Страница 20 из 58
У нас нет сведений, что по прибытии в Англию Гарольд начал активно ратовать за дело Вильгельма. Наоборот, судя по всему, он умело преследовал собственные интересы. Осенью 1065 г. младший брат Гарольда — Тостиг, эрл Нортумбрийский, — вынужден был бежать из своих владений, спасаясь от мятежников, и нам известно, что в королевском суде он обвинил Гарольда в подстрекательстве к мятежу. Гарольд снял с себя это обвинение, под клятвой заявив о своей непричастности, однако не подчинился приказу короля вернуть Тостигу Нортумбрию силой оружия, а позволил занять его Моркару, брату Эдвина, эрла Мерсийского. Вскоре после этого Гарольд женился на их сестре. Создается впечатление, будто Гарольд намеренно избавился от потенциального соперника или противника, а заключив союз с мерсийским родом и оказав ему помощь, обеспечил себе поддержку всех наиболее видных эрлов Англии. Короля очень расстроили эти события. Оказавшись вынужденным изгнать Тостига, своего фаворита, он повредился в рассудке и вскоре умер.
Уже к Рождеству 1065 г. Тостиг был изгнан из страны. На Рождество в Вестминстере наметили торжественный прием, на который уже были разосланы приглашения. Поводом стало освящение построенной Эдуардом церкви при этом аббатстве. Мы можем предположить, что на приеме присутствовали оба архиепископа, большинство епископов, многие аббаты и все видные представители знати — кроме Эдуарда, лежавшего при смерти. Церковь при Вестминстерском аббатстве освятили 28 декабря, а через неделю, 4 или 5 января 1066 г., Эдуард скончался. У английских вельмож было достаточно времени, чтобы спланировать дальнейшие действия. Последующие события не позволяют усомниться в том, что, каковы бы ни были их обязательства перед Вильгельмом, они не хотели видеть на английском престоле иноземца. Насколько нам известно, они пришли к единодушному решению, что унаследовать престол должен Гарольд — шурин Эдуарда. Более того, хотя это иногда и оспаривается, есть все основания полагать, что, уже на смертном одре, Эдуард сам объявил Гарольда своим наследником. Гильом де Пуатье несколько раз допускает такую возможность, тем самым противореча самому себе, ведь, в сущности, он подтверждает, что завещание действительно могло быть составлено в пользу Гарольда. Анонимный автор «Жития Эдуарда», ярко описывающий последние часы короля, намекает на то же самое. На ковре из Байе изображено, как на смертном одре Эдуард протягивает руку человеку, которого принято считать Гарольдом. Таким образом, все английские хронисты полагали, что перед смертью Эдуард завещал трон Гарольду.
Возможно, Эдуарда уговорили это сделать, но нельзя утверждать, будто Гарольд закрыл доступ в королевскую опочивальню. Помимо него, здесь присутствовали Эдит, дочь эрла Годвина, которую считали сторонницей Вильгельма, нормандец (или бретонец) Роберт Фиц-Вимарх и Стиганд, архиепископ Кентерберийский, один из приверженцев Гарольда. Вероятно, правда и то, что Эдуард не был в здравом уме. Однако это обстоятельство, из-за которого в наши дни любое завещание признали бы недействительным, в XI в. только придавало ему еще большую законную силу. Эдуард пришел в себя как раз перед самой смертью, после длительного забытья, утверждая, что ему было видение. В связи с этим его последние слова приобрели глубокое значение, ведь он уже был необычайно близок к потустороннему миру, к небесам. Итак, Эдуард умер. На следующее утро, 6 января, его похоронили, а Гарольда провозгласили королем.
