Девственная земля

Прошлой ночью шел сильный дождь, а до трех часов дня моросило, будто вернулся муссон. Местные жители говорят, что это каприз природы, хотя, начиная с середины ноября, в долине иногда случаются сильные ливни.

Теперь, когда так называемая война окончилась, туристы вновь зачастили в Непал. Последнюю неделю почти каждый день специальный самолет из Катманду высаживал на нашу взлетную полосу сверхорганизованные группы, следующие по кругосветному туристскому маршруту. Группы состоят, естественно, из храбрейших туристов — тех, кто, презрев советы друзей, рискнул провести два-три часа в Покхаре, прихватив с собой тщательно упакованные обеды. За завтраком они пьют мало:

— Дорогой, ведь нас же предупреждали! Здесь не имеют даже представления о туалете!

Грешно смеяться над такими бедолагами, но невозможно удержаться от смеха, когда они выбираются из самолета с тем самым выражением скуки, лишь слегка прикрытым «восторгом первооткрывателей», которое мне так часто приходилось наблюдать на лицах туристов, прибывших в шикарных автобусах в «полный достопримечательностей» мой родной город. Разумеется, группа «кругосветников» в Покхаре выглядит еще забавнее, чем в Ирландии. Я ощущаю восхитительное единение со своими соседями, стоя рядом с ними у взлетной полосы и шалея от последних парижских и нью-йоркских мод, которые в Центральном Непале кажутся еще более гротескными, чем они есть на самом деле.

Обычно группой командует цветущая блондинка, «гидесса» (чудовищное слово, с которым я недавно вынуждена была познакомиться) в туфлях на «умеренном» каблуке. Она вышагивает впереди туристов и, бренча вычурным бронзовым колокольчиком, «типичным для древнего Непала», пытается удержать свое «войско» в повиновении. К несчастью, мало кто из женщин следует ее стилю в одежде и кара наступает незамедлительно, как только любительницы высоких каблуков попадают на наши каменистые дороги.

Несколько дней назад одна из таких модниц заставила меня несколько часов мучиться от любопытства. Когда ее группа проходила мимо моего дома, в конце базара, я беспечно сидела на ступеньках крыльца (занятие приятное и мало кому сейчас известное в Европе). Женщина остановилась, уставившись на меня, будто увидела что-то редкое и отвратительное. Она позвала подругу:

— Бетти, смотри! Как ты думаешь, она здесь живет?

С тех пор меня мучает любопытство, что же все-таки ответила Бетти.

Вчера группа «кругосветников» застряла в Покхаре на ночь из-за внезапной непогоды. Я отказала себе в садистском удовольствии посетить набитые клопами ночлежки, где квартировали туристы. Мне даже трудно было представить их реакцию на здешний «сервис». Днем я их все-таки видела: немытые, голодные, невыспавшиеся, они выстраивались в шеренгу на взлетной полосе, готовые к спасательной операции. Должна сказать, для спасения они созрели. Нужно было их видеть: помятые, полные страха подхватить дизентерию, они спешили как можно быстрее вырваться отсюда. Теперь-то уж они будут помнить Покхару долго, даже после того, как забудут Тадж Махал.

Несколько дней назад я предупредила хозяина, что уезжаю через неделю, и с тех пор в моей комнате идет «кампания» по «очищению». Делается это с явным пренебрежением к моему желанию хотя бы иногда побыть одной. В любое время дня бородатый садху[59], вооруженный сандаловыми палочками, святой водой, цветами, фруктами и текстами на санскрите, может вскарабкаться ко мне по лестнице, сесть посреди комнаты на полу и, не обращая на меня ни малейшего внимания, совершать бесконечные ритуалы для «очищения» комнаты от скверны, оставленной «неприкасаемым» жильцом. Несмотря на то что он делает вид, будто окружающее для него не существует (возможно, это тоже часть ритуала), я очень привязалась к «своему» садху.

Основная часть церемонии — долгое пение гимнов, время от времени прерываемое разбрасыванием цветов по углам комнаты. При этом он кладет на стол прямо мне под нос фрукты и мелкие монеты. Поначалу я думала, что это подарки для меня. Оказывается, нет. После каждого сеанса он уносит Фрукты, а цветы оставляет вянуть в углах комнаты. (Фрукты, цветы и овощи придают индуистским ритуалам в Непале особую прелесть и изящество, чего лишены буддийские ритуалы, свидетелем которых я была в лагере.)

