Турист

Один из охранников стиснул шею Сэма болевым захватом, второй быстро провел ладонями по его груди и поясу.

— Чисто.

Небольшой серебристый пистолет перекочевал из наплечной кобуры Сэма за пояс охранника.

— Жив? — коротко поинтересовался тот, что держал Сэма.

Не отнимая руки от разбитого носа, Манетта склонился над кроватью, быстро осмотрел меня, и утвердительно кивнул. Этот момент я уже помню относительно хорошо — мутное пятно, в котором я узнал лицо Примо, неприятное ощущение в правой руке, там, откуда бесцеремонно выдернули иглу капельницы, тошноту, и сильное головокружение.

— Хорошо, — кивнул охранник. — Позови доктора.

Сэм, казалось, потерял к происходящему интерес. Зажатый между двумя охранниками, он не пытался сопротивляться. Только взгляд, полный ненависти и страха, всё ещё был прикован к моей постели. Губы медленно и беззвучно шевелились, и я очень отчетливо запомнил его лицо, хотя ничего другого вспомнить затем не смог. Возможно, потому, что видел его в последний раз.

Сэм знал, чем обернется его попытка в случае удачи, как и знал то, что в случае промаха ему не оставят ни единого шанса. Как сказал затем Манетта, стоило Сэму приехать чуть раньше, или же дону Медичи не задержать его, чтобы узнать, где находился верный помощник Вителли в тот самый момент, когда его патрон ехал на окраины города — я бы тихо скончался во сне, так и не узнав, кто поставил точку в конце моей истории.

Сэма тогда увели; Джоэль Риверс вместе с непривычно серьезным Манеттой, зажимавшим кровоточащий нос платком, появились достаточно быстро, но всё дальнейшее я не помню. Скорее всего, я потерял сознание сразу же, как только они вошли в комнату.

В следующий раз меня разбудил доктор Риверс. Мне требовалась перевязка и стандартные процедуры; пришлось вернуться в реальный мир. Лицо Джоэля в тот момент было на самом деле лучшим, что я желал бы видеть. Абсолютно незаинтересованное ни во мне, ни в моих проблемах, ни в моем существовании Я хотел, чтобы меня не замечали. Отвратительно ощущать себя беспомощным, не способным даже самостоятельно встать на ноги, чтобы пойти в туалет, терзаться муками физическими и душевными. Ни на миг меня не отпускало чувство вины и утраты. Я знал, что ничего вернуть нельзя, и дальнейшая жизнь казалась бессмысленной. После всего произошедшего она не могла быть такой же безоблачной, какой представлялась мне раньше.

Примо находился тут же, в комнате, наблюдая за перевязкой. В очередной раз я подумал, как странно видеть его здесь. Казалось, Манетта ни на шаг не отходит от меня, и это вызывало легкое удивление. Сомнительно, что дон Джанфранко разрешил свободное посещение, особенно для такого низкопоставленного человека в их иерархии, как Примо.

— Не вздумайте курить, — строго поглядев на Примо, заметил доктор Риверс.

С перевязкой было покончено, Джоэль ещё раз молча осмотрел меня и вышел из комнаты, прихватив грязные бинты и инструменты. Я молчал: мне было всё равно. Я устал. Устал бежать, вырывая у смерти ещё немного жизни, покатившейся под откос, бороться… Дно, о котором я только думал, приехав в Америку и оглядываясь вокруг, но которое не воспринимал как что-то, относящееся ко мне, теперь оказалось у меня за спиной. Да, Примо спас мне жизнь, но легче почему-то не становилось. Я снова откупился, снова выиграл, но кто знает, не придется ли мне когда-нибудь платить по счетам так же, как платил сейчас Сэм?

— Всё думаешь?

Я снова не отозвался. Почти лишенный сил, оглушенный недавним покушением и успокоительным, я разглядывал потолок. Шприц, который принес с собой Сэм, оказался действительно пуст. Идеальное убийство, не оставляющее следов. Всего несколько грамм воздуха в крови — этого достаточно для быстрой смерти. Осмотрев меня, Джоэль сдержанно похвалил Примо: не вцепись тот в Сэма, смерть наступила бы в течении нескольких минут.

