Императрица

На гладких щеках Цыси обозначились ямочки.

— Меня все еще предстоит убить? — спросила она с невинным видом.

— Только когда ваши враги укрепят свое положение в столице, — ответил евнух.

Они посмеялись и расстались. Главный евнух отправился отсылать принцу Гуну курьера с ежедневным докладом, а Цыси-играть свою роль восхитительной женщины. Случайно встречая кого-нибудь из Троих, она вела себя настолько вежливо и казалась настолько беззаботной, что по крайней мере один из них, принц Йи обманывался и думал, будто она и не подозревает об их продолжающемся заговоре.

Перемирие с европейцами было, наконец, заключено, и на второй день девятого лунного месяца при дворе объявили, что кортеж покойного императора отправляется в столицу. А по древнему обычаю, если император умирал вдали от своего места погребения, то супругам следовало ехать вперед и потом приветствовать усопшего императора, входящего в свой последний дом.

Выказывая должную скорбь и торжественность, Цыси готовилась покинуть Жэхэ вместе с сыном и тайно радовалась, потому что древний обычай играл ей на руку. Ненавистные Трое по своему долгу вынуждены будут сопровождать императорский катафалк, который имел такой огромный вес, что его несли сто двадцать носильщиков, и передвигались они так медленно, что путь в столицу рассчитывался на десять дней с привалами через каждые пятнадцать миль. Мать императрицу в ее простой повозке мулы довезут вдвое быстрее, и прежде чем в городе появится Су Шунь, она сможет упрочить там свою власть.

— Почтенная, ваши враги в отчаянии, — предостерег ее главный евнух в ночь перед отправлением, — поэтому надо следить за каждым их шагом.

— Я полагаюсь на ваши уши, — ответила она.

— Вот в чем состоит вражеский замысел, — продолжил главный евнух. — Су Шунь отдал приказ, чтобы вместо наших верных маньчжурских стражников вас, почтенная, сопровождали его собственные солдаты — под тем предлогом, что императорская гвардия нужна для охраны покойного императора. Мне тоже приказано прислуживать гробу, и со мной оставили вашего евнуха Ли Ляньиня.

— Увы! — воскликнула она.

Главный евнух поднял на нее взгляд.

— У меня есть новости и похуже. Жун Лу приказано остаться здесь и охранять дворец Жэхэ.

Она заломила руки.

— Навсегда?! Главный евнух кивнул.

— Так он мне сказал.

— Что же делать? — в отчаянии спросила Цыси. — Ведь это означает, что мне предстоит умереть. Кто услышит мой крик о помощи где-нибудь на пустынном горном перевале?!

— Почтенная, будьте уверены, что у вашего родича имеется собственный план. Жун Лу передал, что вам следует ему довериться. Он будет рядом.

Поддерживаемая одной только этой верой, следующим утром на рассвете Цыси отправилась в путь. Впереди шла повозка наследника, затем ее собственная, потом Сакоты, а вокруг гарцевала чужая стража. Все, однако, увидели, что Мать императрица спокойна и безмятежна. Она вежливо разговаривала со всеми, давала указания и, наконец, будто чуть не забыв, попросила, чтобы ее большой туалетный ящик поставили ей под сиденье — вдруг понадобятся платок или духи. Именно там, в ящике находилась императорская печать, но об этом не знал никто, кроме верной служанки.

Когда все было готово, Цыси взошла в экипаж, опустила занавески, и ее печальное путешествие началось. Если раньше она так стремилась поскорее покинуть это мрачное место, то теперь даже оно казалось более надежным убежищем. Ведь она не представляла, что ее ждет впереди, не знала даже, где ей придется спать ближайшей ночью. Летняя засуха кончилась, беспрерывно лил дождь, жесткий и частый. Он уходил в песчаную почву, вздувал неистовые горные потоки и забивал оползнями узкие дороги, поэтому отряд продвигался медленно. Приближалась ночь, а до места привала было еще далеко. Вода в реке сильно поднялась, и путешественникам пришлось остановиться на ночлег в одном из ущелий Долгой горы.

Пока в темноте носильщики ставили палатки, произошло еще одно неприятное событие. Капитан вражеской стражи объявил, что палатка Матери императрицы и наследника должна быть поставлена отдельно от других, поскольку они являлись слишком высокими особами.

