Страница 36 из 71
В заключительном аккорде драмы приняла непосредственное участие Элис. До сих пор она оставалась в тени, исподволь пытаясь охладить чересчур горячие, по ее мнению, отношения Гертруды с юным поэтом. В письме к Томсону она добавила пару пунктов-условий. Во-первых, приведенное заглавие должно оставаться единственным на все времена, безо всяких добавлений и изменений в будущем. Во-вторых, предложение о принятой форме должно исходить от Жоржа Унье. Унье написал всего два слова на титульном листе: я согласен. С этим документом Томсон отправился на переговоры к другой стороне. Гертруда согласилась, но Токлас едко заметила, что это не совсем то, что требовалось. Больше к вопросу об авторстве в тот вечер не обращались.
История имела самое неожиданное продолжение. Томсон простудился, еще тяжелее заболела и его старая приятельница и патронесса, мадам Ланглуа, о которой он постоянно заботился. К тому же Вирджил ушел с головой в подготовку предстоящего концерта, в который включены были и песни на тексты Гертруды. Не имея от него никаких вестей, Гертруда решила, что Томсон занял сторону Унье. Такое проявление нелояльности считалось высшим оскорблением. Ведь совсем недавно, стараясь поддержать композитора, она выделила огромную сумму по тем временам ($800) на издание нот музыки Томсона. Пусть публикация книги в конечном счете сорвалась, но сам факт налицо!
В середине июня, более-менее приведя дела и здоровье в порядок, Вирджил отправился на улицу Флерюс. Гертруда, открыв дверь, холодно ответила: «Мы сейчас очень заняты». Недоумевающий Томсон, придя домой, отправил ей программу концерта. В ответ пришла открытка: «Мисс Гертруда Стайн отказывается от дальнейшего знакомства с мистером Томсоном». Не чувствуя себя виноватым ни в чем, Вирджил не стал допытываться о причинах возникшего напряжения, строя всякие предположения. Их сотрудничество прервалось на два с лишним года.
Окончание же безотчетной и радостной одно время дружбы между Гертрудой и Жоржем носило вполне комический характер. Вместе два произведения появились на противоположных страницах зимнего выпуска журнала Пагани. К тому времени ссора между обоими авторами была в полном разгаре, и Стайн решила изменить название. То ли телеграф тому виной, то ли сознательное искажение названия Гертрудой (так, например, полагает биограф Д. Сазерленд) только перевод ее носил искаженное заглавие[42]. В 1931 перевод/сочинение Стайн вышло отдельным изданием под названием Прежде чем увядают цветы дружбы, увядает сама дружба.
А вся история изложена в рассказе Left to Right (Слева направо)[43], в котором писательница представила свою версию случившегося, выведя всех под вымышленными именами. Излагая события всей драмы достаточно объективно, Гертруда винит Вирджила Томсона, Унье и их приятеля Брейвига Имса в сговоре против нее. Элис в рассказе не фигурирует.
Но еще до того, как произошел описанный инцидент, Томсон познакомил Гертруду с целой плеядой молодых художников. С тех пор как кубизм перестал развиваться, она интересовалась самобытными начинающими художниками, способными создать новое направление. Она искала нового ‘Пикассо’, честь открытия которого стало бы бесспорной заслугой именно ее. Абстракционизм не привлекал, сюрреализм тоже. Мысли Гертруды по искусству были глубокими, лаконичными, запоминающимися и полными житейского смысла. Например: «Молодые художники не нуждаются в критике. Они нуждаются в похвале. Они вполне осознают недостатки в своем творчестве. Но не знают, что в их картинах хорошо».
Побывав благодаря Томсону на выставке неоромантиков в галерее Дрюэ, она познакомилась с некоторыми ее участниками — Кристианом Бераром (Бебе), Павлом Челищевым, братьями Берман, Кристиансом Тонни — и приобрела несколько картин этих художников.
Характеризуя упомянутую группу, Франсис Роуз писал:
Челищев, Берар и Берманы выставляли картины с доминирующим голубым цветом. Они все время спорили, кто первым открыл голубой цвет. В первое время это заметно развлекало Гертруду… Но позднее ей стали надоедать постоянные разговоры о голубом цвете, бесконечных яйцевидных формах на картинах Челищева. Еще больше надоедали бесконечные измышления, были ли Павел или Бебе слащавыми романтическими подражателями Боттичелли.
