Мерецков

Мерецков пишет, что Уборевич при составлении плана основную роль отводил решению руководителя, которое должно выражаться в конкретной форме приказа, распоряжения или расчета. Руководитель, который не дает своего решения, облеченного в такие формы, сам не вполне понимает, чего он хочет добиться и чему он хочет научить. Подобный руководитель — это, по существу, пассивный участник учения, плетущийся в хвосте событий. Нельзя поучать других общими разговорами: это, дескать, плохо, а вот это — еще хуже. Надо показывать, давая свое решение. Здесь выражается основной метод военной учебы — показ.

«Мне не раз приходилось получать от Уборевича указания на разработку учений, игр и полевых поездок, — говорит Мерецков. — И каждый раз меня поражало его умение ясно и конкретно ставить задачи. Уходя от него, я всегда знал, чего от меня хочет начальник, а следовательно, что надо сделать мне. Очень часто он лично принимал участие в разработке замысла, а меня, обычно выполнявшего роль начальника штаба руководства на большинстве проводимых учений, инструктировал и готовил к этой роли. Так, перед сборами начальников дивизий, начальников училищ и руководящего состава округа в Гороховецких лагерях, где все участники должны были вести артиллерийские стрельбы дивизионом и выполнять упражнения на станковых пулеметах, Уборевич пригласил меня к себе и начал задавать вопросы по теории артиллерийской стрельбы. Я знал, что он артиллерист, знал, что состоятся сборы, поэтому подготовился к ним заранее. После беседы он взял чистый лист бумаги и стал показывать, как вести стрельбу артиллерийским дивизионом.

— Вам, товарищ Мерецков, придется первому командовать дивизионом. С вас будут брать пример. Поэтому вы должны быть на высоте положения. К концу дня у меня будет немного свободного времени, заходите, и мы с вами потренируемся, — сказал он, отпуская меня».

Периоду, когда Уборевич командовал Московским военным округом, Мерецков в своих воспоминаниях отводит довольно важное место. Он буквально преклоняется перед талантом Уборевича-военачальника.

«Уборевич с большим мастерством проводил командно-штабные игры, учения, руководил полевыми поездками и другими занятиями. Он неизменно добивался большой динамичности в ходе игры, создавал сложные и интересные моменты в обстановке, максимально приближая игру к условиям военного времени…»

«Уборевич был чрезвычайно требователен к себе и к подчиненным, в суждениях — принципиален, в работе — точен. Свои действия и поступки он рассчитывал буквально до минуты. Такой же точности в работе требовал и от подчиненных…»

«Иероним Петрович являлся… одним из инициаторов постановки новых вопросов в подготовке войск…»

«Иероним Петрович был высокообразованным человеком. Он хорошо знал художественную литературу и искусство, отлично разбирался в общих технических вопросах, упорно работал над развитием военной мысли…»

И таких его высказываний можно привести немало. Еще больше восхищения в адрес Уборевича Кирилл Мерецков выразит в будущем, когда судьба вновь сведет его с ним в Белорусском военном округе. Но это будет в будущем. А пока он с сожалением отмечал, что служба Иеронима Петровича в МВО длилась обидно недолго — около полутора лет. Она оставила в душе Мерецкова значительный след.

Несовместимость

Очередная смена командующих Московским военным округом состоялась в ноябре 1929 года. Уборевич получил повышение, стал начальником вооружений РККА и заместителем Председателя РВС СССР. На его место пришел военный атташе в Германии А.И. Корк.

Начальником штаба округа к тому времени был назначен Е. А. Шиловский, бывший до этого начальником учебного отдела и помощником начальника Военной академии имени М.В. Фрунзе. Перемытова перевели в Белорусский военный округ еще в конце минувшего года, и несколько месяцев его должность занимал Мерецков.

Теперь у Кирилла открылась возможность пройти стажировку в командирской должности, о которой он давно мечтал. Новый командующий не возражал против этого, и Мерецков принял 14-ю стрелковую дивизию.

