Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 77

— Пожалуйста, Олег… не шуми.

— Примо… — услышал я собственный хриплый голос. — Джино…

— Я знаю, — поспешно заверил меня Манетта. — Я всё знаю. Помолчи.

Я не хотел молчать. Как можно молчать, когда Джино мертв! Нет, Примо не понимал, он не знал, не мог знать, что Вителли больше нет, иначе не был бы так спокоен!

Я дернулся ещё раз, и Риверс перехватил мою руку, с силой прижимая к столу. Я увидел, как блеснула игла; острие медленно вошло в вену.

— Сэм! — зло крикнул я, понимая, что ещё несколько секунд — и я отключусь надолго, если не навсегда. Я хотел, чтобы они знали! — Это был Сэм! Примо, ты слышишь меня?! Это был Сэм!!!

— Тихо, Олег, — умоляюще прошептал Примо. — Тихо.

Я помотал головой, пытаясь вырваться из державших меня рук. Дверь в комнату открылась, на пороге стоял сеньор Джанфранко Медичи. Он мельком глянул на меня, затем повернулся к доктору. Риверс как раз вынимал иглу из моей вены, и Примо зажал мой кулак, удерживая меня на столе всем весом.

— Это был Сэм… — как во сне, повторял я. — Убил Джона… пустил их в дом… вы должны знать… это Сэм… Вителли погиб… Вителли погиб!

Последние слова я говорил уже на русском: комната мягко качнулась перед глазами, и серый туман поглотил и белый потолок, и звуки итальянской речи, и сеньора Медичи, и кровь на натертом до блеска кафеле.

…Сознание возвращалось ко мне медленно, толчками. Мне казалось, что я провел целую вечность в темноте, прежде чем мир начал светлеть, и обрел контуры — вначале мутные, размытые, затем всё более четкие. Я открыл наконец глаза, и впервые за много дней понял, что не хочу больше бороться. С первой же секунды пробуждения мне расхотелось жить.

В доме стояла тишина. Я по-прежнему видел только белый потолок, но совсем не такой, как в операционной доктора Риверса. Тела я не ощущал, говорить не мог. Мир слегка покачивался перед глазами: я медленно отходил после уколов успокоительного и наркоза. Я почти ничего не помнил, только собственные крики, какие-то бесформенные кошмарные видения и — Примо.

По крайней мере, сейчас меня оставили одного.

Как мог, я осмотрел себя. Я лежал под одеялом, от вены на правой руке тянулась тонкая трубочка капельницы. На столике рядом с кроватью стояли бутылочки и банки с лекарствами, острый запах спирта витал в воздухе. В комнате не оказалось окон, единственная дверь находилась в трех шагах от кровати. В углу примостился шкаф, у кровати стоял стул. Снаружи звуков не доносилось, и я снова закрыл глаза. Я чувствовал себя униженным и раздавленным. Прогнуть чужой мир под себя не получилось. Я совершенно зря беспокоился о том, что ассимилируюсь: мир, к которому я начал привыкать, разбился вдребезги после встречи со Спрутом и смерти Вителли.

Дверь отворилась с тихим щелчком, кто-то вошел в комнату.

— Олег, — услышал я голос Примо. — Эй.

Манетта уселся на стул рядом с кроватью и замолчал. Вначале я не хотел говорить, но затем мне захотелось спросить. Не открывая глаз, я с трудом выдавил из себя:

— Где Вителли?

Примо помолчал несколько секунд, затем вздохнул.

— Риверс выписал медицинское заключение о смерти, тело забрали.

Больше говорить было не о чем; я снова начал проваливаться в тяжелый наркотический сон.

Сэм приехал через несколько часов.

Кроме Примо, дежурившего у моей постели, и двух неразговорчивых охранников Медичи за дверьми моей комнаты, в особняке не оказалось ни души. Доктор Риверс работал в своем кабинете на первом этаже. Манетта, убедившись, что я не реагирую на попытки заговорить со мной, тихо вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой ровно настолько, чтобы услышать, если я приду в себя.

Неожиданного визитера, таким образом, встречали за моей дверью все трое. Всё дальнейшее я знаю по большей части от Примо. И надо признать, будь я в добром здравии и трезвом уме, я бы никогда не простил его за безумную идею.

