Ниндзя

“Что в ней так притягивает меня?” — подумал Николас.

Странно, глядя на ее теплое тело, которое мерно колебалось в такт дыханию, он чувствовал, что снова возвращается в Японию, в прошлое, в которое не смел вернуться...

Николас проснулся от необычайно приятного ощущения. Открыв глаза, он увидел бедра Жюстины у своего лица. Ее язык ласкал его нежно, сладострастно, и Николас застонал. Он протянул руки, но ее бедра ускользнули. Он видел как набухает бугорок среди влажных вьющихся волос.

Его наслаждение вилось бесконечной лентой уходящего вдаль шоссе. Всякий раз, когда Николас приближался к вершине блаженства, Жюстина отводила рот и принималась нежно гладить его руками, и его напряжение спадало. Тогда все начиналось сначала, снова и снова, пока его сердце не застучало как молот и сладкий жар не разлился по всему телу.

Николас почувствовал ее грудь на своем животе, и, охватив ее соски, стал ласкать их до тех пор, пока Жюстина невольно не развела бедра.

Он остро ощущал каждое прикосновение. Она сделала какое-то движение, заставившее его вскрикнуть. Николас притянул Жюстину к себе и уткнулся лицом в ложбинку между ее бедер, сотрясаясь в последнем экстазе.

Винсент Ито приехал в патологоанатомическое отделение в четыре минуты восьмого. Поднявшись по ступенькам, он кивнул дежурному полицейскому и поздоровался с седовласым Томми, шофером Нейта Граумана. До утреннего совещания оставалось времени ровно столько, чтобы успеть второпях выпить чашку кофе.

Винсент пересек небольшой холл и вошел в огромный, переполненный людьми кабинет главного патологоанатома.

Нейт Грауман, главный патологоанатом Нью-Йорка, был очень тучным человеком. Его черные блестящие глаза прятались в узких щелочках, под полукруглыми складками обвисшей кожи; широкий нос был когда-то сломан, видимо, в ночной драке на улицах Южного Бронкса, где Грауман родился и вырос; волосы тронула седина, зато усы оставались черными как смоль. Короче говоря, Нейт Грауман выглядел весьма внушительным соперником, что легко могли подтвердить мэр и несколько членов городского финансового совета.

— Доброе утро, Винсент, — поздоровался Грауман.

— Доброе утро, Нейт.

Винсент поспешил к высокому металлическому куполу кофеварки, торжественно возвышавшейся в углу комнаты. “Поменьше сахара, — думал он мрачно. — Сегодня утром мне нужен кофеин в чистом виде”.

— Винсент, задержись на минутку, — обратился к нему Грауман после того, как окончилось совещание по ассигнованиям.

Винсент опустился в зеленое кресло возле заваленного бумагами стола и протянул Грауману заранее приготовленные бумаги.

Они были когда-то близкими друзьями, но те времена давно прошли, и теперь их связывала только работа. Когда Ито приехал в Нью-Йорк, Грауман работал заместителем главного патологоанатома; тогда у них было больше времени. А может, просто не было нужно столько денег. После того как на них обрушилось сокращение бюджетных ассигнований, работы резко прибавилось. У города были дела поважнее, чем забота о людях, которых ежедневно убивали дубинками, резали ножами, душили, топили, разрубали или разрывали на куски на улицах города. “Каждый год в Нью-Йорке умирает восемьдесят тысяч человек, и тридцать тысяч из них попадает к нам”, — подумал Винсент.

— Чем ты сейчас занят? — спросил Грауман.

— М-м... Дело Моруэя, — начал Винсент, нахмурив брови. — Потом этот зарезанный в Холлуэе — я жду вызова в суд в любую минуту. Случай с директором школы практически закрыт. Осталось собрать кое-что для окружного прокурора — анализ крови б у дет т ото в сегодня после обеда. Ах да, еще Маршалл.

— Кто это?

— Труп доставили вчера. Маккейб предупредил, что дело не терпит отлагательства, и я сразу же за него взялся. Утопление в бассейне. Маккейб предполагает, что его голову придержали под водой. Кого-то уже взяли по подозрению в убийстве, так что им позарез нужны улики.

Грауман кивнул.

— Работаешь на всю катушку?