— Я сам буду охранять вас, почтенная, — объяснил капитан подчеркнуто вежливо.

Грубый громкоголосый солдат в тунике стражника стоял перед Цыси, держа правую руку на мече, который свисал до земли. Императрица не поднимала на него глаз, но ее взгляд случайно упал на руку капитана. В свете фонаря на большом пальце у него засияло кольцо из красного нефрита. Такой камень был редкостью, и императрице запомнилось кольцо.

— Благодарю тебя, — сказала она спокойно. — А когда наше путешествие закончится, я хорошо тебя вознагражу.

— Я выполняю свой долг, почтенная. Я всего лишь выполняю долг.

Так он ответил и поторопился уйти.

Ночь становилась все глубже. По узкому ущелью с шумом проносились ветер и дождь, а ниже вода в реке сильно поднялась и оттого еще яростней билась о скалы. От горного склона откалывались глыбы и со страшным грохотом проносились мимо палатки, в которой Цыси сидела рядом с сыном. Няня спала, наконец, и служанку сморил сон, заснул и наследник, держась ручонкой за руку матери.

Однако императрица не смыкала глаз. Она сидела молча и наблюдала, как оплывает свеча в роговом фонаре. Цыси охраняла императорскую печать, все еще спрятанную в туалетном ящике. Печать была сокровищем, ради которого стоило даже отдать жизнь. Императрица знала, какая ей угрожает опасность. Для врага наступал самый благоприятный час. Она была одна с беспомощными женщинами и с ребенком, в палатке, слишком удаленной, чтобы услышали ее крик. И кто услышит? За весь день Жун Лу никак не обнаружил своего присутствия. В пути она обыскивала взглядом скалы и горные склоны, но родич там не прятался. Не смешался он и с охраной, переодевшись в простого солдата. Если она позовет на помощь, то разве окажется любимый рядом? Можно было только ждать и надеяться, но каждый миг приносил новую пытку.

Полночь. Стражник отбил час в медный барабан. Это означало, что все хорошо, и Цыси упрекнула себя за ночные страхи. Почему, чтобы убить ее, враги должны выбрать именно это место, именно эту ночь, а не другую? Разве трудно подкупить придворного повара, чтобы тот подложил яд в ее пищу, или нанять евнуха-убийцу, который подстережет ее за какой-нибудь дверью?

Цыси обдумывала любую возможность, уговаривая себя освободиться от тревоги и убеждая, что прятать тело мертвой императрицы весьма несподручно. И разве не будут подданные спрашивать, что случилось со вдовой правителя? Могли ли ее враги осмелиться вызвать на себя народный гнев?..

Следующий час прошел быстрее, и теперь Цыси опасалась лишь, что угаснет свеча. Если пошевелиться, то можно разбудить сына, а он так сладко спал, и ручка его сжалась в кулачок в руке матери. Все-таки следует разбудить служанку, чтобы та вставила в фонарь новую свечу. Императрица подняла голову, собираясь тихонько позвать женщину, но вдруг ее глаза, которые только что пристально разглядывали лицо спящего мальчика, уловили легкое движение кожаного полога палатки. Несомненно, это был ветер или струи дождя. Но все равно Цыси уже не могла отвести глаз от полога. И пока она так смотрела, кожу неслышно прорезал острый кинжал, и ошеломленная Цыси увидела руку, мужскую руку, а на большом пальце этой руки было кольцо из красного нефрита.

Императрица беззвучно схватила ребенка и кинулась с ним в дальний угол палатки, но в этот же миг внутрь протянулась еще одна рука, схватила ту, что держала кинжал, и отвела ее обратно. Ах, какой же знакомой показалась эта спасительная рука!..

Цыси застыла, слушая, как снаружи борются мужчины. Вот одна из стенок палатки прогнулась под тяжестью их тел, раздался стон, и затем все смолкло.

— Пришел твой конец, — едва слышно проговорил Жун Лу.

Какое же облегчение испытала Цыси, услышав родной голос. Она положила спящего ребенка, прокралась по ковру к двери палатки и выглянула в бурную ночь. Там стоял Жун Лу. Он сделал три шага ей навстречу, и глаза их встретились.