Страница 63 из 184
Через несколько мгновений Иоанн Добрый, король Франции, и Эдуард, принц Уэльский, встретились лицом к лицу. Ни в прошлом, ни в этот день оба кузена прежде не виделись.
Глава VIII
Обезглавленное королевство
«Вы потеряли своего отца». Вот что Иоанн Добрый счел нужным написать, подданным, более или менее ошеломленным вестью о его пленении, чтобы их утешить и побудить быстро заплатить выкуп. Не то чтобы такой случай был исключительным. Ричард Львиное Сердце попадал в плен к герцогу Австрийскому, Людовик Святой — к мамлюкам. В том и другом случаях подданные и вассалы пленника не чувствовали себя сиротами. Превратности войны не исключали плена. К тому же Ричард, как и Людовик IX, теряли свободу очень далеко от своих королевств, и заточение явно отрезало их в большей мере от армии, чем от гражданской администрации и государства, уже организованных так, чтобы в их отсутствие обходиться без них.
А на сей раз Иоанн Добрый сдался англичанам посреди Франции. Чтобы добраться до Бордо, ему под солидной охраной пришлось ехать дорогами Пуату и Ангумуа. Это подданные французского короля, были они людьми Плантагенета или нет, видели, как их король проезжает мимо, покорившийся, но не подавленный.
Ведь положение пленника было из самых блестящих. Эдуард, принц Уэльский, был слишком рад своей неожиданной победе, чтобы не проявлять к королю величайшего уважения. Чем больше чести он оказывал последнему, тем больше подчеркивал важность его пленения. Иоанн Добрый был весьма далек от отчаянья: он выполнил свой долг, он проиграл, но как верный и смелый рыцарь. В попадании в плен и выплате выкупа кодекс феодальной чести не видел ничего дурного, и в большинстве кутюм выкуп за плененного сеньора считался одним из случаев, когда вассалы обязаны оказывать финансовую помощь.
Если короля что и смущало, то только мысли о старшем сыне, который выбрался из мясорубки Пуатье благодаря не слишком славному бегству. Карл уехал по отцовскому приказу. Тем не менее иерархия рыцарских приличий ставила пленника ниже победителя, но выше беглеца. Конечно, Иоанн Добрый потерпел поражение, но с соблюдением всех правил.
Молодой человек, удалившийся из боя 19 сентября 1356 г. — он больше никогда не испытает влечения к красивым подвигам, — был очень слабым главой расколотого королевства. Карл, дофин Вьеннский, с тех пор как в 1349 г. это имперское княжество ему уступил дофин Юмбер II — последний отпрыск рода Ла Тур дю Пен, был также, как известно, с 1355 г. герцогом Нормандским. Но к восемнадцати годам у него не было настоящего опыта управления. Отец мало привлекал его к делам королевства. Вьеннским дофинатом, полученным им в двенадцать лет, на самом деле управляли люди короля. Нормандия, где помнили, что Иоанн Добрый, когда он сам считался ее герцогом, очень долго был просто подставным лицом — ставленником королевской администрации, была слишком широко представлена во всех центральных институтах монархии, чтобы выглядеть самостоятельным фьефом. В Руане Карл в свое время устроил праздник, доказывая себе, что он герцог и что-то значит на деле; сплел заговор против отца, доказывая себе, что он уже не маленький. На самом деле ничем он не был.
В дни после поражения при Пуатье и до бесславного въезда в Париж 29 сентября Карл принял титул наместника короля. Он был старшим сыном и единственным принцем, способным претендовать на власть в отсутствие короля: брат Иоанна Доброго, Филипп Орлеанский, находился в руках Эдуарда III. Впервые дофин чувствовал себя свободным в действиях. Но он был страшно одинок и знал, что его власть столь же непрочна, сколь и эфемерна. Именно чтобы упрочить свою власть, он в 1358 г. примет более весомый титул «регента».
