Басаргин правеж

– Хочешь сказать, капище в монастыре никто не уничтожал? Летописи врут?

– Во-первых, летописи не сохранились, о том времени мы знаем только в пересказах шестнадцатых-семнадцатых веков, злостно противоречащих археологическим данным. А во-вторых, все летописи писались в монастырях. Изучать историю по православным летописям – это все равно что исследовать современную науку по справочнику, посвященному квантовой физике. То есть физику ты после этого будешь знать отлично. Но вот о существовании географии или биологии хрен догадаешься. Вот так-то и здесь. О язычестве на Руси мы догадываемся лишь из редких оговорок Вселенского собора, который аж в семнадцатом веке осуждает обычай проводить свадьбы священниками совместно с волхвами вокруг ракитового куста или по языческим амулетам, что находят то в крестьянских божницах девятнадцатого века, то среди царских даров монастырям в семнадцатом. И что об этом пишут христианнейшие летописцы? А ничего. Молчок. С Перынью та же самая история. Сама она вроде как есть, а вот кому в ней издревле поклоняются – молчок. Кстати, забавное-то совпадение. Перынь эта… – Девушка внезапно осеклась. А спустя несколько минут вскочила и стала спешно одеваться: – Боже, какая же я дура! Как я сразу не догадалась? Женя, кажись, я знаю, что это за школа, на которую ты наткнулся, и за что тебя пытались убить. Надо только кое-что проверить. Ты как, согласен на прежние условия? С тебя жратва, с меня информация, добыча пополам?

– О чем это ты догадалась? – Глядя на Катю, молодой человек тоже поднялся.

– Перынь… Этот монастырь тоже относится к числу закрытых в иезуитскую эпоху. Помнишь, мы заметили, что все обители, на которые выводят ниточки нашего расследования, были уничтожены иезуитами? Так вот, у них есть еще одна общая черта: все они были восстановлены только в наше время. Вестимо, организация, устроившая на тебя охоту, набрала силу только сейчас. Перынь, в отличие от всех прочих монастырей, была восстановлена в девятнадцатом веке. Причем с большим скандалом. И, похоже, только теперь и только мы двое догадываемся, почему. Надеюсь, нам с этого дела обломятся хоть какие-нибудь «няшечки» помимо морального удовлетворения. Нужно только чуток эту тему копнуть.

– А можно объяснить все это более внятно, для бухгалтеров?

– Можно, – согласно кивнула Катя, натягивая футболку. – Очень похоже, что в конце восемнадцатого века в России случилась большая и серьезная война, о которой ни одна собака даже не подозревает.

– Разве такое возможно?

– Еще как! Помнишь, я говорила тебе, что у нас в России существует три истории? Первая – это официальная. Политически мотивированная бредятина для малограмотной толпы. Вторая – научная, которая основана на документах и археологии. Третья история – это история реальная. О ней мы знаем-то меньше всего, поскольку простых летописцев к важным государственным тайнам никто никогда не подпускал и от творящихся в тиши дворцовых покоев интриг не осталось никаких археологических слоев. Но именно там, вдали от чужих глаз, и происходило самое главное и интересное. То, что для нас всплывает лишь изредка необъяснимыми загадками в событиях или странными поступками тех или иных известных людей.

Старший брат

Разумеется, ни в монастырских летописях, ни в государевых архивах не осталось известий и о том, как в начале зимы тысяча пятьсот шестьдесят четвертого года в Боровицкие ворота Московского Кремля вошел юродивый, несмотря на мороз, одетый лишь в лохмотья рубахи домотканого полотна, в обмотки на ступнях и вериги на толстых ржавых цепях – если, конечно, сие орудие пытки можно было назвать одеждой.

– А изо города, изо Пскова я к вам сюда нонеча да пожаловал, – приподняв на плечах цепи, слегка позвенел ими блаженный. – К государю нонешнему да от царя истинного, небесного. Слово великого князя московского москалю Ивашке передать. Вы к нему бегите, сказывайте, Никола Салос к нему заглянул. А то, не ровен час, великий и сам сюда заявится.

Юродивый глумливо хихикнул, поплясал между створками, медленно кружась:

– Гости-гости, гости-гости. Будет полон дом гостей… – после чего медленно прошел на двор.