Должна признать, что я тоскую по уединению. Конечно, можно просто-напросто запирать дверь, но мне не хотелось бы портить отношений с жителями деревни. К несчастью, компромисс в таких делах невозможен: надо либо полностью принять местные обычаи, либо отвергнуть.

Последние две недели погода стояла прескверная, и поскольку это как раз время сбора риса, то дожди могут вызвать большие трудности в Покхаре. Мешают они и недавно начавшемуся сезонному строительству домов, которое вызвало страшную суматоху по всей долине.

Мужчины ведут запряженные волами скрипучие повозки, груженные камнями. Женщины и дети тащат огромные связки травы для крыш и глину для стен. Некоторые по трое-четверо переносят стволы бамбука для опор. Вроде бы все просто — на пустом клочке земли за неделю вырастает крепкий, уютный новый лом. В течение этой недели даже четырехлетние дети работают буквально день и ночь: трогательно смотреть, как они спешат за своими родителями с крохотными корзинами травы на плечах, — возможно, сердобольные мои сограждане этого не одобрили бы, но дети выглядят счастливыми и гордыми, участвуя в столь важном семейном деле. Обычно строительство дома заканчивается после того, как их владельцы въедут в него. Тогда женщины обмазывают стены и пол красной глиной, а мужчины навешивают деревянные двери и ставни, из камня или бревен сооружают наружную лестницу, если нижний этаж предполагается использовать под хлев.

Сегодня днем в лагере состоялся прощальный обед в честь моего отъезда — церемония поистине грустная. Непрерывно моросил дождь — погода как нельзя более соответствовала моему настроению, однако тибетцы танцевали для меня под хмурым небом. Было съедено огромное количество вкусных момо[60], отваренных в масле, выпито много соленого чая с маслом.

Теперь я точно знаю, что клин вышибается клином. Утром v меня так сильно болела голова, что так страшивший меня отъезд из Покхары показался пустяком по сравнению с деятельностью Богини Разрушения, видимо поселившейся в моей голове.

На протяжении своей не столь безупречной жизни я лишь раз испытала, что такое тяжелое похмелье. Мне было лет двадцать. Я выпила полбутылки самого дешевого испанского бренди и жестоко поплатилась за это. В данном случае, очевидно, сработала смесь чанга и ракши. Кесанг и община кхампа в Покхаре пригласили меня к шести часам вечера на прощальный тибетский ужин в «Аннапурну», а приятель-гуркх из Парди — к девяти вечера на прощальный непальский в харчевню тхакали. Двойной ужин, сопровождаемый обильными возлияниями, — тут уж жаловаться не приходится.

Вчера весь день лил проливной дождь. В половине пятого вечера на Покхару обрушился такой ливень, что сильнейший из муссонных дождей по сравнению с этим кажется небольшим дождичком. Этот кошмар продолжался целый час, затем внезапно ливень прекратился, будто перекрыли кран. Тогда мы пошли в «Аннапурну», причем Таши пришлось всю дорогу нести. Собственно, дороги не было — вместо нее несся яростный поток по пояс глубиной, а в одном месте он достиг шеи и мне пришлось выбираться вплавь, держа Таши одной рукой за шиворот. Может, к лучшему, что за вечер я проспиртовалась, иначе наутро я проснулась бы не с головной болью, а с воспалением легких.

То, что тибетцы называют вечеринкой — в нашем понимании пир. Зная, что мне предстоит еще один ужин, я сначала пыталась увиливать от угощения, однако все было приготовлено так восхитительно, что я не смогла удержаться от соблазна, да и отказываться было неудобно, ведь хозяева приложили столько стараний. Когда в половине девятого я встала из-за стола, то едва могла передвигаться. Некоторые гости откровенно дремали, положив голову на стол.

59

Садху — индуистский отшельник, «святой», чаще всего шиваитский странствующий аскет. Здесь — брахман.

60

Момо — тибетское национальное блюдо: небольшие пирожки с мясной начинкой, в которую добавляют зелень.