Фугас

Все равно, если это за мной, то найдут. Не в квартире, так на улице. Или в подъезде. Или в лифте.

На пороге стоит Гена Щекотин. В руках у него полиэтиленовый пакет с характерными выпуклостями. Видать, Гена пришел неспроста. Он — в прошлом офицер, замполит. Поговорить за жизнь — это у него в крови. Прямо с порога начинается погрузка.

— Зашел к тебе сегодня в офис, а секретарша говорит, что ты три дня глаз не кажешь. Телефон молчит. Вот я и подумал, что надо зайти. Может, заболел. Твоя-то не вернулась?

— Не-е, Ген, не вернулась. И не вернется. На прошлой неделе звонила, сказала, что разводится.

— Да-а, Леха, дела. И чего им надо, дурам? Моя тоже сбрендила, говорит, забирай вещи и уходи. Можно, я у тебя с недельку перекантуюсь? А?

— Да живи, места хватит.

Гена достает из пакета бутылку пива «Балтика» девятка. Это значит, что сегодня я вряд ли буду трезв.

Гена смотрит на стенку, его взгляд фокусируется на отверстии. Глазастый!

— А ты чего, не успел ремонт сделать, уже дырки в стене ковыряешь?

— Соседей слушаю, у меня там прокурор живет. Так я теперь обо всех преступлениях в городе знаю.

Приятель начинает меня утомлять, хочу закрыть глаза и никого не слышать. Значит — развод и Машка останется с ней. Никакой суд не оставит пятилетнюю дочь с отцом.

Ловлю себя на мысли, что совершенно не слушаю Генкин треп. Пытаюсь сконцентрироваться.

— Вчера вечером видел Сашку Мартынова, у нас гаражи рядом.

Вот Генка, мудак, одно слово — замполит. Никак не может коротко. Мартынова я знаю, мой гараж тоже рядом. Сашка служит в военкомате. А чего он с дырки в обоях переключился на военкомат?

— Так вот, Сашка сказал, что с Чечни будут выводить всех срочников, теперь воевать будут только профессионалы, контрактники. Военкомат уже объявил набор. Вот я и говорю, давай наших ребят наберем с десяток — офицеров, спортсменов, афганцев и пойдем.

Перспектива посвятить свою жизнь армии как-то не улыбается. Спрашиваю:

— А на сколько контракт?

— На полгода всего. Смотри, я уже все продумал. Сейчас поживу у тебя, завтра поеду к Сашке, напишу заявление. Через пару недель уеду. Моя кикимора хватится, а меня — тю-тю — нет. Где? В Чечне. Вот тогда она локти кусать и начнет. Еще и капусты срублю, обещают хорошие деньги платить, каждый день по штуке боевых…

У меня перед глазами качается потолок. А что? Может быть, это выход? Почему бы не съездить, не повоевать, и если уж погибнуть, то умереть, как мужчина, на войне!

Утром я отправляюсь в городской военкомат. Городок у нас небольшой, все друг друга знают. Встретили меня если не хлебом-солью, то с необычайной вежливостью, и через пару недель я уже был на базе 135-го мотострелкового полка, где формировались и проходили боевое слаживание контрактные роты. Из моего города здесь человек пятнадцать, многих я знаю. У Рашида Шарипова в прошлом — Афган, он входил туда в декабре семьдесят девятого с мусульманским батальоном. Андрей Шашорин воевал в Осетии, Митя Першин в первую войну попал в мясорубку под Орехово с Ермоловским батальоном.

Нас ждут палатки, получение обмундирования, техники, оружия. За неделю мы должны снова научиться стрелять, ползать, кидать гранаты, убивать ножом, прикладом, саперной лопаткой. В нас должны проснуться рефлексы, некогда привитые в могучей и непобедимой Советской армии, но это в теории. На самом же деле первые полдня мы проводим на вещевом складе, где долго и нудно переругиваемся с пройдошистого вида прапорщиком. Обмундирование выдается по старому армейскому принципу: большим — маленькое, маленьким — большое. Мне достается бушлат 62-го размера и такая же шапка. Этот принцип в русской армии соблюдается с незапамятных времен. Скорее всего, своим внешним видом мы должны устрашить противника.

Кого-то осеняет налить прапору.

Из моей сумки извлекается фляжка со спиртом, после этого дело идет веселее. Во второй половине дня поступает команда пристрелять оружие. Подобревшие после каши и кильки в томате российские рейнджеры тянутся в сторону стрельбища. Офицеров почему-то не видно, занятия проводит Прибный.