Остановить его никто из стражников не рискнул. Наоборот – торопливо перекрестившись, еще и несколько мелких монеток в руку нищему сунули. Известное дело, с колдунами чухонскими стакнуться и то безопаснее, нежели с блаженным связаться. Они ведь не токмо исцелять и осчастливливать умеют, но и карают иной раз, ровно гнев Господень. А награды он тебя сочтет достойным али кары – поди угадай? Одну и ту же краюху ему подадут, одно и то же доброе слово в ответ скажут – но один даритель разбогатеет и по гроб жизни сытым станет, а другой обнищает и каждой корке хлебной будет радоваться. Прикосновение одной и той же руки одного исцелит, другого парализует. Вон, Василий Блаженный, любимец царский… Уж на что добротой и милостивостью известен! Однако же, когда несколько шутников подаренную ему шубу себе на похороны попросили, шубу сию получив – тут же и померли.

Не, блаженных, что ни говори, лучше не касаться, не спорить с ними и без особой нужды дальней стороною обходить. А встретив – одарить тем, что имеешь, хоть малой толикой, и молиться за себя попросить. Коли повезет и сие юродивый исполнит – его слово на небесах за слова тысячи праведников зачтутся.

– Семен Юрьич, во дворец царский обернись, упреди рынд тамошних о госте, – проводив странного визитера взглядом, приказал одному из бояр старший караула. – Пусть они разбираются, вязать его или награждать, святой он али лиходей? Молви, оружия при госте не нашли и Христа ради пропустили.

Воевода перекрестился и добавил:

– Хотя, мыслю, рынды сего решать тоже не посмеют. Карать юродивого али награждать за истовость веры – то дело царское. Надеюсь, блаженный знает, зачем явился. Не то гнить ему в патриарших подвалах до второго пришествия. И заместо хлеба кнутом на дыбе каженный день потчеваться.

Не осталось в архивах записей и о том, что обратно во Псков блаженный уехал на подаренных государем санях, в царской шубе и под охраной стрелецкой полусотни и что почти одновременно с этим из Москвы на Вагу умчался на почтовых лошадях гонец, получивший приказ не останавливаться ни днем ни ночью.

Все, что известно историкам о тех событиях, – так это неожиданный приказ Иоанна Грозного, предписывающий доставить ему для личного ознакомления все документы, связанные с преподобной мученицей Софией Суздальской, в миру – великой княгиней Соломонией Юрьевной, из рода бояр Сабуровых, первой женой великого князя Василия, отца[4] повелителя Руси.

Мчаться на почтовых лошадях – это вам не обычная нудная и долгая езда. На почтовых за час больший путь пролетать успеваешь, нежели простой путник за день проезжает. Возком от Москвы до поважских земель – не меньше двух месяцев добираться. Почтовые же скакуны, ровно птицы, всего за двое суток вестников доносят. Чернила на грамоте толком высохнуть не успели – а царский подьячий в далеких землях уже ломал на ней печать.

Ввиду явленной царским письмом срочности, боярин Басарга Леонтьев мешкать не стал. Наскоро собрался, расцеловал на прощание княжну Мирославу, на рассвете вместе с верным холопом поднялся в седло и так же, на почтовых, метнулся в столицу, останавливаясь, лишь чтобы переседлать скакунов да наскоро перехватить какой еды в придорожном яме. Из-за него же, высказанного государем нетерпения, на свое московское подворье Басарга заворачивать не стал, сразу направился ко дворцу, показав в воротах и на крыльце письмо с личной печатью повелителя.

В этот раз государь принял боярина Басаргу Леонтьева не в личных покоях, а в посольской зале. Причем обширные четырехстолпные расписные палаты были совершенно пусты, а для беседы Иоанн отвел своего верного доверенного слугу к окну, выходящему на Архангельский собор. И там долго молчал, глядя через тусклую волнистую слюду на белоснежные стены церкви и перебирая пальцами яхонтовые разноцветные четки.

4

Данный факт авторским вымыслом не является. Согласно описи Царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года под ред. С.О. Шмидта (М., 1960. С. 23.), Иван Грозный действительно истребовал и лично изучил все архивы, связанные с делом Соломонии.