Наместник короля — это представитель суверена. Регент — глава королевского правительства. У тех, кто помнил времена 1316 и 1328 гг., когда вдовствующая королева ждала ребенка и было неясно, кто станет наследником, слово «регент» вызывало очень четкие ассоциации: если есть регент, значит, короля нет. Переведем на политический язык: существование регентства исключало любые поползновения апеллировать к королю на решения дофина.
Сложности возникли с той стороны, где их ждали меньше всего. Парижское бюргерство, относительно сдержанное на прежних Генеральных штатах, в свое время задетое опалой нескольких парвеню, таких как Жан Пуальвилен и Пьер дез Эссар, и быстро утешенное их возвращением в милость, это крупное бюргерство, до сих пор покорное и занятое прежде всего своими экономическими выгодами, теперь поднялось против дофина и взяло его в ежовые рукавицы.
Конфликт разразился на заседании Штатов. Карл был вынужден созвать их снова, потому что казна была пуста. Дело было не только в выплате выкупа за короля, которую феодальное право предусматривало безусловно, без необходимости испрашивать согласия податных. Этого принципа никто не оспаривал: вассал и его люди должны защищать сеньора с оружием в руках, а если поздно — помочь деньгами освободить его. Зато согласие страны требовалось для получения денег на нормальную работу административного механизма, на воссоздание такой армии, которую бы победитель не мог разогнать за день, — короче говоря, на деятельность государства.
К несчастью для дофина Карла, парижане только что избрали купеческим прево человека, уже нам знакомого: Этьена Марселя. Сам по себе этот факт не представлял собой ничего странного, и выбор был из самых классических. Этьен Марсель был одним из богатейших бюргеров столицы, наследником старинного рода суконщиков, а также менял, при случае поставщиков двора, имевших немало доходных домов и долговых обязательств. В Марселе, процветающем дельце, не было ничего от революционера. Он был в родстве со всем парижским бюргерством — с семьями Барбу, Бурдонов, Кокатриксов. Его первая жена была дочерью эшевена. Вторая — дочерью того самого Пьера дез Эссара, который еще в царствование Филиппа V достиг высших должностей в финансовой администрации; Пьер дез Эссар дал за дочерью царское приданое — три тысячи золотых экю. Так что Этьен Марсель, благодаря как семье, так и родственным связям, оказался на пороге получения дворянства, какое Филипп V в 1320 г. пожаловал своими грамотами его тестю Пьеру дез Эссару. Никто не мог особо сомневаться — новый купеческий прево в один прекрасный день станет дворянином.
На этом пути должность купеческого прево была важным этапом. Ее носитель был не только главой очень привилегированной организации — «ганзы речных купцов», которая к наибольшей выгоде для них объединяла всех крупных негоциантов, использовавших реку для перевозки своих товаров и получавших часть общего дохода от всей парижской торговли. Он — ведь коммуны в Париже не было — также был чем-то вроде муниципального советника, не нося такого титула, непременным партнером на переговорах с королевской администрацией; фактически, если не официально, он считался выразителем общих интересов парижан и их общей политической воли. Желая убедить парижан — в частности, заплатить налог, — король обращался к купеческому прево и его четырем эшевенам. Это далеко не значит, что купеческий прево был главой парижан. По сравнению с парижским прево, резиденция которого находилась в Шатле и который, по сути, исполнял обязанности бальи, купеческий прево, чей «Бюргерский двор» (Parloir aux bourgeois) возвышался над Гревской площадью, с полным правом говорил от имени самых богатых бюргеров королевства.
Положение зятя Пьера дез Эссара за десять лет принесло Марселю нелегкие испытания. В октябре 1346 г. тот, доверенный человек Филиппа VI, одновременно личный советник, банкир и (вполне официально) докладчик прошений, попал, как многие другие и как сам наследный принц Иоанн, в коллективную опалу, в которой после разгрома при Креси оказались власть имущие, без разбора признанные бездарными и мошенниками. Король тогда слишком зависел от податных, чтобы не угодить их мнению. Пьера дез Эссара бросили в тюрьму и конфисковали все его имущество.