Страница 30 из 40
Иной раз скульптор стремится подчеркнуть единство изображения и архитектуры здания, и тогда скульптура буквально выступала из блоков строения, а не сливалась с ним. Львиные ворота в Богазкёе прекрасно отделаны только с фасада и совсем не обработаны с боков. То же самое можно сказать о сфинксах-хранителях Аладжи, где на боковых поверхностях каменных блоков были изображения совсем другого рода. Однако, пожалуй, самый поразительный пример этой техники представляет собой «бог-меч» из помещения В в Язылыкая. Хотя символическое значение этого изображения и не совсем ясно, однако оно сразу же производит на зрителя впечатление силы и могущества.
Впрочем, некоторые хеттские скульптуры исполнены другой техникой. Привратные сфинксы из Богазкёя в отличие от своих аналогов в Аладже высечены таким образом, что их можно созерцать не только спереди, но и с боков; то же самое относится к великолепной скульптуре льва, хватающего теленка, из той же Аладжи.
Все они, как правило, представляют собой рельефы, но имеются и некоторые исключения. Например, голова фигуры на Царских воротах в Богазкёе изваяна почти в три четверти и выступает из каменной плиты. И еще одна, по-видимому, так и не оконченная фигура на склоне холма в Фассиларе настолько рельефна, что ее можно считать почти полной скульптурой.
В самой технике хеттского рельефа различаются два стиля. Одни изображения почти совершенно плоские и обозначены лишь контурами, иногда они настолько условно передают фигуры, что кажутся незаконченными. Другие же рельефы (особенно в самой столице и вблизи нее) намного глубже и пластичнее. На них больше внимания уделялось мускулатуре, деталям одеяний и т. п. Причину этого приписывали влиянию хурритских, а возможно, и вавилонских мастеров, однако сохранилось довольно мало месопотамских рельефов, которые можно было бы сравнить с хеттскими, и не исключено, что эти отличия объясняются местной иконографической традицией.
Хеттское искусство было в своей основе натуралистическим — во всяком случае, в изображении людей, животных и отдельных предметов. Однако это вовсе не означает, что хетты-художники стремились создавать настоящие портреты отдельных личностей или воспроизводить истинные бытовые сцены. Искусство их было скорее «идеалистическим» и «умозрительным», т. е. художник изображал не то, что видел, а то, что считал наиболее подходящим и понятным для данной ситуации, т. е. изображал ее общепринятую «сущность». Так, в традиционной мужской фигуре голова всегда изображалась в профиль, плечи и грудь — анфас, а ступни ног — опять же в профиль. И эти «смешанные» изображения вовсе не говорят о невежестве хеттских художников. Они представляют собой по понятиям хеттского искусства (да и вообще искусства всего Ближнего Востока) основные элементы идеального изображения «мужественности».
Не делалось никаких попыток создать фон или связать рельефы с общим архитектурным комплексом — создавались только фигуры на голой плите. Главная задача художника была не воспроизводить реальность, а вызывать соответствующее чувство.
Многие рельефы не отличаются техническим совершенством, однако умелое условное расположение фигур придавало всему изображению художественную ценность. Во-первых, они как бы упорно и неумолимо шли вперед, и это создавало впечатление движения и силы. А во-вторых, что самое главное, — это давало возможность варьировать композиции, либо создавая непрерывную процессию, как на фризах, либо сводя эти фигуры лицом к лицу. Обе техники использовались на рельефах в Гявуркале, однако наиболее изысканные их образцы найдены в помещении А в Язылыкая. Здесь великолепно передано чувство ожидания встречи двух колонн воинов, которые должны соединиться на главной стене.
Как правило, фигуры не пересекаются друг с другом, и в хеттских рельефах нет даже попыток передать трехмерное изображение, но на некоторых отчетливо показано движение процессий воинов или богов. Композиция центральных фигур более сложная: божества, возглавляющие обе процессии, встречаются. Эффект этой сцены усилен столкновением быков, которые видны позади ног обоих богов. Таким образом, необычный элемент глубины изображения достигается, как уже было отмечено, за счет теологической точности: в хеттской религии быки, как правило, являются спутниками богов, а не богинь.