— Хлопцы, едем на войну. А там самый верный друг и товарищ — это ваш автомат. Вы с ним спите, ходите в сортир и, если очень повезет, даже к блядям. Из него вам придется стрелять, чтобы защитить себя и своих товарищей. Чтобы убить врага. Чтобы остаться в живых. А чтобы автомат не подвел вас в решающую минуту, он должен быть вычищен, смазан и пристрелян…

Из автомата он стреляет, как бог. С правого плеча, с левого. Садит с обеих рук. Одиночными. Короткими очередями. Длинными.

После стрельбища я знакомлюсь с вверенной мне боевой единицей.

По штатному расписанию я — старший стрелок БРДМ-2, то есть бронированной разведывательно-дозорной машины, или братской могилы. Машина мне нравится, классный такой агрегат. Защищенная бронелистами, со всеми ведущими колесами, плавающая, прыгающая да еще и вооруженная двумя пулеметами. Собственно, эти-то пулеметы и ввергли меня в смущение. Срочную я служил в спортроте, пулеметы видел лишь в кино, поэтому имею о них самое смутное представление.

Как же из них стрелять?

Я сижу на броне, ногами в люке, и считаю птиц, ворон, другие здесь почему-то не водятся. Приходит мысль изучить матчасть на практике. Соскальзываю в люк, прыгаю на «табуретку». Припадаю к резинке триплекса, в перекрестье прицела вижу брезентовые палатки, снующих людей.

— Огонь!

Поочередно жму кнопки электроспуска на рукоятке вращения башни. «Та-та-та-та-та!» — в моем воображении это бьет «малый» пулемет. И следом грохочет крупнокалиберный КПВТ: «Дах-дах-дах-дах!» Представляю, как пахнет порохом, слышу, как по броне стучат стреляные гильзы. В ту же секунду понимаю, это не гильзы, по броне бьют железякой. Высовываю голову из люка. Рядом с машиной толпа офицеров. В центре некто в костюме с галстуком и шляпе. На заднем плане мелькает испуганное лицо комбата. Меня озаряет, таким важным и с такой свитой может быть только… президент России! Прыгаю на землю.

Шляпа укоризненно качает головой:

— Это же потенциальный убийца. И таких людей вы посылаете в Чечню для наведения конституционного порядка? Понимаешь…

Ко мне подбегает какой-то подполковник с совершенно белыми глазами.

— Кто такой?! Какого х… ты тут на людей пулеметы наводишь?

— Да я… стрелок…

— Какой мудак ему пулеметы доверил? Хотите, чтобы он всех перестрелял? Немедленно снять!

Комбат делает страшное лицо, машет рукой:

— Брысь!

Свора движется дальше. Уф-фф! Пронесло.

Спрашиваю дневального, стоящего под грибком:

— Сеня, что это было?

— Чего?..

— Кто этот, в шляпе? Главное лицо государства?..

— Нет. Хуже! Правозащитник. Из Москвы.

Под вечер разбредаемся по палаткам. В печке-буржуйке потрескивают дрова, в открытом пологе виднеется холодное звездное небо.

Утром появляется командир роты. Майор! Косая сажень в плечах. Красавец! Прямо хоть сейчас на плакат «Армия — это школа жизни!».

У нашего командира изрядно помятое лицо, зато он в новом комке, сверкающих гуталином берцах.

— Здравствуйте, товарищи солдаты!

— Здра-ра-ра..!

Кто-то крикнул — генерал, кто-то — полковник. Шашорин, кажется, вообще послал его к матери, в общем, всем было по фигу. Ротный почему-то сразу начал кричать:

— Я, майор Дронов, буду командовать вашей ротой!

Ну что ж, командуй. Посмотрим.

Шашорин толкает меня плечом: «Смотри, у ротного трясутся колени». У нашего командира действительно наблюдался тремор конечностей. Причина, скорее всего, в глубоком похмелье.

— Бойцы, за неделю вы должны научиться воевать! Незаконные бандформирования… тра-та-тата… вы с честью… тра-та-та… мирное население… тра-таа-та… тра-та-та… Нас ждут в Чечне, очень ждут! Мирные жители Чечни устали от войны… тра-та-та ждут, когда вы освободите их от ваххабитов… Руководство государства приняло решение!.. тра-та-та…

— Блин, где-то я уже это слышал.