Вилла

Донато был весь в поту. Сквозь настежь распахнутые двери, выходившие на террасу, комнату наполнял прохладный воздух с озера Комо, но Донато все равно обливался холодным, липким потом.

Его спутница была в восторге, что он увез ее на дорогой курорт у подножия Альп. Он дал ей кучу денег, чтобы она могла оплатить номер своей кредитной карточкой.

Ему казалось, он нашел хитрый ход. Очень умный. Пока не увидел в газете заметку со своей фотографией. Слава богу, его подружки в это время не было рядом. Но здесь оставаться больше нельзя. Кто-нибудь мог его узнать.

Ему была нужна помощь, и Донато знал только одного человека, к которому он мог за ней обратиться. Дрожащей рукой он набрал номер в Соединенных Штатах.

— Это Донато.

— Я так и думал, что ты позвонишь.

— Они считают, это я стрелял в Дэвида Каттера.

— Я знаю.

— Я этого не делал. Я могу доказать.

— Правда? До меня дошли слухи, что это ты нанял убийцу.

— Нанял… Что за бред? Мы ведь уже нанесли им решающий удар. Вы сами сказали.

— Вот как я себе это представляю. Ты убил двоих, а с Авано, возможно, и троих. Почему бы не добавить к ним и Дэвида Каттера? Одной жертвой больше, только и всего.

— Мне нужна помощь. Я должен убраться из страны. Деньги у меня есть, но этого недостаточно. Мне необходим паспорт, новое имя.

— Я-то тут при чем? Ты явно переоцениваешь мои связи и мою заинтересованность в тебе. Будем считать, что наше деловое сотрудничество на этом закончилось.

— Вы не можете так со мной поступить. Если возьмут меня, доберутся и до вас.

— Вряд ли. Нет ни одной ниточки, которая бы нас связывала. На этот счет я подстраховался. А тебе я советую сматывать удочки, и поскорее.

Он повесил трубку, налил себе вина и закурил сигару. Затем снял трубку и позвонил в полицию.

София злилась. Тайлер застал ее врасплох после бессонной ночи и, приведя неоспоримые доводы, убедил на день-два съездить с ним в кастелло. Сказал, что работать она может и там.

— Спать мы будем в разных комнатах, — объявила она. — Пора притормозить с этой стороной наших отношений.

— Как скажешь.

София немного растерялась, так как ожидала, что он начнет спорить, и уже приготовилась ответить колкостью.

— Вот и прекрасно.

— Прекрасно. Знаешь, я вчера звонил домой. Говорят, виноград уже зацветает. Если тепло продержится, скоро появятся завязи. Это когда цветки превращаются в плоды.

— Я знаю, что такое завязь, — процедила она сквозь зубы.

— Не обижайся. Я просто так, чтобы разговор поддержать.

Машина свернула с шоссе на вьющуюся по холмам дорогу.

— Красивые места. Никогда не бывал тут ранней весной.

София, в отличие от Тайлера, бывала, но успела забыть. Дома выделялись яркими пятнами на фоне зеленых холмов, длинные ряды винограда на склонах, поля подсолнечника ждут летнего солнца, едва виднеющиеся горы словно растворяются в небесной голубизне.

Впереди показалось старое здание винодельни. Первые камни в него заложил прапрадед Софии, затем дело продолжил его сын, а после него — дочь сына. Когда-нибудь, возможно, настанет и ее черед, подумала София. С вершины холма сбегающие по склонам виноградники обозревал кастелло — величественный особняк с колоннадой по фасаду, широкими балконами, высокими арочными окнами.

Чезаре Джамбелли боролся не только ради цифр в гроссбухе, не только ради денег. Он заботился об этой земле. О своем добром имени. Здесь, где один из ее предков круто изменил свою жизнь и тем самым во многом определил и жизнь Софии, она ощущала это особенно остро, острее, чем дома в Калифорнии.

— Красиво, — заметил Тайлер, вылезая из машины.

София открыла дверцу и, прежде чем выйти, с наслаждением огляделась вокруг, вдохнула напоенный весенними запахами воздух. Виноградные лозы карабкались по мозаичным стенам. Буйно цвела старая груша, земля под ней была, словно снегом, усыпана опавшими лепестками. София вдруг вспомнила незамысловатый вкус ее плодов — в детстве она часто лакомилась ими, обливаясь сладким соком.

