Страница 189 из 192
Золя настаивал на обобщающем значении образа Октава Муре, деятельность которого, по замыслу писателя, олицетворяет общественно полезную активность человека: «Борьба ради жизни. Веселая. Октав, эксплуатирующий женщину, потом сам эксплуатируемый и побежденный женщиной. Воплотить в этом весь материалистический и фаланстерский век» («Набросок»). Золя то любуется Муре как «коммерческим гением» (он «вносит в коммерцию фантазию. Здесь выступает поэтическая сторона книги»), то обличает в нем буржуазного хищника. При всем бессердечии и безнравственности Муре в нем есть обаяние сильной личности, человека действия. Оправданию героя служит и то обстоятельство, что на его стороне Дениза — воплощение авторского нравственного идеала.
И все же наибольшей художественной убедительностью обладают не те страницы, на которых рисуются коммерческие и любовные победы Муре, а те, где показана трагедия гибнущих под его безжалостными ударами мелких конкурентов и мытарства преследуемой администрацией магазина бедной продавщицы.
Демократизм Золя нашел выражение и в том, что идеальной героиней он сделал девушку из народа, наделив ее тонким умом, душевной чистотой и высоким чувством собственного достоинства. Образ Денизы восходит к веренице скромных, трудолюбивых работниц, мужественно борющихся с невзгодами жизни, образы которых создавали на протяжении XIX века авторы французского социального романа различных направлений от Бальзака и Гюго до Эжена Сю и Альфонса Доде. Но есть у этого образа и еще один источник.
Тесно связанный с середины 70-х годов с петербургским журналом «Вестник Европы», Золя следил за русской литературой. По свидетельству современника, ему стал известен роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?», который был выпущен во французском переводе в Италии в 1875 году и в следующем, 1876 году, появился в продаже в Париже.
В конце 1889 года русский журналист и переводчик И. Павловский в корреспонденции из Парижа, помещенной в «Новом времени» и подписанной псевдонимом «И. Яковлев», сообщал:
«Когда Золя писал „Au bonheur des dames“, я застал его однажды за чтением „Что делать?“ Чернышевского. С той милой откровенностью, которая свойственна ему, он сознался, что хочет переделать русскую героиню, устраивающую фаланстеры, на французский лад. И ведь переделал!»
Впечатление от романа Чернышевского могло отразиться на описании преобразований в магазине «Дамское счастье», улучшения положения служащих по инициативе и настоянию Денизы. Разумеется, сама Дениза не имеет ничего общего с героиней Чернышевского. Русский революционный демократ нарисовал в образе Веры Павловны одну из представительниц «новых людей», Золя же наделил Денизу традиционными буржуазными добродетелями, вознагражденными в финале романа, что очень хорошо заметила и одобрила французская буржуазная критика.
В России роман «Дамское счастье» появился в переводе почти одновременно с французским отдельным изданием.
Осенью 1882 года И. С. Тургенев, проживавший тогда в Париже и близко знакомый с Золя, передал последнему, что московский журнал «Будильник» желает приобрести у него право перевода на русский язык очередного романа из серии «Ругон-Маккары». Золя согласился предоставить для этой цели «Дамское счастье». По рекомендации того же Тургенева перевод романа непосредственно с рукописи был произведен И. Павловским еще до выхода в свет французского издания. Первое русское издание «Дамского счастья» появилось в качестве бесплатного приложения к журналу «Будильник» в 1883 году, уже после смерти Тургенева. Революционно-демократическая критика, охладевшая к Золя после его статей «Экспериментальный роман», «Литература и республика» и других (опубликованных в конце 70-х годов в «Вестнике Европы»), в которых высказывались взгляды, противоречившие представлению русских демократов о реализме, осталась равнодушна к «Дамскому счастью». Либеральная критика встретила новое произведение Золя единодушным одобрением.
