Страница 39 из 49
Карл повсюду искал и не мог найти своего племянника. А Арнульф, делая вид, что сильно напуган смятением, вызванным захватчиками, вместе с графами укрылся в башне городской цитадели. Но когда Карл взял башню в кольцо, безоружные осажденные, не имея продовольственных припасов, вынуждены были сдаться. Их переправили в Лан, где они находились под усиленной охраной. Карлу пришлось некоторое время остаться в Реймсе, чтобы прибрать к рукам собственность епископства и укрепить свои позиции в Суассоне, который он получил, захватив в плен графа Ги. Затем он вернулся в Лан и потребовал от пленников принести ему клятву верности, от которой они единодушно отказались. Карл же и Арнульф упорно продолжали разыгрывать свою комедию. Они притворялись будто ненавидят друг друга, обвиняли друг друга во взаимных обидах. Архиепископ даже предал анафеме захватчиков владений реймской церкви. Но его угрозы касались только мирских владений, он умолчал о предательском поведении духовенства и народа, то, что вызвало справедливое негодование Готье, епископа Амьена. Арнульф даже имел наглость приказать галльским епископам вслед за ним провозгласить отлучение. Эта анафема дошла до Эда, епископа Санлиса, при посредничестве Ги, епископа Суассона. Гуго и Роберт поспешили созвать в Санлисе церковный собор, на котором присутствовали епископы реймской провинции.
Однако уже пошел слух, что истинным автором предательства является сам архиепископ. Епископы решили применить отлучение от церкви, чтобы полностью развеять кривотолки. В тексте отлучения главным образом обвинялся священник Альгерий, «который выдал архиепископа, будучи его охранником, сотрапезником, советчиком и капелланом». Анафеме предали «этого пособника дьявола, предателя своего епископа, духовенства и всего реймского народа», а также захватчиков епископства Лана, т. е. Карла и его войско, и «беспощадных мучителей епископа». Решения собора были переданы Арнульфу. чтобы тот их подтвердил. Но было слишком поздно: он более не мог играть свою роль, и только что принес Карлу клятву верности и передал ему заложников. Графы Жильбер и Ги не замедлили последовать его примеру и были отпущены на свободу. Арнульф, вместо того, чтобы потребовать от захватчиков отказа, раскаяния, отважился единолично простить виновников, без согласия духовенства, что являлось незаконным. Он даже не потрудился вызволить из плена своего клирика, сына Ренье, видама Реймса. Более того, Арнульф передал некоторые фьефы рыцарей Реймской церкви друзьям своего дяди и заставил духовенство и жителей Реймса принести себе и Карлу клятву верности.
Его предательство стало очевидным. Гуго потребовал от Арнульфа предстать перед церковным собором в Санлисе, обещая освободить его, если он действительно в плену; если же он свободен, его поведение назвали предательским. Арнульф же делал вид, что ничего не знает и не слышит. Повторное королевское предупреждение также не имело большего успеха таким образом, прошли недели и месяцы, полные неопределенности, вплоть до следующего года.
А чем в это время занимался Герберт? Попав из-за предательства Арнульфа в плен, он испытал на себя ярость Карла и своих врагов, которые отлично помнили о важной роли, сыгранной им во время прихода Капетингов к власти. У него отобрали все, но на свободу вскоре отпустили. Сначала Герберт помышлял покинуть Реймс, но вдруг резко изменил свою точку зрения, неожиданно став ревностным сторонником Карла, и назвал Гуго и Роберта узурпаторами. Эта внезапная перемена – самое загадочное место в биографии Герберта. Все осуждают эту перемену, но нет никого, кто бы смог ее объяснить. Герберт, как уже говорилось, был человеком амбициозным, что позволяло ему, принимая во внимание его способности и преданность, защищать принятую им сторону. До сих пор, однако, его полная самоотверженность обрекала его лишь на опасности и треволнения. Переполняемый горечью от черной неблагодарности, проявленной Гуго Капетом и Феофано, он чувствовал себя состарившимся и, без сомнения, задавался тревожным вопросом: что же с ним будет дальше, если не приходится рассчитывать на награду за долгую и верную службу, Он по-прежнему страдал от лихорадки, приобретенной им во время осады Лана в августе 988 года и обострившейся наступившей осенью. Болезнь лишь поспособствовала упадку его боевого духа и росту беспокойства за свою дальнейшую судьбу. У Карла были все шансы снискать симпатию Герберта, поскольку его активность резко контрастировала с инертностью Гуго Капета. Еще год назад Карл пытался склонить Герберта на свою сторону, и теперь, конечно же, не скупился на обещания. В конце концов, возможно, Герберт счел возможным возложить всю ответственность за свой поступок на своего архиепископа.