— Ты хотел, чтобы я вновь все это почувствовала?

— Мне кажется, ты способна испытывать самые разные чувства. Но волнения, сиюминутные переживания многое оттесняют на задний план. Если чересчур сосредоточиваться на сегодняшнем дне, можно потерять из виду общую картину.

— Значит, ты вытащил меня из Венеции, чтобы я эту картину разглядела?

— Отчасти. Сейчас время цветения. Его ни в коем случае нельзя пропустить.

— Это что, метафора?

— Я же крестьянин. Что я могу знать про метафоры?

Перелет был длинный — через Атлантику, а потом и через всю Америку. Большую часть времени Дэвид спал. Ему хотелось поскорее добраться до дому, и, приземлившись в Напе, он с ужасом подумал, что надо еще ехать на машине.

Выйдя из самолета, Дэвид направился на стоянку, где его должен был ждать шофер.

— Папа!

Тео и Мэдди выскочили из лимузина. Он бросился им навстречу. Здоровой рукой прижал к себе дочь, другой хотел обнять сына и тут же почувствовал боль в плече.

— Извини, брат, подбили крыло.

Когда Тео чмокнул его в щеку, Дэвид был счастлив, хотя и удивился — так давно этот мальчишка не удостаивал отца подобными знаками сыновней любви.

— Господи, как же я рад вас видеть.

— Обещай никогда больше так не делать, — сказала Мэдди, уткнувшись лицом ему в грудь.

— Обещаю. Не плачь, малышка. Все будет хорошо.

Тео откашлялся:

— Ты нам что-нибудь привез?

— Знаешь, что такое «феррари»?

— Не может быть! — Он посмотрел на самолет, точно ожидал увидеть, как из него выгружают новенькую спортивную машину.

— Я просто спросил, знакома ли тебе эта марка. Но кое-что для вас у меня есть. В выходные мы съездим в автосалон.

Тео не верил собственным ушам.

— Ты серьезно?

— Серьезно, правда, это будет не «феррари». Поехали домой, а то… — Дэвид обернулся и увидел Пилар.

Она стояла возле лимузина, ветер трепал ее волосы. Когда их взгляды встретились, она двинулась к нему, но, пройдя пару шагов, не выдержала и побежала.

— Чего она теперь-то плачет? — спросил Тео, глядя, как Пилар рыдает, прижавшись к Дэвиду.

— Женщины плачут, когда все плохое позади. — Мэдди не сводила глаз с отца, который обнимал Пилар, зарывшись лицом в ее волосы.

Час спустя Дэвид сидел на диване в гостиной и Пилар поила его чаем. Мэдди, устроившись у его ног, перебирала привезенные из Венеции бусы. Тео даже в доме не снимал свой подарок — фирменные солнечные очки — и то и дело бросал взгляд в зеркало, любуясь своим крутым «европейским» видом.

— Ну, мне пора. — Пилар наклонилась над диваном и коснулась губами волос Дэвида. — С возвращением.

Он, конечно, был калекой, но одна рука у него работала нормально, и эта рука проворно схватила Пилар за запястье.

— Зачем так спешить?

— У тебя был тяжелый день.

Мэдди потерлась щекой об отцовское колено.

— Папа, а для мисс Джамбелли ты подарка не привез?

— Привез.

— Значит, зря я волновалась. — Пилар легонько сжала его здоровое плечо. — Вручишь мне его завтра. Сейчас тебе надо отдохнуть.

— Я в самолете только и делал, что отдыхал. И чай в меня больше не лезет. Будь добра, отнеси его на кухню, мне нужно кое-что сказать детям.

— Конечно. Завтра я зайду проверить, как ты себя чувствуешь. — Она взяла поднос.

— Не убегай, — сказал Дэвид. — Просто подожди.

Он ерзал на диване, не зная, с чего начать.

— Перестань вертеться, Тео, сядь.

Тео послушно уселся рядом с отцом.

— Может, купим кабриолет? Представляете, как я буду выглядеть в такой тачке.

— Дурак ты, Тео. Кто ж тебе купит кабриолет — в нем девиц соблазнять неудобно. Лучше помолчи и дай папе сказать, что он хочет жениться на мисс Джамбелли.

Улыбка сползла с лица Дэвида.