О Бераре она так и не составила определенного мнения. Вирджил Томсон пытался привлечь художника к работе над оперой и обсуждал эту кандидатуру с Гертрудой. Леонид Берман ее не заинтересовал, а вот его брата Евгения (Женю) Бермана обе женщины посетили в студии, приобрели несколько картин, и, поскольку на следующий день уезжали на отдых, пригласили поехать с ними. Женя Берман согласился, но всего через несколько дней его форменным образом выставили за дверь — по словам приятеля Мориса Гроссера, в обычной для Гертруды манере — сообщив расписание ближайшего поезда в Париж. Позднее Элис объяснила причину: не дозвавшись служанки и не найдя ее в своей спальне, они обнаружили Терезу (так звали девушку) в комнате Бермана. Несколько по-иному описывает случай Элис 30 лет спустя. Ни она, ни Гертруда не верили, что «Тереза была в постели с Женей — определенно». Размолвка довольно быстро сгладилась. Сохранилось благодарственное письмо Жени Бермана, в котором среди прочего, говорится об огромном впечатлении, произведенном на него словами Гертруды о «смеси правды и лжи, о необходимости различать их, сосредотачивая для этого каждое усилие». В Автобиографии Гертруда упоминает, что Берман хоть и был сильный художник, но слишком слаб, «чтобы стать творцом идеи».
Кристианса Тонни, самого молодого из них, она поддерживала довольно долго и даже пыталась через знакомых в Америке продавать там его картины. В письме к Ван Вехтену (в ноябре 1928) она писала: «… сегодня утром Тонни принес свои рисунки, и мы отобрали 18; он пришлет тебе названия и цену. Ты крайне добр, пытаясь помочь моей молодежи, они достаточно хороши, я думаю; во всяком случае, ты подаешь им надежду».
Но особым расположением пользовался Павел, или как все его звали, Павлик (с ударением на последнем слоге) Челищев.
Павел Федорович Челищев родился 21 сентября 1898 года в Калуге, в аристократической семье. Его окружали няньки и гувернантки, в семье говорили по-французски, по-немецки и по-английски. Впоследствии знание этих языков оказало неоценимую услугу юному художнику, когда он волею революции оказался за границей. Шура, сводная сестра Челищева, вспоминала, что Павлик с детства проявлял интерес к искусству, особенно балету, что в семье всячески поощрялось.
Окончив гимназию, Павел намеревался поступать в Московский университет, чтобы стать художником или даже танцором. Отец же настаивал на изучении точных наук. Павлу пришлось подчиниться, но ему удалось включить в перечень изучаемых предметов несколько дисциплин, представлявших для него особый интерес — макроскопическая анатомия, астрология. Втайне от отца юноша брал уроки балета и рисования у частных преподавателей (например, основы балета у известного артиста и преподавателя Михаила Мордкина). Расходы взяла на себя симпатизирующая Павлу тетушка.
Незадолго до революции Челищев показал Коровину, тогдашнему главному художнику Большого театра, эскизы декораций к балету Дон Кихот. Коровин пригласил Челищева участвовать в оформлении оперы Снегурочка Римского-Корсакова. Не получив от Коровина должного, по мнению юноши, признания, Челищев от дальнейшего сотрудничества отказался. Впрочем, трудно сказать, как поступил бы Челищев, но с приходом революции все имущество его родителей конфисковали новые власти. Семья с трудом, передвигаясь вместе с Белой Армией, добралась до Киева. Там Павел, работая бок о бок с Малевичем и Эль-Лисицким, познакомился с идеями конструктивизма и абстракционизма, которые, впрочем, не принял. Одновременно продолжал учиться театральному искусству у сценографа и художницы Александры Экстер, ученицы Леже. Спасаясь от Красной Армии, Челищев бежал в Одессу, затем через Константинополь и Софию пробрался в Берлин. Там существовал Русский романтический театр, выросший из прежней Дягилевской труппы, которую после ухода Дягилева возглавил Борис Романов. Для этого театра Челищев выполнил ряд оформительских работ. Но настоящего успеха Челищев добился, создав декорации для оперы Золотой петушок, поставленной в Берлинской Государственной Опере.
42
Роет P(W)ritten on the Р(En)fances of Georges Hugnet. В скобках правильное название.
43
Обычная для Стайн игра слов. По звучанию может быть переведено и как Осталось написать [Left to Write].