Состязание. Странствие

Но в палатке температура поднимается. Здесь всего минус двадцать пять. А затем и минус пятнадцать. Становится чуть ли не тепло. Однако потную одежду приходится сушить на себе, и пальцы все равно коченеют. Примус гудит. Кто-то задевает его сапогом. Примус опрокидывается и гаснет. Снова разжигать. Снова растапливать снег, снова ждать. И люди в палатке отворачиваются друг от друга, чтобы не броситься на соседа и не рвать ему жилы на шее клыками, сверкающими белизной в сумраке палатки.

Наконец горячий чай. Наконец еда. И кусок шоколада. Злой комок под ложечкой рассасывается, уйдя вглубь, на смену ему приходит добродушие. И вот уже он, разгладив хмурые складки, изображает на лице веселость. Сняв рукавицы, делает записи в дневнике. Скрупулезно фиксирует все наблюдения. Беседует со своими людьми. Ухитряется всех похвалить, никого не обидев. Не лишен чувства юмора (кое-кого это удивляет), ведет себя как друг в кругу друзей, оставаясь руководителем.

А теперь, прежде чем ложиться спать, надо выйти. И лучше сейчас, чем потом. Тут он мастер. При минус сорока пяти выраженная вслух досада, тяжелый вздох, кислая мина превратят всю процедуру в мучение. А ты выдай остроту, желательно сальную, здесь все мужчины, вызови смех на себя. Это он умеет. Выбирается наружу. Залезает обратно. Доволен. Следом и остальные выходят и возвращаются. И все довольны в эту минуту.

Сон при температуре около минус пяти. Дыхание людей нагревает воздух в палатке. За ночь буран стихает. На другой день градусник показывает всего минус тридцать пять. Образовался твердый наст, который выдерживает собак, однако люди и сани проваливаются.

Из-за этого ломается ритм движения. Тяжелые сани с трехсоткилограммовым грузом то и дело врезаются в снег одним полозом. И поднимай их, крича на собак; кнутом размахивать, когда поднимаешь сани, невозможно. Требуется помощь товарищей, и вот уже весь караван стоит. Они убеждаются в том, что им и так известно: самый сильный из них — Ялмар Юхансен.

Ну и что из того?

Или это все же играет какую-то роль?

Он неразговорчив, силен и опытен; единственный, кроме начальника экспедиции, у кого есть задатки руководителя.

Местность пошла ровная, гладкая, с небольшим набором высоты, видимости никакой — снежные заряды, клочья тумана и все кругом белым-бело.

Ни одной трещины.

Внезапно три собаки проваливаются в расселину сквозь снег.

Они отчаянно воют, вися на постромках. Оставшиеся наверху упираются лапами, не давая бедолагам падать дальше. Но снег здесь скользкий, и лапы медленно, сантиметр за сантиметром, приближаются к трещине. Подходит Ялмар Юхансен. Могучим рывком он вытаскивает наверх провалившуюся троицу. Край снежного покрова в том месте, где он только что стоял, обламывается. И летит вниз, в бездну.

Итак, они вошли в зону больших трещин. Престрюд, который и на этот раз поставлен направляющим, обвязывается для страховки веревкой. Другой конец ее крепится за ремни первой упряжки. Правда, веревка тормозит Престрюда. К тому же собаки все время ловят ее зубами. Они проголодались, так и норовят отхватить кусок. Приходится сращивать веревку. Осыпая бранью собак — заодно и направляющего, которому усталость и вьюга мешают выдерживать заданный курс. Всякий раз, когда его ведет в сторону, собакам удобнее ловить веревку. И сращивай опять — снова и снова. Без рукавиц. При минус сорока.

Дойдя до восемьдесят первой параллели, они находят место для склада. Отсюда Бьоланд, Хассель и Стюбберюд вернутся, а остальные пойдут дальше, к восемьдесят второму градусу. Так предусмотрено тщательно разработанным планом. Меньше людей на следующем этапе — меньше уйдет провианта для них и собак. Делить группу на две части рискованно, но есть и свои преимущества. След тех, кто первым пойдет обратно, может пригодиться остальным, если его не заметет бураном.

Упряжки тоже надо делить. Задача не простая. Лучшие собаки должны быть у тех, кто продолжит путь на юг. Всем ясно, что это увеличивает смертельный риск для возвращающихся первыми. И только одного не останавливает эта мысль. Он тверд, как скала, и распределяет собак, руководствуясь холодным расчетом. В такие минуты у него надменное лицо. Затем они прощаются.