Справедливы эти предположения или нет, но установлен факт, что Герберт незамедлительно приступил к полемике в пользу Карла. Асцелин, скрывавшийся при королевском дворе, по-прежнему настаивал на анафеме, наложенной им на ланскую епархию, откуда он был вынужден бежать в прошлом году. Известно, что последствием этого ужасного наказания было полное лишение верующих всех церковных таинств. Не разрешалось даже хоронить умерших и крестить детей. Эта слишком жестокая кара возмущала Герберта, который написал Асцелину следующее письмо:
«Епископу – пока достопочтенному Адальберону, – Герберт», «Неужели ты до того предался беспечности и полагаешься на сомнительные случайности, что не видишь мечей, висящих над твоей головой, не чувствуешь осадных машин, бьющих тебя в самые внутренности? Ты был когда-то мне добрым другом. Вспомни же, прошу тебя, о том, что было совершено при отце моем Адальбероне и под его верховным водительством! Родной брат божественного Августа Лотаря, наследник престола был изгнан из государства. Его враги избраны в короли на время междуцарствия (лишь такими признают их, по крайней мере, многие). По какому же праву законный наследник лишен своего наследия, по какому праву он лишен престола? И, так как теперь он воротился в отчий дом, какие декреты римских пап запретили крестить младенцев? Какие священные каноны предписали удалять от алтаря ни в чем неповинных пресвитеров? Относительно того, должен ли Бог губить благочестивого вместе с нечестивым в Содоме, Авраам счел уместным беседовать с самим Богом, а ты, пастырь, не задумываешься подвергнуть наказанию виновного вместе с невиновным! Впрочем, что я останавливаюсь на таких мелочах, когда мне известно, что твой обвинительный акт уже составлен Божьими служителями, что он полон преступлений, чреват злодеяниями? Твои судьи уже избраны и, если ты не явишься на их суд, отсутствие не принесет тебе пользы, а если ты явишься, ты перестанешь быть епископом. Уже найден человек, который тебя заместит.[245] Итак, спасайся бегством, пока еще есть время, Не останавливайся за Луарой и Сеной в надежде на безопасность: они тебя не спасут. Так как я осведомлен о заговорах, интригах, постановлениях и их создателях, хочу тайно сообщить тебе обо всем в память о нашей старинной дружбе, чтобы вырвать тебя из оцепенения. Ищи же наиболее действенное средство, если оно существует, ибо ты напоминаешь человека, страдающего каталепсией» (82, № 164).
Это весьма своеобразное проявление дружеских чувств только усугубило ярость Асцелина. Арнульф намеревался скрыть свое предательство от лотарингских епископов, в особенности от Экберта, дружбу которого он стремился себе снискать, поручив Герберту написать от своего имени послание Трирскому архиепископу: «Плывя по волнующемуся морю, приходиться терпеть крушения и испытывать страдания. Нигде не покажется безопасный берег или тихая пристань. И лишь подле вас мы ищем успокоения. У вас есть что дать, без чего сами не оскудеете, и что обогатит того, кто это примет. Мы взываем к вашей любви и милосердию с просьбой встретиться в Реймсе в канун апрельских календ (kalendes) (понедельник, 31 марта 990 г.), если наша дружба сумела приобрести на это некоторое право или же если она может надеяться его заслужить» (82, № 166).
245
Быть может самого Герберта?