Столетняя война

Этьен Марсель был зятем самого влиятельного денежного воротилы и приближенного короля; прямо в год своей свадьбы он стал зятем человека, официально признанного виновным в злоупотреблениях. Женившись, на свое счастье, слишком недавно и не успев втянуться в дело, из-за которого другой зять Пьера дез Эссара, королевский секретарь Робер де Лоррис, тоже угодил в тюрьму, Этьен Марсель успел сообразить, что ему повезло.

Если бы Пьера дез Эссара повесили, его зять, несомненно, не расстроился бы. Но, как и другие жертвы чистки 1346 г., за деньги докладчик прошений выпутался из этой истории. В мае 1347 г. он вышел из тюрьмы, без суда, даже без составленной по всей форме грамоты о помиловании, — он просто заплатил колоссальный штраф, пятьдесят тысяч золотых монет типа «шез»[63] (изображающих короля на престоле), то есть в шестнадцать раз больше, чем Маргарита дез Эссар принесла в приданое Этьену Марселю.

На какое-то время, казалось, все уладилось. Немилость была забыта. Возвращалось процветание. Пьер дез Эссар сумел поправить свои финансовые дела. Он вновь играл прежнюю роль королевского банкира, когда в 1349 г. его унесла Черная чума.

Этьен Марсель был осторожным дельцом. Он отказался от наследства. Его тесть ворочал слишком большими королевскими деньгами, чтобы его счета не стали проверять. Быстро найдут растраты, подлоги, незаконные операции, подделку подписей. Король в свое время спас жизнь своему доверенному человеку, но заботиться о его достоянии у него нет никаких резонов. Более того, это удачная возможность пополнить королевские финансы — таких примеров было немало. За то, чтобы получить наследство, — как будто бы здраво рассудил Этьен Марсель, — придется слишком много «возместить» королевской казне. Расход может намного превысить доход, и придется брать деньги даже из приданого.

Его свояк Робер де Лоррис принадлежал к тому королевскому окружению, которое с шумом разогнали в 1346 г. и незаметно вернули в 1347-м. Он водил дружбу с герцогом Нормандским, то есть с будущим королем. Он чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы принять наследство.

Через три года Иоанн Добрый реабилитировал Пьера дез Эссара. Оказалось, что тот не был ни в чем виноват. Штраф взяли незаконно. В конце 1354 г. казна скрупулезно отсчитала пятьдесят тысяч золотых монет Роберу де Лоррису, который тем самым унаследовал состояние тестя не в том виде, в каком тот его оставил, восстановив перед смертью, а в том, когда оно было наибольшим.

В 1356 г. Этьен Марсель все еще не мог забыть и простить эти пятьдесят тысяч золотых монет, двуличие королевского правительства и плутни собственной родни. Дважды попав впросак из-за финансовых спекуляций королевского окружения, он не упустит случая ни провести реформу, ни свести счеты. Этот крупный бюргер, у которого политическое «хорошее общество» увело из-под носа состояние, был готов объявить ему войну ценой самых неожиданных союзов.

Едва Генеральные штаты Лангедойля были созваны в октябре 1356 г., Этьен Марсель стал выразителем всех претензий, выдвигаемых теми, кто считал, что Францией управляют плохо. Взять столько налогов, чтобы позволить себя разбить! Вот точка зрения среднего горожанина. Но королевская харизма была очень сильна, несмотря на шаткое положение династии, и обвиняли в этом поражении отнюдь не жалкого стратега Иоанна II. Упрекали советников, чиновников — высшую и низшую администрацию. Жители добрых городов во главе с парижанами, которых возглавлял Этьен Марсель, требовали реформ и, для начала, отставок.

Они сразу нашли общий язык с другими недовольными, прежде всего со сторонниками короля Наваррского, склонными считать: если Валуа за десять лет дважды были разгромлены, в этом нет ничего особо странного. Карл Злой, пока сидевший под стражей в Артуа, в замке Арлё, знал, что родился слишком поздно и к выбору 1328 г. вернуться уже нельзя. Но когда побежденный король оказался в плену, в Бордо, а затем в Лондоне, сторонники Карла Злого сочли, что принц, дед которого был французским королем, мог бы встать во главе Франции.

