Осенние сказки

А еще он доверяет мне. Мало ли какие тайны могут быть у советника, правой руки Кайрина Великолепного, и конечно, не все они доступны для ушей женщины. Но, вопреки мнению мужчин, ум женщины бывает и больше наперстка с ее правого мизинца. И брат мой иногда делится со мной дворцовыми секретами. Так повелось еще с детства: отец воспитывал нас с братом, не делая разницы; вместе мы учились счетному делу, вместе скакали верхом, вместе стреляли из лука. И делились друг с другом всем-всем. Мы остались одни друг у друга, когда умерла мать. И до сих пор – вдвоем на этом свете.

Впрочем, я отвлеклась.

Совершив утреннее омовение, я на минуту задумалась, какое платье надеть нынче. Сегодня мне нужно выйти из дома утром, значит, нужно что-то поскромнее. Я остановила выбор на светло-сиреневом, плотного шелка, с вышивкой на правом плече. К нему не нужны ни колье, ни серьги, оно красиво само по себе. А легкий газовый шарф можно заколоть аметистовой брошью, и спрятать под него локоны. Сегодня я хозяйка, почти замужняя женщина. До вечера еще далеко…

Летнее солнце уже успело раскалить мостовую, и жар ощущался даже сквозь тонкие туфельки, когда я ступила на землю из прохладной глубины паланкина. Вход на невольничий рынок был уже открыт; в воздухе висела ругань торговцев, гомон рабов, изредка раздавался свист бичей. Впрочем, последнее редко – выставленных на продажу старались не калечить, если только это не отъявленные смутьяны.

Конечно, порядочным женщинам нечего делать в таком месте. Порядочные женщины не то что не выбирают рабов сами, а даже не подходят к воротам невольничьего рынка. Полуголые рабы, вонь, грязь… да ничего подобного! Здесь довольно чисто, в отличие от мясных рядов, и даже есть навесы от солнца. Я всегда выбираю рабов сама, не доверяя это домоправителю. Так повелось с детства, так учила меня мать. Потому что, во-первых, надо знать тех, кто тебе служит. А во-вторых, - и это я узнала уже сама - здесь порой попадаются любопытные экземпляры.

Я медленно шла вдоль рядов, с любопытством всматриваясь в «товар». Как-то довелось мне с отцом путешествовать в провинции, и неожиданно заболела моя служанка. В городке был маленький невольничий рынок, и отец взял тогда меня с собой. Я, помнится, едва не свалилась в обморок, как изнеженная барышня. Вонь, мухи, солнце, полуголые, выставленные на солнце люди… Нет, в столице все прилично. Дети, красавицы и старики прячутся от солнца в глубине дощатых сараев, и воды у них вдоволь. Даже крепкие мужчины стоят под навесами и в любое время могут сесть на землю. Товар надо беречь. Может, оттого и не бывает у нас никогда ни драк, ни побегов. Впрочем, про последнее я могу и не знать…

Так или иначе, а я медленно шла вдоль рядов, и Ахари, моя служанка, семенила чуть сзади, придерживая в руке шкатулку с ароматными солями и платком. Сегодня мне нужна белошвейка – прежнюю брат отправил в деревню за неподобающее поведение… «Поведение» не заметить мог только слепой, оно уже лезло буквально на нос. А еще нам нужен второй конюх. И может быть, удастся найти хорошую повариху – Майти совсем уже старенькая и не справляется с работой.

Увы, придется, наверное, Майти какое-то время потерпеть, подумала я через час. Ничего приличного мне не попадалось. Женщины, выставленные на продажу, были большей частью неопрятны, непричесаны и тупы, как пробки. Умница Майти заслуживала лучшей помощницы.

А белошвейку найти удалось. Худенькая, русоволосая девчонка с тонкими, почти прозрачными пальцами смотрела исподлобья, но на вопросы отвечала внятно, разборчиво, и даже показала вышивку на подоле юбки. Если правду говорит – мастерица редкостная, даже странно, что за нее так дешево просят – всего двадцать золотых… может, оттого, что молода слишком? Хорошая мастерица стоит от тридцати. Девчонка, как сказал торговец, досталась как военная добыча... с Севера, из Эльрии.

Да, из Эльрии. Северный сосед, полудруг-полувраг, исправный поставщик рабов – военной добычи, пленников, женщин-невольниц. Брат часто рассказывал, посмеиваясь, что по ценам и лицам рабов на невольничьем рынке можно предсказать, кто на кого войной пошел: Эльрия на Сеттию, Сеттия на Эльрию или Верхана на них обоих. Маленькие княжества никак друг с другом не ладили; стычки на границах были для них обычным делом. Мы посматривали и на тех, и на других, и на третьих с величием великана, греющегося на солнышке возле копошащихся лилипутов. Да продлятся дни Кайрина Великолепного, на нас уже очень давно никто, никто не решается нападать.

