Здравствуй, Таити!

Они воевали на суше и на море. Разыгрывались настоящие морские баталии. Лодки связывали в две боевые линии и так бросались в атаку. Сражались борт к борту. Иногда это были жестокие, кровопролитные битвы. Побежденных убивали или увозили в рабство, их пироги торжественно подводили к берегу как военные трофеи.

В 1769 году жители Туамоту пережили страшную трагедию. Возмущенное гнетом население острова Рангироа и двух других островов взбунтовалось против насилия анаанских парата, но восставшие потерпели поражение в морском бою у берегов атолла Ниау. В битве принимало участие около шестисот больших боевых пирог с атолла Анаа и покоренных островов.

Лишь Помаре I удалось положить конец кровавым набегам. Раздраженный постоянными стычками с парата, он собрал могучую военную флотилию и нанес сокрушительный удар нарушителям спокойствия. С того времени воцарился мир. Вожди с островов Паумоту ежегодно выплачивали Помаре I дань в виде крючков из перламутра, откормленных свиней и жемчуга.

На следующее утро я встал, измученный качкой. Шквальный ветер буйствовал всю ночь, но к утру стих, и установилась солнечная погода. «Мейлис» пережила тяжкие часы. Палуба выглядит так, как положено выглядеть ей после шторма. Сушатся на солнышке мокрые одеяла, постельное белье, одежда. Мы лишились одного спасательного круга, в помещениях для экипажа стоит вода. Мотопомпа испортилась…

— За дело! — зовет Жерар.

Я хватаю ведро и передаю наверх. После одной штормовой ночи мы вычерпали из нашей «старушки» восемьдесят ведер воды!

Вскользь поглядываю на Ива. Он сидит верхом на палубной надстройке, держится загорелыми руками за спицы рулевого колеса. Во всей его худенькой фигурке выражена безграничная усталость. Бедняга Ив! Ему пришлось всю ночь стоять у штурвала, ни на минуту не выпуская его из рук, а еще предстоит трудный переход через рифы. Сажусь рядом:

— Смотри, — произносит Ив.

— Куда?

— Туда, вправо от кливера… не видишь?

Вынимаю бинокль, прикладываю к глазам. Зрение у Ива абсолютное. Да, темная полоска — это земля. Ну и плоская же! Замечаю зеленую полосу всклокоченных лальм. Впечатление такое, будто деревья растут прямо из моря.

Мы в архипелаге Туамоту. На третий день плавания достигли главного его острова — Рангироа (Бескрайние небеса). Столь же поэтические названия имеют и многие другие острова Туамоту. Например, Факарава (Уносящийся по волнам).

— Подъем! Все наверх!

Экипаж выходит в полном составе, даже Тиаре и Мишель, стоявшие ночную вахту. Как раз вовремя, потому что едва видный остров увеличивается с каждой минутой. Капитан предпочитает, чтобы во время сложных маневров все были у него под рукой.

Сведения в лоции не обнадеживают. «Подходить близко к берегам рекомендуется только в том случае, если погода благоприятствует во всех отношениях. Течения здесь обманчивые, иногда очень сильные, могут снести судно в непредвиденном направлении. Если необходимо найти проход в лагуну, следует знать, с какой стороны подходить». Лоция обещает при этом пальмовые рощи, обширную лагуну, два прохода…

Мы уже два часа идем вдоль берегов острова, а атолл все тянется непрерывной преградой. Желанного прохода, через который могла бы проскользнуть в лагуну наша яхта, нет как нет. Зато есть множество просветов в двухсоткилометровом кольце. Дело в том, что Рангироа состоит из трехсот больших или маленьких клочков суши разной высоты. Минуем атолл Тикехау, на рифах которого Дарнуа потерял яхту. Оба острова со стороны моря выглядят безлюдными, так как деревни расположены у лагуны.

Идем под парусами на расстоянии двух кабельтовых от атолла Рангироа. Краски и запахи суши поражают нас. Вблизи острова море бурлит. Гейзерами взлетает прибойная волна, бьющая в непроницаемую стену розового коралла. Наконец перед нами проход в кольце атолла, дающий доступ в лагуну.