Влиятельный критик журнала «Вестник Европы» К. К. Арсеньев писал в 1883 году (книга 6):
«Читая последние романы Золя, в особенности „Nana“ и „Pot-bouille“, мы часто спрашивали себя, неужели один из самых крупных талантов эпохи обречен на окончательный упадок, на безнадежное погружение в бездну протокольных описаний, скабрезных сцен и стертых, как старая монета, фигур, вечно равных себе, застывших в какой-нибудь привычке или страсти? Новый (одиннадцатый) том ругон-маккаровской серии устраняет эти опасения, по крайней мере на время. „Au bonheur des dames“ — одно из самых свежих, самых жизненных произведений Золя. Мы опять узнаем в нем автора „Fortune des Rougons“, „Ventre de Paris“, „Conquête de Plassans“, глубокого знатока и оригинального живописца современной общественной жизни». Буржуазная позиция К. Арсеньева обнаруживается в его утверждении, что изображенное Золя тяжелое положение работников «Дамского счастья» «не может считаться нормальным результатом нового порядка»; напротив, в реформах, внушенных Денизой, критик видит «просвет в будущее, может быть и не близкое, но во всяком случае вероятное». «Золя едва ли ошибается, — пишет он, — называй преобразованный „Дамский базар“ зародышем обширных рабочих колоний XX века».
Журнал «Новости» (1892, № 21) поместил статью Л. Е. Оболенского, в которой отмечается жизненность темы романа Золя. «Дамское счастье», по словам критика, «…иллюстрация одного из основных положений некоторой части современной экономической науки, состоящего в том, что развитие капитализма в Европе должно привести к постепенному поглощению всех мелких предприятий крупными, к поглощению крупным капиталом мелких и к объединению в конце концов всех производств в руках немногих лиц, образующих синдикаты или союзы».
Обстоятельная статья о романе «Дамское счастье» принадлежит писателю Боборыкину, одному из самых горячих поклонников и популяризаторов Золя в России. Боборыкин поместил в журнале «Наблюдатель» (№№ 11–12 за 1883 год) большой критический очерк о жизни и творчестве Золя. Вслед за Арсеньевым критик видит достоинство романа «Дамское счастье» в отсутствии натуралистических крайностей. Преувеличивая социальную значительность романа, он пишет: «Что же такое роман „Au bonheur des dames“ в главном своем замысле? Целая поэма на тему современной индустрии: изображение борьбы между промышленным централизмом и кустарным промыслом, между сложным коллективным телом и отдельными усилиями розничной торговлю). Никогда еще ни в каком романе, — продолжает критик, — власть денег, абсолютный произвол патрона, борьба из-за лишнего франка не выступали так поразительно живо и беспощадно, как в этом романе». Боборыкин видит художественное новаторство произведения в «сочетании лиризма с трезвым исследованием жизни». По мнению критика, некоторые «страницы написаны в каком-то балладном стиле, новом и для самого Золя, и вообще для современного романа».
Двенадцатый роман серии «Ругон-Маккары» «Радость жизни» печатался в виде фельетонов в конце 1883 года в газете «Жиль Блас», а в феврале 1884 года вышел отдельной книгой у издателя Шарпантье.
Замысел этого произведения вынашивался несколько лет, роман должен был выйти вслед за «Нана», но работа над ним затянулась. В декабре 1883 года содержание нового романа Золя стало через Доде известно Эдмону Гонкуру, который в то время готовил к печати свой роман «Шери» (вышел в 1884 году) и был обеспокоен совпадением темы физического созревания девушки в своем произведении и в произведении Золя. Это послужило поводом к обмену письмами между обоими писателями. Напомнив Гонкуру, что не имел случая познакомиться с его рукописью, Золя разъяснял, что речь идет лишь об одном побочном эпизоде, но отнюдь не о главной теме романа «Радость жизни».
«Очень рад, друг мой, что вы вспомнили, и хочу еще добавить, что план „Радости жизни“ определился еще раньше, чем план „Дамского счастья“. Я отложил его потому, что хотел влить в это произведение много личного, касающегося меня и моих близких, а после недавно постигшего меня удара — потери моей матери — я не находил в себе мужества писать об этом. Ради бога! Не думайте, что моя книга может повредить успеху вашей. Вы увидите, что у меня вовсе не было намерения написать исследование о молодой девушке. Я совершенно уверен, что между нашими романами нет никаких точек соприкосновения» (письмо к Э. Гонкуру от 15 декабря 1883 года).