Расплатившись с торговцем, я спросила девчонку:

Как тебя зовут?

Поколебавшись, она ответила:

Сения…

«Госпожа», - сквозь зубы поправила я и кивнула ей. – Пойдем…

Девочка как-то съежилась и затравленно оглянулась на недавнего соседа, стоящего рядом раба - высокого мужчину в ручных кандалах. Мне показалось, что в зеленоватых глазах ее промелькнула мольба. Дружок, что ли? Любопытства ради я взглянула на него повнимательнее.

И замерла.

Редко приходилось мне видеть таких – здесь. Такие мужчины в других местах водятся.

Он был очень молод – совсем юнец. Высок ростом, еще по-мальчишески худ, но руки - очень крепкие… из всей одежды на нем были лишь полотняные штаны, чтобы покупатели могли по достоинству оценить сильное тело и гладкую, совсем светлую кожу. Светло-русые волосы острижены коротко, как у рабов, но видно было, что совсем недавно он носил другую прическу, и стригли его наспех и неумело – надо лбом торчала непослушная прядка. Серо-голубые, как придорожные камни, глаза смотрели спокойно, и не было в них ни затравленности, ни ненависти, как у других, - только упрямство. И разглядев это упрямство, я поняла, откуда синяки на плечах и спине, отчего он скован ручной короткой цепью – видно, не из покорных. И – осанка… разворот плеч… взгляд – прямой, внимательный. Странный… словно не рабом родился, а князем.

Это кто? – спросила я, небрежным кивком головы указав на раба.

Торговец подошел ближе.

Военная добыча. Из Эльрии. В бою взяли, вместе вот с этой… - он кивнул на девчонку. – Я его уже недалеко от столицы перекупил. Говорит, что солдат… может, и врет. - И добавил угрюмо: - Смутьян, еще не обломали. Бежать пытался по дороге, потому и скован, и палки отведать успел. Потому дешево стоит, но… - он поколебался, - госпожа, я честен и скажу прямо – не лучшей покупкой он будет. Не хочу обманывать.

Я еще раз всмотрелась в лицо раба. И… ох, как же сладко заныло у меня внутри! Серые глаза, ямочки на щеках – совсем еще детские, нежный пушок над верхней губой. Ах, как могут обнять эти сильные руки, как его можно целовать – еще нецелованного… Как с ним можно поиграть – как кошке с мышкой… Мне давно уже приелись опытные, всезнающие, развратные. Ах, как бы подчинилась я ему, неумелому, чему бы я научила его! Сладко заныло внизу живота.

Этот мальчик будет моим, решила я.

Сколько? – спросила я, развязывая кошелек.

Торговец вытаращился на меня.

Госпожа… вы и вправду…

Сколько? – резко переспросила я.

Тридцать золотых, госпожа… и еще монета за кандалы – или ведите без них, но далеко вы с ним не уйдете.

Мне это безразлично, - проронила я надменно, швыряя ему деньги. И кивнула мальчишке: - Пойдем.

Долго еще я кожей ощущала удивленный взгляд этого бедняги, так ничего и не понявшего, и тихо посмеивалась над ним. Ничего, кухарка подождет. В конце концов, я могу себе это позволить. У меня слишком давно не было новой игрушки. А Тейран ничего не скажет. На мои прихоти и капризы он денег не жалеет.

Раб шагнул с помоста, стиснув пальцами звенья цепи, и я заметила, как заходили желваки на его щеках. По дороге не сбежит, решила я, раз скован. А потом… он станет моим. И никуда от меня не денется, собачонкой будет бегать за один только взгляд. Я улыбнулась ему – мягко, почти ласково. А он отвел глаза и сжал губы.

Дома я велела Майти накормить девчонку, отмыть от базарной пыли и выдать новую одежду – нечего таскать в дом грязь. Сения испуганно цеплялась за своего спутника – так, что я даже ощутила болезненный укол ревности. Девочке надо будет объяснить, кто здесь хозяйка. А парня привела к управляющему и стояла рядом, пока Видгар возился с замком его кандалов. Мальчишка молчал, словно его это вовсе не касалось; когда тяжелые браслеты, наконец, разомкнулись, он осторожно потер руки и поморщился, но не проронил ни слова.