Промзона

Источник неприятностей был найден. Забоину зачистили, МиГ заправили и подготовили к вылету. Однако Миша Рубцов неожиданно уперся.

– МиГ не полетит. А вдруг мы его потеряем? А если человека угробим?

Степан был в ярости. Довод «человека угробим» на него явно не действовал. За свою жизнь он угробил гораздо больше человек, чем погибло на испытаниях всех машин фирмы Микояна.

– То есть как это не полетит? – орал Бельский. – Мы зачем сюда прилетели? Чтобы стоять, как трамвай?

Михаил Рубцов пожал плечами.

– Степан Дмитриевич, – сказал он, – я не могу ручаться, что помпаж произошел от дефекта лопатки компрессора. Самолет нуждается в более тщательном осмотре.

Мнения, как всегда, разделились. Одни – в их числе Яша Ященко, гендиректор ОКБ «Русское небо», и шеф-пилот, доказывали, что лететь нельзя, и что лучше тихо постоять, чем громко хлопнуться. Другие – и в их числе Степан Бельский и гендиректор ЧАЗа, доказывали, что если машина сегодня не полетит, злые языки конкурентов утопят ее в дерьме.

– Ну хоть «блинчиком»[4] слетай, – умолял гендиректор.

Точку в споре поставил Миша Рубцов.

– Я на этой машине не полечу, – сказал он, – и Коля не полетит. А больше лететь некому.

И вот теперь единственный в России истребитель-перехватчик пятого поколения тихо пылился на рулежке, а героем дня был «Ми-28МХ». Президент провел у вертолета около двадцати минут.

Главные пояснения давал Извольский.

– В принципе, это не новый вертолет, – сказал Извольский. – Это модернизированный вертолет. Вся проблема заключается в том, что новый вертолет стоит до семи миллионов долларов, и с новым вертолетом мы начинаем проигрывать американским «Апачам». А наша модернизация стоит чуть больше миллиона, и за эти деньги любая страна, у которой уже есть «Ми-28» или «Ми-35», превращает свое старье в абсолютно современную боевую машину. Да, она проигрывает «Апачу», но два таких вертолета загонят в угол любой «Апач», а стоит она не в два, а в семь раз дешевле американца.

Как только президент остановился около вертолета, вокруг него немедленно образовалась целая толпа из генералов, губернаторов и просто праздной публики.

Майю оттерли от брата. Она потихоньку выбралась из толпы и отправилась бродить. Оружие, представленное на выставке, ее не интересовало совершенно. Все эти «Искандеры» и МиГи, что, он в сущности? Игрушки крутых правительств, как «Мерседесы» и «Крузеры» – игрушки крутых мужчин.

Было забавно думать, что две тысячи лет назад война приносила деньги. А сейчас любая война деньги только истребляла.

За грозной техникой обнаружилась рулежка с палатками. В палатках продавали кока-колу и хотдоги. А за палатками – выгоревшая трава, почти такая же, как в Техасе, и коровьи лепешки посереди травы. Видимо, в будние дни на аэродроме пасли коров. Сегодня вход на аэродром был по пропускам, а у коров пропусков не было.

– Сколько сейчас в мире летает «Милей»? – спросил меж тем президент.

– Пятнадцать тысяч, – ответил Ревко, – половина в России, половина в странах третьего мира.

– Сколько денег вы вложили в разработку?

– Около десяти миллионов, – ответил Извольский, – но мы не рассматривали это только как коммерческий проект. Мы рассматривали программу дешевой и эффективной модернизации вертолетов фирмы «Миль» как геополитический проект, который поможет России вернуть свое влияние на ряд прежде подконтрольных ей стран.

Извольский подумал и добавил:

– Разумеется, при условии, что завод получит право самостоятельного экспорта. Это ведь будут штучные, разовые заказы, а «Рособоронэкспорт» с такими заказами работает неохотно.

У стоявшего тут же рядом Андрея Беклеминова, начальника «Рособоронэкспорта», вытянулось лицо. Уж Беклеминов-то отлично знал, сколько и каких вертолетов в свое время продавал Александр Ревко, впрочем, имевший тогда левый югославский паспорт. Программа была явно разработана под непосредственным патронажем Ревко, наверняка и деньги ему пойдут, а «Рособоронэкпорту», официальному общаку всех экспортных оборонных потоков, не достанется ни цента…

Президент повернулся к Ревко.

