Девственная земля

Донбахадур открыл церемонию, окропив подкрашенной святой водой автомобиль. Он разместил цветы и фрукты на переднем бампере. Затем Донбахадур возложил на капот гирлянду, а на покрытых пылью дверях и колесах пальцем нарисовал какие-то таинственные знаки. При этом он бормотал вполголоса молитвы. Наконец наступил торжественный момент: он взял из рук Зигрид цыпленка и над цветами и фруктами перерезал ему шею. В заключение Донбахадур еще раз медленно обошел вокруг машины, окропляя кровью крышу, двери и колеса, — очевидно, когда дело касается Дурги, то «чем больше крови, тем лучше».

Мы также приняли участие в этой церемонии. На медном жертвенном подносе лежала небольшая кучка риса, и, когда его смешали с кровью, Зигрид опустилась на колени перед Донбахадуром. Тот прикрепил кусочек варева к ее лбу, а к волосам — красный цветок. Теперь настала моя очередь, после чего Донбахадур поставил тику[57] и себе. Кровь сворачивается быстро, и даже сейчас, в половине одиннадцатого, мой кусочек все еще не отвалился, — значит, Дурга не уничтожит меня по крайней мере в течение ближайшего года. К несчастью, знак Зигрид отвалился очень быстро, и бедняга Донбахадур не на шутку перепугался за судьбу своей любимой хозяйки.

Праздник окончился обедом с цыпленком, обильно приправленным карри.

Совершенно неожиданно я пошла на поправку. Сегодня я обошлась без болеутоляющих лекарств и заказала билет в Покхару на послезавтра.

Днем я совершила пробную прогулку в Патан. Проходя по узкой улочке, на которой стояли трехэтажные кирпичные дома, я увидела сумасшедшую. Она танцевала и пела (явно что-то непристойное). Ее окружила группа добродушных зевак. Много людей наблюдали за ее телодвижениями с балконов. Почти все были с неизменной такой на лбу, гирляндой свежих цветов на шее и ярким цветком в волосах. Сразу чувствовалось, что представление юродивой воспринималось (без жестокости, а как бы между прочим) как небольшой сюрприз, вполне приличествующий дню развлечений и веселья. Умалишенные — обычное явление в стране, где нет психиатрических больниц. Многие из них проявляют безумие именно такими неистовыми и подчас довольно пикантными излияниями в танце и пении. В Европе вид сумасшедшей, бредущей по улицам, вызывает жалость, неловкость и ужас, поэтому с непривычки действительно несколько странно видеть людей, наслаждающихся столь трагическим зрелищем. Хотя они и смеются, а иногда бросают безумной подбадривающие реплики, это, по-моему, не значит, что они хотят высмеять или обидеть ее. На деле они явно разделяют с сумасшедшей ее наслаждение пением и танцами. Невольно думаешь: этим безумцам живется лучше, чем нашим упрятанным за высокие стены умалишенным, обреченным влачить существование в полной изоляции.

В Патане дворцовая площадь заполнена толпами людей, которые беспечно веселятся. Поднимаясь по боковой улочке, я встретила необычную маленькую процессию, медленно продвигавшуюся в сторону главного храма на площади. Она состояла из четырнадцати мужчин в женских одеждах, в огромных раскрашенных масках, с которых свисали до пояса фантастические покровы из конских волос, окрашенных в красный, зеленый, розовый, желтый и коричневый цвета. Во главе процессии шли двое мужчин, один держал над головой огромный пылающий факел, пламя которого угрожающе металось над толпой, а другой нес в руках древнее и почитаемое бронзовое изображение богини Дурги в различных гневных позах. «Богини» шли вереницей, их движения были ритмичными, но судорожными. Каждую сопровождал мужчина в обычной одежде. Правую руку «богини» он сжимал левой. Они вместе несли огромный меч. Процессию замыкал мужчина с барабаном, украшенным двумя парами рогов горного барана. Время от времени, когда к ударам барабана присоединялись цимбалы, «богини» останавливались, а их сопровождающие на несколько шагов отступали назад. Тогда «богини», размахивая мечами, начинали короткий танец, состоящий из нескольких медленных торжественных движений рук и ног. Когда танец заканчивался, от толпы отделялись люди. Они подходили к «богиням» и кормили их маленькими кусочками пшеничного хлеба, подсовывая еду под маску, предлагали воду в глиняных блюдцах. Выпив воду, «богини» разбивали блюдца о землю.

