Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 13

  - Что же теперь, девонька? - с замиранием сердца спросила, Рейна.

  - Теперь, - глубоко вздохнула Мара, - Ухожу я теперь. Далеко ухожу, но мне нужна помощь, Рейна. Поможешь?

  - Помогу, - у старухи не возникло ни единой мысли отказать, хотя и соглашаться ей хотелось не больше.

  Ещё в густых предрассветных сумерках, белокурая девушка, которая за эту ночь превратилась в жгучую шатенку, покинула дом пожилой травницы. А с первыми лучами солнца, этот мир покинула и сама травница. Она просто решила прилечь после ухода странной гостьи, проснуться ей суждено уже не было.

   На Север Ирэми пришла весна, раньше, чем когда бы то ни было.

  Глава 1.

   Как же приятно пить холодный чай, сидя на залитой солнцем веранде. Темный напиток, переливался янтарными бликами в белой чашке из тончайшего фарфора. Я сидела на открытой веранде, что примыкала к огромному особняку, уютно расположившемуся в самом центре летнего сада. Вокруг поют птицы, солнышко путается в распущенных волосах, на мне одето легкое белоснежное летнее платье, а мне на плечи падает тень, от зарослей дикого винограда, что вьется по плетню за моей спиной.

  - Здорово, да? - раздается знакомый мужской голос.

  - Ага, - легко соглашаюсь я, и поворачиваюсь лицом к собеседнику.

  Ким улыбается мне так открыто и весело, что и я не могу сдержать ответной улыбки. Он сидит напротив меня, одетый в белую легкую рубаху и просто скроенные льняные штаны. Вот только, алый шарф, туго повязанный на шее, не слишком гармонирует с общей картиной.

  - Чей это дом? - спрашиваю, как бы невзначай.

  - Мой, - отвечает он.

  - Не знала, что у тебя есть дом, - задумчиво сказала я. - Когда ты его купил?

  - Я и не покупал, - хмыкнул брат. - Мне его подарили.

  - Подарили? Кто? И ты принял? - вопрос рождается за вопросом.





  - Ну, конечно принял. А, кто...не помню, Эм, - задумчиво отвечает он, непроизвольно оттягивая шарф на шее, словно тот мешает ему дышать. - Угощайся, - тут же переключает он свое внимание на вазу с фруктами, - сам собирал, - улыбается Ким, подвигая её ближе ко мне.

  Я даже отсюда чувствую, как одуряюще пахнут алые яблоки, но стоит взглянуть на них, как их румяные бока начинают чернеть, а тонкая прозрачная шкурка сморщивается, покрываясь зелёной плесенью. И не чай налит у меня в чашке, а густая темная кровь.

  Не скрывая ужаса во взгляде, смотрю на брата, а он словно не замечая ничего из происходящего, протягивает руку и берет одно из яблок, и подносит его ко рту.

  Хочу крикнуть ему, что это нельзя есть, но не могу издать и звука.

  С удовольствием откусывает от уже разлагающегося плода и переводит взгляд помутневших глаз на меня.

  - Вот, так и живу, Эм. А тебе пора вставать, - как бы, между прочим, произносит он.

  - Ч-что? - пытаюсь переспросить, но окружающий пейзаж вдруг подергивает дымкой, а меня выкидывает из сна, словно рыбу на берег.

  Ртом хватая воздух, я пыталась отдышаться и прийти в себя. Сделать хотя бы один нормальный вдох, казалось очень сложно. Спертый, нагретый воздух чердака, где я сейчас находилась, делал эту задачу практически невозможной. На дворе была середина лета, крыша таверны, в которой я жила уже добрых два с половиной месяца, за весь день нагревалась до невероятных температур. И не смотря на настежь распахнутое окно, спать на чердаке было практически невозможно. Моё тело покрылось липким холодным потом, белоснежная простыня была смята, а точнее, скаталась в один непонятный клубок. Но, больше всего, мне было не по себе из-за сна, который мучил меня уже не первую ночь подряд, заставляя вскакивать задолго до появления первых солнечных лучей. Уснуть после пробуждения, я уже давно не пыталась.

  И каждую ночь, мне снился Ким. Иногда, мне снилось детство, проведенное в пограничье. Эти сны я любила, после них оставалось сладостное послевкусие с легким оттенком грусти. Но, чаще, я встречалась с ним в этом огромном белоснежном особняке с коричневой крышей. За все это время, он так и не пригласил меня внутрь. Думаю, это оно и к лучшему. В Ирэми считается, что зайти в дом покойного, означает скорую смерть. В это верила моя мать. Я же, нет. Мне кажется, что я разучилась верить, будь-то чудеса, тайные знаки или просто вера людям. А сны - всего лишь сны, так ведь?

