Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 12

Манна в Библии – это не только материальная, но и духовная пища: «Он… питал тебя манною, которой не знал ты и не знали отцы твои, дабы показать тебе, что не одним хлебом живёт человек, но всяким словом, исходящим из уст Господа, живёт человек» (Втор. 8:3; ср. также 8:16). Таким образом, манна — это синоним хлеба, который в свою очередь является символом и прообразом Христа. Так, в Евангелии от Иоанна народ напоминает Иисусу: «Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: “хлеб с неба дал им есть”» (Иоан. 6:31), на что Он отвечает: «…Не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой даёт истинный хлеб с небес; ибо хлеб Божий есть

Тот, Который сходит с небес и даёт жизнь миру…Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда» (Иоан. 6:32–33, 35). И далее Иисус повторяет: «Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрёт. Я – хлеб живой, сошедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» (Иоан. 6:48–51; см. также 6:55–58). Наконец, манна как символ и залог вечной жизни упоминается в Откровении Иоанна Богослова: «…Побеждающему дам вкушать сокровенную манну…» (Откр. 2:17).

Следующий пример – библейский оборот живая вода. Глубокий символический смысл этого понятия раскрывается в Евангелии от Иоанна, где описывается эпизод встречи Иисуса с самаритянкой. Проходя через Самарию, Иисус утомился и сел отдохнуть у колодца. «Приходит женщина из Самарии почерпнуть воды. Иисус говорит ей: дай мне пить…Женщина самарянская говорит Ему: как ты, будучи иудей, просишь пить у меня, самарянки? ибо иудеи с самарянами не сообщаются. Иисус сказал ей в ответ: если бы ты знала дар Божий и Кто говорит тебе: «дай Мне пить», то ты сама просила бы у Него, и Он дал бы тебе воду живую. Женщина говорит Ему: господин! тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок; откуда же у тебя вода живая?…Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нём источником воды, текущей в жизнь вечную. Женщина говорит Ему: господин! дай мне этой воды, чтобы мне не иметь жажды и не приходить сюда черпать» (Иоан. 4:7, 9-11, 13–15). Иисус и самаритянка говорят как будто на разных языках: самаритянка понимает слова Иисуса буквально – на бытовом, житейском уровне; Иисус же под живой водой подразумевает истинный дар Божий – символ благодати Святого Духа, которую Он может дать верующим в Него.

Эту же мысль Иисус высказывает на празднике Кущей при большом стечении народа: «…Кто жаждет, иди ко Мне и пей. Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него…» (Иоан. 7:37–39).

В Откровении Иоанна Богослова о будущем человечества сказано: «Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной: ибо Агнец, Который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод; и отрёт Бог всякую слезу с очей их» (Откр. 7:16–17). Видение Иоанна сопровождается словами Господа: «…Совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой» (Откр. 21:6). О Новом рае, где течёт река жизни, Иоанн говорит: «И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца» (Откр. 22:1). И в конце Откровения снова возникает образ живой воды, воды жизни, этого бесценного дара Божьего: «Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берёт воду жизни даром» (Откр. 22:17).

Ещё один пример: терновый венец — символ страданий, мученичества. Выражение восходит к евангельскому рассказу о страданиях Иисуса перед казнью.

Понтию Пилату, к которому привели Иисуса, предстоит разобраться в выдвинутом со стороны иудеев обвинении Христа в том, что Он возмущает народ, называя Себя Царём Иудейским. Однако, допросив Иисуса, Пилат не находит никаких оснований для обвинения Его в притязаниях на престол: «Царство Моё не от мира сего», – отвечает Пилату Иисус. – «…Ныне Царство Моё не отсюда…Я на то родился и на то пришёл в мир, чтобы свидетельствовать об истине» (Иоан. 18:36–37).





Ради удовлетворения злобы иудеев, которую они питают к Иисусу, и смягчения их ярости Пилат отдаёт Его на поругание своим воинам. Поскольку символом царской власти является венец (драгоценный головной убор, корона), то, чтобы унизить Иисуса как можно сильнее, воины Пилата возлагают Ему на голову венец из колючего тёрна и одевают Его в багряницу (одеяние багряного цвета, ещё один знак царского достоинства), а затем жестоко издеваются над Ним. «А воины отвели Его внутрь двора, то есть в преторию, и собрали весь полк; и одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на Него; и начали приветствовать Его: радуйся, Царь Иудейский! И били Его по голове тростью, и плевали на Него, и, становясь на колени, кланялись Ему. Когда же насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу, одели Его в собственные одежды Его и повели Его, чтобы распять Его» (Мар. 15:16–20; см. также Мат. 27:27–31; Иоан. 19:1–3).

Наконец, ещё один тип переносного значения – аллегория (греч. allēgoria – ‘иносказание’). Это выражение отвлечённого понятия или идеи в конкретном художественном образе; иносказание (см. MAC, т. I, 1981, с. 32; Ахманова, 1966, с. 39–40; Столярова, Пристайко, Попко, 2003, с. 14; СЭС, 1981, с. 41).

Аллегория используется в баснях, притчах, в изобразительном искусстве. В аллегории наблюдается параллелизм образов: глубинный, скрытый смысл абстрактного понятия выступает в форме конкретного иносказательного образа. Например, в баснях коварство изображается в образе змеи, хитрость – в образе лисы. Аллегорией правосудия в изобразительном искусстве выступает фигура богини Фемиды с весами в руке и с завязанными глазами.

Теперь обратимся к примерам аллегорических библейских фразеологизмов.

Блудный сын. Выражение восходит к известной притче Иисуса о блудном сыне, житейский сюжет которой сводится к следующему. Один человек выделил младшему сыну по его просьбе причитающуюся часть наследства. «По прошествии немногих дней младший сын, собрав всё, пошёл в дальнюю сторону и там расточил имение своё, живя распутно. Когда же он прожил всё, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться» (Лук. 15:13–14). Пройдя через тяжёлые испытания и лишения, он, наконец, сказал себе: «Сколько наёмников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода! Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наёмников твоих. Встал и пошёл к отцу своему. И когда он был ещё далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» (Лук. 15:17–20). Когда сын произнёс свои покаянные слова, «отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного телёнка и заколите: станем есть и веселиться, ибо этот сын мой был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся…» (Лук. 15:22–24). В это время старший сын, возвращаясь с поля, услышал «пение и ликование» и, узнав причину, «осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение своё с блудницами, пришёл, ты заколол для него откормленного телёнка… Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и всё моё – твоё; а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся» (Лук. 15:28–32).

Почитание родителей в те времена являлось одной из ветхозаветных заповедей («Почитай отца твоего и мать твою», Исх. 20:12), а нарушение её – уход от отца – считалось тяжким грехом. Поэтому совершенно непостижимым казался описанный в притче поступок отца. Однако образы этой притчи содержат метафорическое уподобление отношений Господа и человека отношениям отца и сына. Аллегорический же смысл притчи интерпретируется следующим образом: блудный сын – это грешник, возвращение его – покаяние, отец – всепрощающий Господь.