Страница 50 из 51
Каир
По реке теперь рядом с античными медленными фелуками плывут караваны шаланд и самоходные баржи. Усилилось движение и на прибрежных дорогах. Стали гуще пальмовые рощи. Появилось множество заводов и фабрик. На горизонте вырисовываются силуэты пирамид; их не следует смешивать с большими пирамидами — те находятся дальше на север. Мы подплываем к Каиру.
26 июня торжественно подгребаем к сходням Королевского гребного клуба, где нас поджидают представители спортивной прессы вместе с многочисленными членами европейской и американской колоний египетской столицы.
11 июля утром, эскортируемые байдарками Гребного клуба и прекрасного яхт-клуба "Маади", мы после очередного наскока корреспондентов и обстрела фотографов, проплываем под большими мостами через Нил и вступаем в Дельту. До Средиземного моря осталось ровно двести пятьдесят семь километров.
Непосредственно за Каиром Нил делится на два главных рукава — Дамиеттский и Розеттский, регулируемые тремя большими каналами [34]. От этой главной системы расходится сеть бесчисленных каналов, обеспечивающих орошение одной из самых густонаселенных областей на земном шаре: девятьсот пятьдесят жителей на квадратный километр. Если хочешь увидеть человеческий муравейник, надо приехать сюда.
Ирригационная сеть здесь регулируется Большой плотиной, построенной еще Мухаммедом Али в 1820 году. Это первое по времени сооружение на Ниле, цель которого упорядочить течение реки. Первоначально плотина представляла собой земляную насыпь, которую каждый год разрывали, чтобы пропустить паводок. Вместе с тем она служила северным заслоном столицы Египта. Не так давно плотина была облицована камнем; однако она сохранила свой живописный облик старинной, укрепленной плотины, благодаря подъемным мостам, башням с зубцами и бойницами.
Плотина прекрасно отвечает своему назначению. Она удерживает всю воду в Розеттском рукаве, по которому мы намерены плыть. У подножия плотины русло реки пересохло. Этого мы не предвидели. Через два месяца, когда к Каиру станет подходить паводок, на плотине откроют все затворы и Нил обретет свое древнее русло. А пока что нам приходится плыть по отводному каналу Менуфия. Первые километры пути нас радуют. Течение хорошее, и мы быстро несемся по узенькому водостоку.
Фелуки на Ниле близ храма Ком Омбо
Нил у Каира
Нам еще никогда не приходилось так близко плыть от населенных мест. Фермы расположены у самой воды. На каждом шагу — сценки повседневной жизни деревни.
На берегах, покрытых деревьями, женщины с заткнутыми подолами, сверкая розовыми или голубыми шальварами, стирают белье. Рабочие лепят из смешанной с рубленой соломой глины стены. В тине полощутся гуси. По берегам канала стоят на сваях крохотные деревянные беседки, предназначенные для отдыха. В камышах рыболовы удят рыбу. Зеленые кущи и кусты радуют глаз. Кажется, что плывешь чуть ли не по Марне. Мы начали свои упражнения на каяках на этой веселой французской реке. Теперь мы кончаем их на Ниле в обстановке почти сходной.
Торговый квартал в старом Каире у мечети Аль-Азхар
Население миролюбиво настроено.
У нас с ним установились самые дружественные отношения. То и дело приходится отвечать прибрежным жителям и матросам, спрашивающим у нас — что мы тут делаем, куда направляемся? Утомительно поддерживать разговор на языке, который плохо понимаешь. Чтобы мы их лучше поняли, люди кричат изо всех сил, но чем громче они кричат, тем хуже мы разбираем смысл слов. Они называют всех нас Джорджами, так как принимают за англичан, своих прежних колонизаторов.