– Ну что, Александр Феликсович, – сказал президент, – вам, кажется, специфика эта знакома? Помогите металлургам с экспортом…

Два военных атташе, оба с азиатско-тихоокеанского региона, внимательно прислушивались к диалогу. На вертолет они глядели тем же взглядом, которым подвыпивший посетитель кабака смотрит на стриптизершу. По лицам их было видно, что они уже прикидывают, как и где договариваться с южносибирским полпредом.

– Не уверен, что эта машина так хороша, – сказал Беклеминов.

Военные атташе мгновенно развернулись в его сторону. К достоинствам машины фраза главы «Рособоронэкспорта» отношения не имела. Значила она совсем другое: «Смотрите, ребята, если вы купите этот вертолет, как бы у вас не образовались трудности с покупкой другой российской техники».

– А мы сейчас проверим, – отозвался президент. И, обернувшись к летчику, стоявшему тут же рядом, спросил:

– Простите, вас как по отчеству?

– Михаил Альбертович, – ответил тот.

– Прокатимся, Михаил Альбертович?

Степан Бельский стоял у шасси неподвижного МиГа и смотрел на кружащий в небе вертолет. Он слишком хорошо понимал, что происходит.

Полпред Александр Ревко при советской власти профессионально торговал оружием; говорили, что только в Африку он поставил около трех десятков МиГов и устроил на полученные деньги парочку прокоммунистических переворотов. Если Ревко вместе с Извольским рассыпается в похвалах вертолету – значит, Ревко надеется, что прибыль от экспорта пойдет на содержание аппарата полпреда.

Это была косвенная взятка Извольского – полпреду. А президент, кружащийся в воздухе, повышал стоимость этой взятки стократно, потому что завтра фотография нового русского вертолета с русским президентом на борту пройдет по всем российским и зарубежным новостям и ляжет на стол всех диктаторов и эмиров, закупивших в свое время МИ. И взятка эта была душеполезна и социально-значима, ибо президент наглядно демонстрировал, какого рода услуги новая российская государственность готова принимать от олигархов, – и как она готова за них благодарить. Десять минут президентского полета сберегали АМК десятки миллионов долларов, затраченных на рекламу новой техники.

Вертолет опустился на землю, и охранники бросились к нему, как цыплята – к наседке. Извольский и Ревко подошли следом.

Президент выпрыгнул из вертолета на бетонную площадку, поправил волосы и оглянулся на белоснежный самолет с лебединым изогнутым фюзеляжем, одиноко стоявший в семидесяти метрах.

– А это что? – спросил президент.

– «МиГ-1-48 „Сапсан“, – сказал Ревко. – Это кусок фанеры, под который очаковская преступная группировка и группа „Сибирь“ хотели бы получить миллиарда полтора долларов из военного бюджета.

Черловский губернатор начал что-то возражать. Лет пять назад губернатор умел неплохо говорить с толпой. Говорить связно он не умел никогда, и сейчас его возражения в основном сводились к тому, что группа «Сибирь» отреставрировала в Черловске церковь и построила в ста пятидесяти километрах отсюда замечательную горнолыжную трассу, которую президенту очень неплохо было бы посетить. Президент слушал его минут пять, а потом тихо спросил:

– Михаил Силыч, кажется, близ этой трассы… тоже есть вертолетный завод? Вишерский, если мне не изменяет память?

Память президенту не изменяла: завод действительно был, что губернатор и подтвердил.

– Вячеслав Аркадьевич, сколько сейчас средняя зарплата на Конгарском вертолетном?

– Пять тысяч рублей, – ответил Извольский.

– А на Вишерском вертолетном?

– Семьсот рублей в месяц, – ответил за губернатора Ревко, – последний раз ее платили полтора года назад.

– Почему бы вам, Вячеслав Аркадьевич, не купить Вишерский завод?

4

Т.е. облети аэродром без выполнения фигур высшего пилотажа.