Оба охранника положили руки на пояс, рядом с рукоятями пистолетов, но, увидев Сэма, тотчас расслабились. Выглядел тот неважно: бледный, с прилипшими ко лбу влажными волосами, под глазами темные круги. Левое плечо закрывала плотная повязка в несколько слоев. Свободная петля охватывала шею, поддерживая руку, прижатую к груди.

Никто его не остановил. Охранники обменялись с ним кивками, наградили сочувствующими взглядами, и спокойно пропустили к моей комнате. Сэм был личным помощником Вителли, и статус свой ещё не потерял.

Впрочем, Манетте на вопросы иерархии было плевать: когда он вызвался сидеть возле меня, он об этом, по его уверениям, не думал. Проверив, насколько плотно закрыта дверь в мою комнату, Примо повернулся к Сэму.





— Как он?

Манетта пожал плечами.

— Жить будет.

Сэм бессильно прислонился здоровым плечом к стене. Бледный и осунувшийся, он выглядел изможденным, как человек, переживший тяжелую утрату.

— Он что-то говорил?

— Ничего особенного, — махнул рукой Примо. — Ему здорово досталось. Джоэль накачал его транквилизаторами, будет спать до утра. Быть может, тогда он нам что-то расскажет.

Сэм помедлил, словно борясь с желанием задать вопрос, и совестью, предлагающей оставить больного в покое.

— Можно к нему?

Примо скрестил руки на груди, и посмотрел на Сэма точно сиделка, искренне сочувствующая близким родственникам, но не собирающаяся забыть о профессиональном долге.

— Сэм, ты вряд ли сейчас чего-то от него добьешься. Он пережил настоящий ад, у него шок, и нам едва удалось его успокоить.

Сэм задумался.

— Он был с Джино, когда тот умер.

Манетта помрачнел. После визита Медичи в доме старались много не говорить. Особенно о произошедшем.

— Держись, парень, — Манетта ободряюще стиснул локоть Сэма. — Это тяжелая утрата. Вителли все любили. Даже старик Палермо.

Сэм потер раненую руку, поморщился, и сказал:

— Отдал бы всё на свете, чтобы быть там.

— Никто не знал, что так будет, — вздохнул Примо.

Сэм молча кивнул.

— Выпить хочешь? — предложил Манетта, отталкиваясь от двери. — От этих, — он кивнул в сторону охранников, застывших на своих стульях с невозмутимыми лицами, — помощи не дождешься. Вам принести? — поинтересовался у них Примо. Получив два одинаковых кивка, Примо устало растер ладонями лицо. — Надо промочить горло. Может, и в голове немного прояснится. Я скоро.

Позже, когда все мы немного успокоились, Примо восстановил для меня по частям события нескольких последних, насыщенных событиями минут. Люди Медичи получили недвусмысленный приказ: охранять комнату, не подпускать к двери посторонних. Вот только Сэм не был посторонним. Никто не задержал его, когда он, беззвучно ступая по ковру, подошел к двери. Сэму сочувствовали; его пропустили повидать того, кто последним видел Вителли живым.

Сэм вошел в комнату. Плотно прикрыл дверь, и стремительно подошел к постели. У него оставалось несколько минут, прежде чем вернулся бы Примо. О людях Медичи Сэм не беспокоился — послушные и страшные, они отличались выдержкой цепных псов, поставленных для выполнения единственной задачи.

Будь у меня чуть больше сил, или хотя бы желания жить, Примо пришлось бы потрудиться, чтобы заслужить мое прощение. Затея, просочившаяся в легкомысленную голову Манетты, была столь же рисковая, сколь и эффективная. Она дала плоды.

От удара дверь распахнулась настежь; Манетта ворвался в комнату. Одним взглядом он охватил всё: и мою опутанную трубочками капельницы кисть, и сгорбленную спину Сэма, нависшего надо мной, и пустой шприц в его левой руке.

— Сволочь! — взревел Примо, бросаясь к Сэму.

Тот болезненно зашипел, когда Манетта вцепился в раненое плечо, попытавшись отшвырнуть Сэма от кровати. Другой рукой Примо ударил по кисти предателя, и стиснул пальцы Сэма, выкручивая шприц. Не оглядываясь, тот коротко ударил локтем назад и вверх. Манетта захрипел, пошатнулся, и вцепился в перебинтованную руку убийцы, отшвыривая его от кровати. Шприц полетел на пол, а в следующий миг Сэма мощным рывком вздернули в воздух две пары дюжих рук, отрывая от жертвы.