При сорокапятиградусном морозе на восемьдесят первой параллели прощаться тоже надо уметь. Это следует делать быстро. Особенно размышлять некогда. Хотя кое-какие мысли напрашиваются. Еще вчера и сегодня с утра на душе копилась неприязнь, зрели и срывались с дрожащих губ злые слова. Сейчас они неуместны. Ведь замерзни мы в этом краю — наши трупы лежали бы в одной палатке.

— Пока!

— Пока!

— Привет «Фрамхейму»!

Пять человек продолжают путь на юг.

Им надо дойти до восемьдесят второй параллели и забросить туда тюленину, пеммикан и бидоны с керосином. Они справляются с задачей — почти. Выбившись из сил, падает одна собака. Ее добивают обухом топора. Тушу кладут на сани. Вечером она твердая, как лед. Вистинг разрубает ее на части. Бросает куски вместе с шерстью остальным псам. Они пожирают все.

Между тем мороз сказывается уже и на людях. Поубавилось сил, и выдержка не та, что была на старте. У них недостает терпения дождаться, когда вода вскипит. Пьют теплый чай, расплескивая его дрожащими руками. Сидя в спальных мешках, заранее представляют себе, как будут зябнуть всю долгую ночь.

В это время Ялмар Юхансен вспоминает:

— Мы с Нансеном спали в одном мешке…

И сразу он здесь, перед ними — великан Норвегии. Его товарищ по зимовке на Земле Франца-Иосифа уязвил начальника экспедиции. Десятки тысяч километров отделяют их от Нансена и его полярного маршрута. Но тень великого метра падает на лицо человека, который не желает уступать ему в величии. Остальным сразу понятно, что два человека в одном спальном мешке — это больше тепла, больше товарищества и близости. Но и спрос с каждого больше. Когда один захочет повернуться, не разбудит ли он другого? Зато тепло — главное, тепло!

Юхансен:

— Это помогло нам выжить. Амундсен:

— Двое в мешке не для всех подходит.

— Не для всех?

— Не всем доставит удовольствие спать вместе.

— Удовольствие спать вместе?..

Снаружи бушует непогода. В палатке воцаряется мертвая тишина.

Юхансен курильщик. Он достает табак. Раскуривает трубку. Руки его чуть дрожат. Может быть, это от холода.

— Ты хочешь сказать, что нам доставляло удовольствие?..

Он изменяет тон, делает его резче под маской холодной вежливости:

— Господин капитан считает, что нам с Нансеном доставляло удовольствие?..

Начальник доказывает, что ему и впрямь присущи качества руководителя. Он не отвечает.

Но в последующие тяжелые, холодные дни они часто думают о двойном спальном мешке.

Они доходят — почти — до восемьдесят второй параллели и устраивают склад. Собаки Амундсена выбились из сил. На обратном пути двух из них сажают на другие сани. Но они скатываются с саней и замерзают. Рубя на части одну тушу, Вистинг на растертой упряжью груди обнаруживает гноящуюся рану. Он закапывает тушу в снег, чтобы другие собаки не отравились. Ночью просыпается от страшного гама. Собаки откопали мертвечину и дерутся из-за добычи. Сжирают все дочиста и разбредаются — измученные, изголодавшиеся, с разбитыми лапами. Но группа в полном составе возвращается в «Фрамхейм».

Первая тройка тоже вернулась. Заброска проведена успешно. Теперь пусть приходит зима.

Скотт IV

Одни моторные сани все еще стоят на шельфовом леднике в открытом ветрам проливе Мак-Мёрдо. Стоят в нескольких километрах от материка в окружении ящиков с запасными частями и сотен бочек с нефтью и керосином. Обернутые брезентом, они смахивают на маленькое суденышко. Сейчас они поедут на базу.

Заработал мотор, и резкое тарахтение возвещает, что в Антарктиде наступили новые времена. Важно шествует через лед депутация пингвинов, протестуя против неведомого доселе шума. Ветер разносит ядовитый газ из мотора; восторженный молодой человек размахивает шапкой, приветствуя первые зловония на ледовом континенте. Трое саней, привезенных экспедицией, обошлись в сотни тысяч фунтов стерлингов. Внезапно кто-то из людей проваливается одной ногой в воду.