Манетта и не думал подчиняться приказу Риверса: достав из кармана кривую черную сигаретку, Примо закурил, сделал глубокую затяжку и старательно помахал рукой, разгоняя дым. Я невольно принюхался и слабо усмехнулся. Манетта мог придумать какой угодно безумный план, но именно ему я был обязан жизнью, и как ни старался, не мог заставить себя злиться на взбалмошного итальянца.

А ещё я хотел знать, что сделают с Сэмом. Нет, это не было жадным желанием упиться местью — мне стало интересно, как поступают с предателем в таких случаях. А в том, что дон Медичи убедился в его вине, у меня не оставалось сомнений. Медичи знал про меня всё, и мог узнать ещё больше — от рождения до предполагаемой смерти. В моей биографии до сегодняшнего дня не было фактов, которые требовалось бы скрыть; информацию о Грозном из Одессы для таких, как он, получить оказалось наверняка несложно. Кроме того, оставался Энцо. Энцо знал все версии Сэма, он находился рядом с Вителли от начала и до конца, и мог сказать, как всё было на самом деле. Я мог думать о главе Семьи как угодно, но в его проницательности я не сомневался. В любом случае, я не мог, да и не стал бы, оспаривать его решения.

— Жалеешь?

Примо грузно опустился на край моей постели, матрас ощутимо просел под нашим двойным весом, а у меня защекотало в носу от дыма. Примо, на мою удачу, отличался легким нравом и удивительным для него тактом, чтобы сообразить, что мне сейчас будет легче слушать, чем говорить.

— Сэм болван, — стряхивая пепел в ладонь, грубо сказал Манетта. — Не умеет думать. Слишком горячий.

Я не удержался от усмешки. Примо дал бы фору и Сэму и обоим охранникам, так что заявление о горячности Сэма на миг выбило меня из депрессивной апатии. От Маннеты это не укрылось, и он охотно пояснил:

— Реши Сэм расправиться с тобой сам, семья бы одобрила его действия. Когда убирают препятствие привычными методами, это нормально. Ты был для него сущей занозой в заднице. Кроме того, после вашей стычки в ресторане он понял, что такого соперника, как ты, в одиночку ему не одолеть. Но он упустил удобный момент. Сэму следовало выждать, убрать тебя, а потом постараться убедить Джино в собственной невиновности. Понимаешь, — Примо сильно затянулся, так, что сигаретка на миг ярко пыхнула огоньком, — никто не стал бы искать одного русского, случайно сунувшего нос не в свои дела.

Это я прекрасно понимал. Манетта был прав — в чужой стране, где миллионы иммигрантов, я остался бы ещё одним нераскрытым делом без всяких шансов на оправдание собственного имени. И всё же мне стало неприятно. Обидеть могут только те, кому начинаешь доверять, чье мнение начинаешь уважать. Возможно, если бы я услышал эти слова от кого-то другого, не от Примо, к которому успел привязаться, я чувствовал бы себя менее паршиво.

— Вместо того, чтобы подумать, — продолжал Примо, — этот недоумок запаниковал. Ты сидел под крылышком у Вителли, время работало против нашего маленького предателя. Тик-так, тик-так… Сэмми решил сделать грязную работу руками Спрута. — Манетта затянулся, едва не обжигая себе губы окурком. — Курта в Нью-Йорке только терпели; он успел заручиться поддержкой одной из семей. Твой вопрос давно уладили, так что Спрут, при должной сноровке, мог вытворять всё, что пожелает. Сэму просто не хватило опыта и уверенности.

Манетта замолчал; мне показалось, что он задумался, и я решил окликнуть его.

— Охранники…

— Личная охрана Медичи, — широко улыбнулся Примо. — Я попросил их остаться. Считай, тебе повезло, Олег: старик не слышал и четверти из того, что ты пытался нам рассказать, пока Джоэль штопал тебя, точно рождественскую индейку.

Я вспыхнул. Выходит, Медичи не слышал меня. Но я должен был сказать ему. Сказать, что безумно, невозможно сожалею о том, что мы с Вителли когда-либо пересеклись. Если бы не я, если бы не все эти события, если бы не больное сердце…

Уперев дрожащий локоть в постель, я приподнялся. Знакомая боль в позвоночнике заставила вздрогнуть, я невольно закусил губу, чтобы не застонать.

— Лежи, — всполошился Манетта, пытаясь удержать меня за плечи.