  Почти три месяца прошло с того утра, которое я встретила у костра в горах Пограничья. Тогда была страшная метель, а у меня иногда такое чувство, что тот снег до сих пор кружит где-то глубоко у меня в душе. Вот, даже сейчас, на улице так жарко и душно, а я замерзла...

  Вспоминая всю мою прошлую жизнь, мне кажется, что и не со мной все это было. Всего-то восемнадцать лет мне исполнилось этой весной, а ощущения такие, что за это время я прожила целую, совершенно иную, жизнь.

  Из Пограничья я ушла ровно через сутки после похорон брата. Если бы, не практичность, с которой подходила моя демоническая натура, к любой ситуации, то ушла бы и раньше. Но, здраво рассудив, что в одном платье и в вечерних туфельках, далеко не уйдешь, я решила наведаться в деревню. Как я и ожидала, мой родной дом был пуст, а практичная Нимария, не оставила в избе ничего, кроме старого веника и дырявого ведра. Вспоминая тот момент, когда переступала порог родного дома, я до сих пор не могу понять, что со мной тогда происходило. Я знаю, как должен вести себя нормальный человек в такой момент: плакать, переживать, вспоминать... Ну, хоть что-нибудь чувствовать! Я читала, как героини романов, возвращаясь в родные дома, где их давно не было, потому, как судьба злодейка не щадя швыряла их по свету, трогали стены, вспоминая моменты радужного детства, плакали, опять вспоминали. Но, ведь, человеком я не была, может потому не чувствовала ничего? Зашла, осмотрелась, вышла не найдя ничего, что могло бы мне пригодиться. Решение пойти в дом травницы было неожиданным, но самым разумным. И не потому, что я испытывала к ней что-то, а потому, что была уверенна, что она должна была бы. Всё же, ей не раз приходилось вытаскивать меня с того света, к тому же, я часто помогала ей с травами, да и вообще, люди хорошо относятся к тем, кого им приходилось нянчить и спасать. Мне так казалось, и я не ошиблась. Правда, сначала, она едва не потеряла сознание, узрев меня на пороге дома. Но, все обошлось.

  Травница впустила меня в дом, пыталась накормить, но к еде я так и не смогла прикоснуться. А потом, что-то надломилось внутри, и я заговорила. Рассказала ей всё, с того самого момента, как я и Ким, покинули Пограничье. Она слушала и не перебивала, а потом, так же ни о чем не спрашивая помогла мне собраться в дорогу. Поняв, что меня, скорее всего, будут искать, достала с одной из полок толченый корень какого-то дерева, заставила намочить голову. После чего, долго втирала порошок в волосы. С тех пор, я стала шатенкой. Правда и тут не обошлось без сюрпризов. Мой родной цвет волос буквально сжигал искусственный. Тогда мне приходилось наносить краску каждые четыре дня. Плюс ко всему, Рейна остригла мои волосы где-то по лопатки, но они отросли до прежней длины за неделю. Потому, теперь стригла их постоянно. Это приходилось делать из соображений удобства. Тогда же травница дала мне комплект теплых вещей, сапоги, мехом наружу и с плоской, удобной подошвой. Теплую куртку на заячьем меху, брюки, рубаху и несколько простых домотканых платьев. Не Бог весь что, но без этих простых вещей мне было никак не обойтись. Рейна уложила запасные вещи в заспинный мешок, добавила к ним нехитрые припасы и кое-что по-мелочи. Я же, аккуратно уложила свое красивое платье, чудом уцелевшее в эту ночь и сумочку. Туфли пришлось выкинуть.

  Уходя из Пограничья, мне казалось, что за моей спиной закрывается плотная, невероятно тяжелая дверь. Дверь, за которой остался не только мой названный брат, но и любовь, молодость, счастье, радость, которая присуща лишь в юном возрасте от осознания того, что ты молод и перед тобой открывается вся жизнь словно на ладони. Сейчас было ощущение, что моя 'ладонь' сжалась в кулак, а впереди...я не знала, что будет там. Я просто шла по колено утопая в снегу, иногда проваливаясь по пояс. Но, все равно продолжала упорно двигаться вперед. Не знаю, почему я решила уходить через лес. Возможно, подсознательно, хотелось, чтобы мне было тяжело идти, жить, существовать. Казалось, что смерть Кима тяжелым камнем вины легла на мои плечи. Предательство или обман Дрэя удушливым грузом повис на груди, мешая дышать. Я чувствовала себя виноватой не только по отношению к брату, но и к женщине, что воспитала меня. Как я могла похоронить брата, не сказав ей об этом? Самое интересное, я не могла найти в себе сил, отправиться в Карген, постучать в её дверь и рассказать, что с нами произошло. Слишком пугало меня то, что пришлось бы увидеть в её глазах. Это было малодушно, я знаю это, но на большее сейчас я была не способна.