— Более того.

— Я хочу, чтобы ты на несколько дней съездил на побережье.

— Как? Именно теперь?

— Если бы это не было важно, я бы тебя не просил, — терпеливо объяснил Грауман. — Верно?

— Но как же?..

— Я лично займусь твоими делами. А это, — Грауман кивнул в сторону бумаг, которые принес Винсент, — я передам Майкельсону.

— Майкельсон — осел, — едко заметил Винсент.

Грауман ответил ему хладнокровным взглядом.

— Он действует по инструкции, Винсент. На него можно положиться.

— Но он такой медлительный, — не сдавался Винсент.

— Скорость — это еще не все.

— Скажите это Маккейбу. Он напустит сюда целую свору помощников окружного прокурора.

— Это их работа.

— Что же я должен делать на побережье?

— Вчера поздно вечером позвонил Док Дирфорт. Помнишь его?

— Мы встречались с ним в прошлом году, когда я у вас гостил. Уэст-Бэй-Бридж?

— Да... — Грауман подался к столу. — Похоже, у Дирфорта проблема, с которой ему одному не справиться. — Грауман посмотрел на свои длинные заостренные ногти, потом снова перевел взгляд на Винсента. — Он просил, чтобы прислали именно тебя.

Вдоль стены гостиной в доме Николаса стоял большой аквариум, по его прикидкам — литров на двести. В аквариуме обитали не обычные гуппи или гурами: хозяева оставили на попечение летнего жильца множество морских рыбок, которые переливались в воде яркими цветами, подобно стайке пестрых птиц в густых тропических джунглях.

Николас наблюдал за Жюстиной сквозь линзу аквариума, словно слуга, подсматривающий сквозь густую листву за своей госпожой.

Она надела красный купальник с открытыми бедрами, напоминающий балетное трико и подчеркивающий ее длинные стройные ноги; обмотала шею белым полотенцем, будто только что вышла из спортивного зала. Жюстина слизывала с пальцев яичный желток, а второй рукой подчищала тарелку остатком тоста. Отправив его в рот, она повернулась к Николасу.

— Это ведь не твои рыбки?

Он уже закончил их кормить, но по-прежнему вглядывался в аквариум, зачарованный причудливо искажаемыми движениями рыб и пузырьков воздуха.

— Нет, не мои. Они здесь настоящие хозяева. — Николас рассмеялся и выпрямился. — Во всяком случае, в большей степени, чем я.

Жюстина встала и отнесла тарелки в кухню.

— Боже мой, идет дождь. — Она оперлась локтями на раковину и выглянула в окно. — А я хотела сегодня поработать на воздухе.

Дождь негромко барабанил по окнам гостиной и плоской крыше.

— Работай здесь, — предложил Николас — Ты ведь все взяла с собой?

Жюстина вошла в гостиную и вытерла руки об полотенце.

— Не знаю, что и делать.

Она смущала его, но ничего не предпринять в эту минуту было равносильно неверному шагу. Николас презирал нерешительность.

— Ты принесла свои эскизы?

— Да, я... — она перевела взгляд на холщовую сумку возле дивана. — Да, конечно.

— Можно взглянуть?

Жюстина кивнула и протянула ему большой блокнот в синей обложке.

Пока Николас перелистывал страницы, она расхаживала по комнате. Шипение воздуха в аквариуме; приглушенный шум прибоя.

— Что это?

Жюстина стояла перед низким ореховым шкафчиком, сцепив руки за спиной, и смотрела на стену, где висели два слегка изогнутых меча в ножнах. Верхний был в длину дюймов тридцать, нижний — около двадцати.

Какое-то мгновенье Николас любовался изгибом ее спины, сравнивая его с линиями лежавшего перед ним эскиза.

— Это старинные мечи японского самурая, — объяснил он, — Длинный меч называется катана, короткий — бакидзаси.

— Для чего они?

— Они используются в бою и для ритуального самоубийства сеппуку. В средние века только самураям было дозволено носить дайсё — два меча.

— Откуда они у тебя? — Жюстина по-прежнему не сводила глаз со стены.

— Это мои мечи.

Она посмотрела на Николаса и улыбнулась.

— Ты хочешь сказать, что ты самурай?