Поскольку у них никак не может уложиться в голове, что мы просто мирные путешественники, они делают на наш счет всякие предположения. Иные принимают нас за контрабандистов, провозящих гашиш, и просят продать им это запрещенное зелье. В одной из деревень Джон имел неосторожность сказать, что изучал медицину. Какая оплошность! Его тотчас же окружают и просят освидетельствовать! Старший жандарм, восседая на стуле, задирает рубаху и показывает голую спину. Лысый египтянин хочет получить волшебное снадобье, от которого выросли бы волосы на его плеши. Джона осаждают со всех сторон. Напрасно он уверяет, что еще не стал врачом и ничего не может сделать, — с тем же успехом можно было бы обращаться к глухим. Люди обнаруживают такую веру в его искусство, что ему приходится уступить. Он осматривает спину жандарма, тщетно пытаясь сохранить серьезный вид, и бормочет советы, понятные ему одному. Однако пациент уходит повеселевшим, словно беглый осмотр избавил его от всех болезней.
Нам грозит опасность быть избитыми
Доброе согласие с населением длится недолго.
Мы производили съемку бытовой сценки неподалеку от обыкновенного маленького мостика через канал. Этого достаточно, чтобы вспыхнуло озлобление. Нас принимают за шпионов. Один из феллахов впрыгивает в каяк Джона, рискуя его опрокинуть, и выхватывает у него камеру и катушку с лентой. Матросы ставят поперек канала свои фелуки, чтобы отрезать нам дорогу. С берегов летят камни. Стоим неподвижно, окруженные воющей и неимоверно жестикулирующей толпой, готовой уложить нас на месте при малейшей несдержанности с нашей стороны. Внешне сохраняя полное спокойствие, достаем бумаги, выданные нам в Каире именно для того, чтобы избежать трений с населением: это специальные разрешения производить киносъемки и фотографировать; все написано по-арабски и скреплено многочисленными печатями и подписями. Однако вся эта тарабарщина никому не нужна: эти люди не умеют читать. Они осматривают наши бумаги со всех сторон, словно ища на них магические знаки.
Наконец, появляются жандармы. Вмешательство властей как нельзя более своевременно: без него нам бы не миновать расправы.
Жандармы тащат нас к омда, но он отказывается заняться разбором столь щекотливого дела. Нас ведут дальше, на этот раз в местное отделение полиции, под ропот толпы, поднимающей вокруг клубы пыли. Все в затруднении. Как поступить с тремя субъектами, разгуливающими по каналам в чудных маленьких суденышках? Приходится добрых два часа торговаться с каким-то чином, что-то повторяющим с чужих слов. Видно, что он не хочет брать на себя ответственность. Советуем ему позвонить в ближайшую префектуру и доложить обо всем начальству. Он долго колеблется, прежде чем так поступить.
Несколько часов спустя начальник полиции Менуфы, крупного города в районе Дельты, километрах в пятидесяти к северу от Каира, посылает за, нами полицейскую машину. Уже пять часов вечера. Мы позавтракали арбузом, заплатив втридорога стражнику, который нам его принес.
Наконец мы доставлены в отделение провинциальной полиции. В комнате для арестованных, куда нас вталкивают, уже находится странствующий фотограф, чей аппарат только что разбила толпа. С беднягой обошлись круто: у него все лицо в синяках и ссадинах.
Появляется префект полиции в сопровождении свиты офицеров. Сам он — в штатском. Держится корректно, обращается с нами вежливо. Мы оживаем. В полицейских помещениях всегда невольно испытываешь чувство виновности, особенно если ты невиновен, и это чувство автоматически усиливается, когда находишься перед облаченными в мундир людьми, выпячивающими грудь.
Префекту с одного взгляда становится ясно, что на него свалилось то, что называют "кляузным делом". Он поручает помощникам разобраться с фотографом (тому, боюсь, повезло меньше, чем нам), а нас приглашает в свой кабинет. Тотчас раскладываем перед ним наши удостоверения — а их у нас, слава богу, достаточно! — показываем вырезки из каирских газет, где нашим подвигам пелись бесконечные дифирамбы. На следующий день после нашего прибытия в столицу каирские газеты пространно поведали читателю, снабжая свои сообщения многочисленными фотографиями, об "удивительных подвигах трех смелых молодых спортсменов" на Ниле. Нас окрестили "тремя мушкетерами", "героями великой африканской реки". И вот как обращаются с этими героями здесь!
34
34 Речь идет о храме Хатшепсут в Дейр-эль-Бахари, который автор ошибочно считает дворцом (прим. ред.).