Однако самая интересная композиция хеттских настенных изображений была найдена в помещении В. Она, как обычно, имеет традиционное построение, но здесь две фигуры — царя Тудхалии IV и его личного бога-покровителя Шаррумы — не только не противопоставлены, а объединены таким образом, что образуют художественно сильное и убедительное целое. В этом случае бог стоит рядом с царем и масштаб фигур выдержан таким образом, что бог, вместо того чтобы держать в поднятой левой руке свое традиционное оружие, крепко держит правую руку царя, голова которого прячется под мышкой божества.
Вся композиция тщательно продумана, имеет треугольную форму, однако искусно смягченную округлыми линиями, так что даже выступающая правая рука божества, длинное одеяние царя, волочащийся Lituus (латинское название загнутого авгурского жезла (авгур — жрец-птицегадатель), этим термином иногда называют жезл хеттского царя, напоминающий авгурокий), высокий островерхий головной убор и даже эфес меча в форме полумесяца — все учтено и объединено в высокохудожественное произведение.
Высказывалось предположение, что идея этой композиции не могла принадлежать местному художнику из Язылыкая, ибо аналогичные изображения царя с божеством-защитником появились на печатях во времена Муваталли. Но в любом случае наскальное изображение в Язылыкая представляет собой, пожалуй, самый лучший образец таких композиций.
Рельефы, о которых мы до сих пор говорили, были связаны с религиозными культами и целиком зависели от ритуальных традиций, остальные изображали светскую жизнь и подчинялись иным правилам. В этом можно убедиться на примере сфинксов по обеим сторонам крепостных ворот в Аладже. Одни рельефы чисто «профессиональны», т. е. связаны с религиозными культами, на других изображены музыканты, «акробаты», а также сцены охоты. Связь между этими двумя типами изображений не совсем ясна, но не исключено, что зритель должен был видеть их одновременно. В основном цирковые сцены представляют собой довольно неловкие попытки отойти от ритуальных изображений. В некоторых изображениях (например, «глотателя меча» или «человека с собакой») эти попытки почти достигают успеха, но в остальных видна полная беспомощность скульптора.
Традиционное изображение фигур делает практически невозможным убедительно передать игру на арфе или подъем по лестнице. Только когда скульптор обращается к животным, его изображения становятся более правдивыми. В сценах охоты смелый натурализм и изящный рисунок основных изображений сочетаются с символическими образами, такими, как рога, клыки и гривы. Иногда декоративные элементы включают растительный орнамент, а на заднем плане появляется изобилие всякой формализованной «растительности». Во многих отношениях подобная комбинация скорее напоминает искусство степных народов, чем типично хеттское в нашем понимании.
Такой же контраст в изображениях животных и людей мы видим в произведениях малых форм. Сосуды в форме животных, в частности пары быков, найденные в Бююккале, обладают жизненной правдивостью и особым очарованием. Сосуд в форме вздыбленной лошади, которую держит на поводу конюх, найденный в Йозгате, хотя и выполнен значительно грубее, но резко задранная голова лошади и мощный поворот ее удлиненной шеи насыщены силой и движением и имеют неповторимую индивидуальность.
Статуэтки же богов, наоборот, очень условны и фактически повторяют фигуры с наскальных рельефов.
От крупных отдельных каменных скульптур практически ничего не осталось. Почти полностью разрушенная фигура в Фассиларе и нижняя часть статуи, найденная в Аладже, не вызывают восторга. Однако надвратные фигуры в Богазкёе и фрагменты человеческой головы в увеличенном масштабе, найденные там же, свидетельствуют, что в столице мастерство хеттских скульпторов было значительно выше.