменту, когда Карл принял власть, этот враг уже умер. Соседом графа Анжуйского в Тулузе был теперь его брат Альфонс.

Что касается Беатрис, то новая, почтительная атмосфера в Провансе вполне подходила ей по характеру. Подданные обращались с нею как с высокородной госпожой, особенно усердствовали льстецы-функционеры, окружавшие Карла и всегда роившиеся в замке. За исключением самого старшего сына Карла, который рос хромоногим, все дети ее были здоровы, и плодовитость ее никто не ставил под сомнение: с 1250 по 1261 год она рожала каждые два года. Супруг, который понимал, что законность его положения в графстве зависит от благосклонности жены, старался поддерживать с нею хорошие отношения, брал ее с собой, когда куда-нибудь ехал, и одаривал дорогими нарядами и драгоценностями. К Рождеству 1259 года Беатрис успела привыкнуть к поклонению и была о себе не менее высокого мнения, чем Карл — о себе. Это не прошло незамеченным ее сестрой Маргаритой.

На Рождество 1259 года в Париже еще раз собрался весь цвет провансальской партии. Генрих и Элеонора пересекли Ла-Манш, чтобы подписать официальный мирный договор с Людовиком. Этот договор, начало которому было положено на семейном съезде за пять лет до того, явился историческим событием. Впервые Генрих III публично отказался от претензий Англии на земли, завоеванные его гораздо более способным дедом Генрихом II, в обмен на денежную компенсацию. Он сохранил за собой Гасконь — но только как фьеф короны Франции. Потому среди прочих церемоний планировалось и принесение Генрихом оммажа Людовику. Обряд заключался в том, что вассал должен был опуститься на одно колено перед сюзереном, в данном случае королем Франции, и вложить свои сложенные как для молитвы руки в его ладони. Выглядело это зрелищно, и многие пришли поприсутствовать. Король и королева Англии все еще были популярны в Париже. Еще свежа была память о щедрости Генриха во время предыдущего визита, и горожане валом валили на улицы, чтобы поглазеть и покричать что-нибудь приветственное.

Ричард к этому времени уже вернулся в Англию из первого турне по Германии, но на праздники не поехал. Генрих не мог теперь назначить брата, ставшего самостоятельным правителем другой страны, на пост регента, но дипломатические способности короля римлян были нужны в Англии, чтобы держать в узде баронов, пока сюзерен отсутствовал.

Но Санча, возможно, снова поехала одна, чтобы побыть с матерью и сестрами — в последний раз.

Таким образом, у Маргариты появилась возможность прилюдно начать новое наступление против сестры Беатрис, продолжить свою личную войну за Прованс. На официальном банкете после церемонии она усадила графиню Прованскую за нижним столом, сославшись на то, что по протоколу Беатрис должна была сидеть не на высоком помосте, а отдельно от всей семьи, поскольку только она из всех сестер не являлась королевой.