Даже если бы «богини» не останавливались, все равно процессия двигалась бы медленно, так как узкая улица до отказа была забита радостными, полными благоговения, веселыми зрителями, которые то и дело пытались протиснуться вперед, чтобы прикоснуться к богиням. Особенно усердствовали матери: им так хотелось, чтобы их малыши могли дотянуться ручонками до «богинь». Я присоединилась, к процессии, и толпа приняла меня так тепло и дружелюбно, как это умеют делать жители Катманду.

Мы приблизились к площади, в толпе началась давка. Я испугалась за свои ребра и отошла в сторону. Я устроилась на пьедестале статуи бога с головой слона[58], откуда хорошо просматривалось церемониальное шествие во двор храма. Здесь я оказалась в обществе веселых, озорных и любопытных ребятишек. Со многими из них у меня старая дружба. Они запускали воздушные шары и жевали сладости. Вскоре на площади зазвонил большой бронзовый колокол. Его мягкий мелодичный перезвон живо напомнил мне звучание колокола в европейских церквах. Этот звон должен был возвестить о j появлении процессии, однако прошло полчаса, а «богини» так и не появлялись. Смеркалось. Я решила вернуться домой до наступления темноты. По дороге я увидела «богинь» — они отдыхали на веранде пыльной чайной. Без масок и париков, с сигаретами в зубах сидели «богини» и ждали, пока заварят чай, который придаст им сил для последнего броска к храму.

Глава 9

ОЧИЩЕНИЕ ДУХА

Я вернулась в Покхару четыре дня назад и вдруг почувствовала, как сильно стосковалась по этим местам. Теперь я и представить себе не могу, как покину этот край навсегда. Мне казалось, что при отъезде буду испытывать лишь грусть расставания с тибетцами, но лишь сейчас поняла, насколько сильно я привязалась к долине и к жителям Парди.

Таши была вне себя от радости при моем появлении. Она гордо вела меня из лагеря домой. Напрасно я надеялась, что без меня она привяжется к Нгаванг Пему и членам его семьи, приютившим ее на время моего отсутствия. С точки зрения Таши, я вернулась не вовремя. Дело в том, что вчера произошло невероятное — у Таши началась течка. Известно, что в этом климате все созревает слишком быстро, но если крошечный щенок в возрасте пяти месяцев и десяти дней становится взрослой собакой, то смириться с этим трудно. Конечно, я не была готова к такому событию (как, очевидно, и Таши). Боюсь, что самое худшее уже произошло. Вчера днем, когда она вернулась с прогулки, вид у нее был довольно потерянный, но я не придала этому никакого значения — решила, что Таши переживает очередную стычку с приятелем. На самом деле именно тогда она, видимо, и потеряла невинность, чем была сильно потрясена.

Сегодня днем, когда я вывела Таши на прогулку на цепи, мне пришлось с палкой защищать ее, возможно не существующую, девственность. Конечно, жалко губить молодую любовь, но даже если отвлечься от возраста этого несмышленыша, то страшно подумать, к каким осложнениям приведет подобная ситуация. И без того достаточно трудно импортировать в Ирландию «мелкое домашнее животное семейства псовых», даже незамужнее, — но я и представить себе не могу сложности перевозки Таши со всем ее многочисленным потомством; а оно будет бесчисленным, если плодовитость Таши соответствует ее раннему созреванию.

Дни стоят теплые, небо ясное, а ночи по-настоящему холодные, поэтому Таши рвется ко мне в спальный мешок. Сначала я протестовала, боясь, что она задохнется, но Таши упорствовала. Очевидно, она все продумала заранее, потому что стоило мне разрешить ей забраться в мешок, как она тут же проскользнула в угол и свернулась калачиком у ног, и я решила, что совсем неплохо иметь в ногах неостывающую грелку.

57

Тика — знак на лбу, ставится индуистами во время церемоний; также признак касты, обычно — высокой.

58

Бог со слоновой головой — Ганеш, божество индуизма: сын Шивы, распоряжающийся его свитой демонов; таким образом, от него зависят удача и благополучие.