Как командир и комиссар ее, Кирилл поставил перед собой три задачи: довести организацию управления дивизии до достаточно высокого уровня; максимально приблизить дивизию к тому, что входило в понятие кадрового регулярного соединения, имеющего высокую боевую готовность; активно участвовать во всех окружных учениях.

Решать эти задачи, особенно первую, оказалось не просто. Пришлось преодолевать инертность некоторых штабных работников и сдержанно-скептическую позицию отдельных командиров частей, которые думали, что они, опытные и повидавшие жизнь люди, могут не очень серьезно относиться к распоряжениям 33-летнего комдива. Выполнение второй задачи требовало длительной кропотливой работы; создание кадрового регулярного соединения — дело новое, во многом непривычное. С третьей задачей у Мерецкова было проще, у него уже был опыт, приобретенный за время службы в штабе округа.

По комиссарской линии также больших затруднений не было. Кирилл заметит, что тогда в третий раз в своей жизни он был назначен комиссаром. В результате ему довелось тесно общаться с рядом видных политработников и пройти хорошую школу политического воспитания, которая, как он пишет, «очень пригодилась впоследствии, особенно во время национально-революционной войны республиканской Испании, в финскую кампанию, а также во время Великой Отечественной войны».

Заместителем начальника политуправления округа в тот год был А.В. Хрулёв, обладавший большим опытом партийно-политической работы. Он всячески помогал Мерецкову, давал полезные советы. Минет несколько лет, и Кириллу придется часто пересекаться с Андреем Васильевичем, работая в Наркомате обороны, и, как прежде, он будет ощущать его товарищескую поддержку.

Из опыта командования 14-й дивизией Кирилл сделал вывод, что должность комдива-комиссара является самой интересной, но в то же время наиболее сложной и ответственной. Это трудная и напряженная работа, она охватывает многие стороны: политическое воспитание, обучение, устройство и быт многотысячного коллектива бойцов и командиров, а также содержание вооружения и техники в исправном состоянии.

Мерецков размышляет: какая главная обязанность командира, комиссара? Обеспечивать высокую боевую готовность вверенного ему соединения. Командир дивизии должен вести за собой подчиненных, показывая им личный пример, а комиссар — пламенным словом зажигать бойцов и командиров, вдохновлять их на выполнение своего долга.

Всё это — составляющие заботы комдива с раннего утра до позднего вечера: на подъеме и отбое, на учебной тревоге и во время задушевной беседы, на командирской подготовке и тактическом учении, на стрельбище и полигоне.

К концу года дивизия успешно прошла инспекторскую проверку, а на осенних маневрах показала высокую маршевую подготовку, была способна совершать глубокие обходы через леса и болота, быстро развертываться, наносить стремительные и сильные удары во фланг и тыл «противника» и при необходимости создавать прочную оборону.

Мерецков позже скажет, что для него командование дивизией явилось важной школой, пригодившейся ему и в мирные годы, и особенно в годы Великой Отечественной войны: «Я учился управлять большими массами бойцов, готовил себя к тому, чтобы вести их к поставленной цели, а на войне — к победе в бою».

О периоде «комдивства» в начале тридцатых годов Кирилла Афанасьевича Мерецкова любопытно нынешнее воспоминание его сына, Владимира Кирилловича Мерецкова:

«Весной 1930 года отца назначили командиром и комиссаром 14-й стрелковой дивизии, и все лето мы жили в лагере, недалеко от города Коврова. Вся лагерная жизнь проходила у меня на глазах (Владимиру в ту пору было 6 лет. — Н. В.). Иногда отец брал меня с собой в тир или на стрельбище, когда там проходили соревнования. Он был отличным пулеметчиком, на гимнастерке у него, наряду с орденом Красного Знамени, был специальный значок "За отличную огневую подготовку". Участвовал он и в конных состязаниях. На службу в штаб ходил пешком, на полигон выезжал на единственной тогда в дивизии легковой машине, нередко управляя ею. Мне очень хотелось все делать как он: стрелять, управлять машиной, ездить на лошади — одним словом, быть таким, как папа.