Подобная поспешность была вполне благоразумной, и не стоит считать ее нарушением приличий или признаком государственного переворота. В свое время самого Эдуарда, официального наследника своего сводного брата Гартакнута, все лондонцы признали королем еще до погребения предшественника. Однако, получив благословение архиепископа Стиганда, Гарольд невольно дал своему нормандскому сопернику еще один козырь. Поскольку Стиганд не получил от папы паллий, то его архиепископский сан не признавался римской курией. Из-за того, что он возглавил Кентербери вопреки церковным правилам, и из-за других нарушений в некоторых кругах ставилась под сомнение законность отправления им даже епископских обязанностей. В то же время, с точки зрения Гарольда, все вышло как нельзя лучше. Он унаследовал престол без какого-либо противодействия и, возможно, с общего согласия и короновался, получив благословление церкви. Теперь ему оставалось лишь выстоять в борьбе с соперниками, и, очевидно, он был уверен, что ему это удастся. Он уже оценил их возможности и не испытывал опасений. На ковре из Байе коронация занимает центральное место. Король Гарольд величественно сидит на престоле, в короне, со скипетром и державой, препоясанный королевским мечом, и принимает приветствия народа. В общем, герцог Вильгельм полностью обманулся в своих ожиданиях.
Трудно сказать, действительно ли Вильгельм имел серьезные основания надеяться, что после смерти Эдуарда получит от английских вельмож приглашение занять освободившийся трон. Он знал, что Эдуарда, почти такого же чужеземца, призвали из Нормандии в Англию при сходных обстоятельствах. Однако как бы ни был герцог уверен в успехе, он, вероятно, не мог не знать, что в его случае есть одно существенное отличие. Эдуард был законным сыном короля Этельреда — претендентом, которому скандинавские захватчики не позволили унаследовать то, что принадлежало ему по праву. Что же касается Вильгельма, то в его жилах не было ни капли английской королевской крови. Более того, английским эрлам не очень бы понравилось его происхождение, ведь он был сыном графа и дочери скорняка. Однако, вполне возможно, он ожидал, что его соперником будет кто-то из английского королевского рода — например, правнук Этельреда Эдгар Этелинг, — но уж никак не Гарольд, и, по-видимому, Вильгельм был искренне возмущен таким вероломством.
Также трудно с уверенностью сказать, насколько Вильгельм верил в обоснованность тех доказательств, которые выдвигали его сторонники. В сущности, они действительно весьма умело оценили создавшуюся ситуацию и, соглашаясь, что налицо конфликт законных прав — ведь притязания Вильгельма и Гарольда основывались на совокупности различных доводов в их пользу, — убедительно доказывали свою правоту. Герцог ссылался на завещание 1050–51 гг., подтвержденное в 1064 г., а эрл — на кодициль, дополнение к этому завещанию, внесенное в момент смерти (in articulo mortis). Дело было не только в том, что Гарольда, в отличие от Вильгельма, Эдуард назначил своим преемником совсем недавно, при этом, вероятно, совершенно законно аннулировав прежнее завещание, и, к тому же в гораздо более торжественной обстановке, так как назначение наследника состоялось у его смертного одра. В ответ нормандцы указывали на то, что предсмертное распоряжение Эдуарда все равно не имеет законной силы, так как Гарольд в свое время принес клятву отстаивать интересы нормандского герцога. По мнению нормандцев, Гарольд не должен был соглашаться с таким завещанием, поскольку в таком случае он становился клятвопреступником и вассалом-изменником. Была еще одна проблема, с которой столкнулись нормандские правоведы, — Гарольд позаботился облечь себя всеми атрибутами законного государя. Его избрали правителем Англии, короновали и миропомазали, его восторженно приветствовал народ, и он эффективно распоряжался полученной властью. В условиях феодального права сместить законного правителя всегда было трудно. Поэтому нормандцы заявляли, что Гарольд получил власть незаконно. Кроме уже упоминавшихся аргументов, не на руку Гарольду играли еще два обстоятельства: он вступил на престол, не будучи избранным, а архиепископ, короновавший его, не был признан папой. Это был не законный король, а безжалостный тиран, уничтожить которого был обязан любой добропорядочный человек, не говоря уже о претенденте, имеющем на трон все законные права. Гильом де Пуатье резюмирует отношение нормандцев к Гарольду в полном скорби, но также и осуждения кратком некрологе, который он поместил в своей книге после описания его бесславного погребения: «Теперь ты уже не блистаешь в короне, которую ты захватил, злоупотребив доверием, и уже не сидишь на престоле, на который ты взошел в своей гордыне. Твоя гибель — свидетельство того, насколько законным было твое возвышение благодаря предсмертному дару Эдуарда».