Возглавлял этих «наваррцев» все тот же Робер Ле Кок, епископ Ланский. Марсель был сторонником реформ из ненависти к людям высокого положения, даже из желания мстить. Ле Кок стал таковым по расчету. Он просто-напросто хотел продолжить карьеру по образцу других, которые, как и он, начали в парламенте, а стали канцлерами или получили кардинальские шапки.

Недостало одного человека: Жоффруа д'Аркур остался в Нормандии. Он погибнет в ноябре, в заурядной стычке.

В пустоте, созданной в результате случившегося под Пуатье, возможным казалось все. Штаты во главе с Робером Ле Коком и Этьеном Марселем дошли до того, что потребовали своеобразного участия в управлении — формирования выборного Совета в составе четырех прелатов, двенадцати дворян и двенадцати бюргеров. Это означало прямо-таки установление опеки над королевской властью.

Кстати, в финансовой сфере бедствий для Франции не ждали. Еще в декабре 1355 г. Штаты Лангедойля, где Этьен Марсель уже выступал от имени городов, но пока, по видимости, сотрудничал с Иоанном Добрым, поставили очень четкие условия, на каких города могут быть обложены налогом: прежде всего они потребовали, чтобы налог, вотированный для обороны королевства, использовался в целях этой обороны и только в них. Артуа, Нормандия, Вермандуа уже добились этого — каждый для себя. На сей раз в масштабах всего королевства был выдвинут принцип: суммы, вотированные на оборону королевства, имеют право выдавать только те, кто их вотировал.

Скажем сразу, что Штаты переоценили свои возможности. Это можно было бы предвидеть, исходя из того, что предыдущая попытка Иоанна Доброго закончилась неудачей. Податной охотно давал деньги на местную оборону, на защиту своей области или города. Его трудней было убедить, когда речь шла о вопросах более общих — обороны королевства. Уполномоченные Штатов, взимая «эд», встретятся с теми же трудностями, что и люди короля до них.

Этих депутатов Штатов называли «делегатами» (elus, буквально «избранными»). Были делегаты от каждого диоцеза, которым поручалось оценить базу обложения и централизовать поступления от города и деревни. Были «генеральные делегаты» — три прелата, три дворянина и три бюргера, — задача которых состояла в том, чтобы выплачивать деньги и направлять их движение. Те и другие были подотчетны Штатам, тем самым мало-помалу превращавшимся в постоянный контрольный орган.

Этим добрым людям слегка вскружила голову совсем новая власть, которую они получили в конце 1355 г. из-за бедственного положения короля, лишившегося средств на проведение своей политики. Но они забыли об одном: это снадобье стоило дорого. Добрым городам вскоре наскучит содержать в Париже депутатов, склонных урезать расходы короля, но не собственные затраты на проживание.

Но в октябре 1356 г. потребовали совсем другого. Пусть дофин Карл допустит Штаты к политической власти. Теоретически заседая посословно, в трех раздельных залах, а фактически потратив большую часть своего времени на тайные совещания, где три сословия выступали как стороны в переговорах, депутаты за две недели сформулировали свои требования. Об оказании финансовой помощи власти дофина речи пока не было. Депутаты даже забыли, что созваны для обсуждения именно этого вопроса. Зато со второго дня Штаты продемонстрировали независимость, сообщив членам Королевского совета, что те могут удалиться: в их присутствии работать больше не будут.

В конце октября дофина попросили прибыть в монастырь целестинцев на левый берег, чтобы выслушать предварительные условия оказания финансовой помощи. Штаты не довольствовались тем, что потребовали увольнения «дурных советников» и освобождения короля Наваррского, что выглядело просто дежурной фразой. Они пожелали, чтобы был сформирован выборный верховный Совет, куда вошло бы четыре епископа, двенадцать рыцарей и двенадцать горожан. В начале сессии уже избрали постоянную комиссию из пятидесяти-восьмидесяти человек; не предвосхитило ли это избрание будущие требования Штатов? Предполагалось, что такой комиссии проще следить за действиями верховной власти, чем ассамблее из восьмисот человек с очень разными полномочиями.

63

От французского «chaise» — кресло (прим. ред.).