Пытаемся войти в теснину. Экипаж занимает свои места: капитан — у руля, Жерар — на носу, Мишель — на салинге, чтобы сверху лучше видеть колонии кораллов на пути яхты.

«Мейлис» продвигается осторожно, на малых оборотах. Горловина в рифах растет, вот уже пролив превращается в единый поток шириной в сто и глубиной в двадцать пять метров, который устремляется в лагуну на целый километр. В средней части пролива в судно ударяет короткая взбаламученная волна.

Плывем словно по бурной реке, берега несутся мимо бортов «Мейлис». Широкая полоса кокосовых пальм, первые постройки среди зелени. Вода настолько прозрачна, что взгляд проникает до самого дна, состоящего из обломков кораллов. В конце прохода возникает маленький островок и коричневатые кораллы видны совсем близко у поверхности воды.

Проникаем в удивительную тишину. Словно в устричную раковину, в сказочное, живописное внутреннее море атолла, в лагуну такую огромную, что с одного ее берега не видно другого. Я зачарованно вглядываюсь в изумрудную глубину, крепко держась за релинг, скользкий от морской соли. Протираю глаза: уж не сон ли это? Контраст так велик, что в первые минуты я просто ошеломлен. Тихо дремлет вода, спокойная, гладкая, солнце улыбается, как добрый дядюшка, а за спиной гремит могучий голубой океан. Именно тот океан, о котором я мечтал!

Из-за рифов, торчащих прямо у поверхности, якорь бросаем вдали от берега. Благодарю капитана за всестороннюю заботу о пассажире и покидаю борт «Мейлис». Жерар лихо прыгает в шлюпку, берется за весла, и вот уже борт лодки трется о крошечный мол деревушки Типута.

Выхожу на берег атолла Рангироа.

Жизнь атолла

Я нахожусь на атолле несколько дней, а мне кажется, что я знаю в Типута всех и меня знают все. В этом нет ничего удивительного, так как в деревне меньше пятисот жителей, которые постоянно крутятся на главной улице, усыпанной коралловым щебнем. Повсюду видишь одни и те же лица, люди приветствуют друг друга: почти все они связаны более или менее близким родством или дружескими отношениями.

В Типута есть церковь, о чем я узнал еще из лоции, пристань и сотня фаре, составляющих на этом узком атолле вытянутый прямоугольник, одну сторону которого ограничивает пролив, другую — опушка пальмовой рощи, третью — океан и последнюю — спокойные воды лагуны.

Большая часть домов сосредоточена на берегу «внутреннего моря». Дома окружены белыми заборчиками из коралла, скрывающими хозяев от любопытных глаз прохожих. Импортированное листовое железо заменяет здесь прежние крыши из листьев пандануса. Железо хоть и разогревается от солнца, зато более практично, а кроме того, с таких крыш дождевая вода стекает прямо в резервуары. В твердой коралловой подпочве нет грунтовых вод, поэтому жителям приходится устраивать хитроумные ловушки для дождевой воды.

Скудная почва здесь не пригодна для произрастания многих видов растений. Плодородную землю для выращивания сельскохозяйственных культур привозят на баржах с Таити. На Туамоту все еще оправдывается старая полинезийская пословица: «Коралл растет, пальма растет, а человек умирает».

Осматривать здесь почти нечего. Напрасно ищет глаз какую-нибудь возвышенность, хотя бы небольшой холмик или зеленую поросль. С наступлением вечера не чувствуется дуновения горного ветерка, доносящего ароматы трав и цветов. Просто не верится, что где-то там, за этой мертвенной низинной пустотой вздымаются «высокие острова» с тучной, плодоносной почвой. На Таити преобладала красная вулканическая почва, черный или белый песок пляжей и цветы. Здесь — выбеленные солнцем обломки коралла. Этот переход из края гор, долин и водопадов в мир плоских скудных низин глубоко меня поражает.

Один из фаре становится моим временным пристанищем. Семья Тукаоко принимает меня так же просто и приветливо, как до этого принимала семья Троппе на Маупити. В знак сердечного гостеприимства мадам Па-аи одарила меня ожерельем из раковин и расцеловала в обе щеки. Сняв ожерелье со стены, она сначала надела его на себя, чтобы подчеркнуть, что подарок делается ею от всего сердца.