Чёрный ангел

- Неприятностями для нас пахнет, - мрачно отозвался Витек. - Крупными.

- Это ты точно подметил. Но я тебе еще один сюрприз преподнесу. Как ты думаешь, где имел место пресловутый взрыв? Не догадываешься? В двухстах метрах от особнячка наших с тобой дорогих рекламистов. Как полагаешь, этот херр Соловьефф просто забыл упомянуть о такой мелкой детальке?

Часть вторая

9

Звонок Эдика Вязникова вызвал в душе Надежды столь сложное чувство, что она не сразу сумела его определить. Точнее, даже не чувство, а мешанину чувств, весьма острых и противоречивых. Последний раз они виделись пять лет назад на свадьбе Эдика. И с тех пор он ни разу не соизволил не то что объявиться - даже позвонить, справиться о делах или хотя бы просто поздравить с праздником или, скажем, днем рождения.

А ведь когда-то они были практически неразлучны, и свадьба самой Надежды никаких возмущений в их отношения не внесла. Ну, почти не внесла. На короткое время в поведении Эдика все же появилась некая искусственность, что при его несравненном комедиантском даровании выглядело едва ли не запоздалым признанием в любви. Надя тогда даже испытала нечто вроде раскаяния, даром что замужество отчасти было заслоном, сознательно выставленным ею на пути собственной набирающей силу влюбленности.

То, что участь женщины, которой суждено полюбить Эдика, будет горше смерти, она поняла сразу, едва они познакомились. Поняла отчетливо, несмотря на свой юный возраст и полное отсутствие соответствующего опыта. Мужчины, подобные Вязникову, созданы, чтобы принадлежать всем женщинам мира одновременно и ни одной из них в отдельности. Как звезды мирового кинематографа.

Никто не мог противостоять чарам Эдика. Грузин по материнской линии, он был на диво хорош собой, а помимо того, разносторонне талантлив, остроумен, артистичен, обаятелен и галантен. Надежду, правда, тоже Бог не обидел, хотя наградил, конечно, поскромнее - симпатичной мордашкой, легким нравом быстрым острым умом и особым даром поднимать людям настроение. Впрочем, происхождение последнего сомнительно, но это отдельный разговор. С детских лет Надюшка действовала на окружающих, как глоток чистой радости, как коктейль из солнца и молодого вина, как хорошее тонизирующее. При этом она мудро не позволяла никому припадать к источнику надолго - во избежание похмелья или привыкания. И люди, испытавшие на себе силу Надиного дара, не находили в себе сил вырваться из сферы ее притяжения, так и вились вокруг, словно шмели над цветущей яблоней.

Две такие неординарные личности, сведенные судьбой на романо-германском отделении филфака МГУ, естественно, не могли не привлечь внимания друг друга. Хотя Эдик в любом случае не обошел бы Надежду вниманием - просто в силу того, что она была женщиной. При всем засилье и разнообразии девиц на филфаке, ни одна из них не могла пожаловаться, что хоть однажды не стала объектом самого пристального интереса со стороны любвеобильного Вязникова. Но только Надежде хватило ума построить отношения с ним на иной, более прочной основе, чем притяжение полов. Правда, одного ума тут было бы недостаточно. Надежде повезло: у них с Эдиком нашлась общая черта, породнившая их, казалось, навечно.

Эдик был прирожденным актером. Он играл всегда, в любом обществе, в любой обстановке. Экзаменатор, контролер в автобусе, девушка на свидании, приятели у стойки пивного бара, бармен за стойкой - все были для него зрителями и одновременно партнерами по сцене. Но если с ролью зрителей, как правило, справлялись все - мало кто не пожирал Эдика глазами, когда тот лицедействовал, то достойные партнеры попадались исключительно редко.

Надежда всегда воспринимала жизнь, как игру. Не как пьесу, а как игру в широком смысле слова - и азартную, и ролевую, и игру-состязание. Попадая в круг новых знакомых, она моментально угадывала, во что здесь играют, определяла для себя негласные правила, принятые среди них, и тут же включалась в действие. Поэтому, когда Эдик остановил на ней свои черные очи и бросил первую реплику, она с лету приняла подачу и мастерски ее отбила. С той самой минуты между ними установилась прочная взаимная симпатия, и Надежде лишь оставалось следить, чтобы она не выродилась в банальную любовную интрижку.

Какое-то время ей удавалось справляться с их естественным влечением друг к другу сравнительно легко, потом дело пошло тяжелее, потом ей пришлось призвать на помощь всю свою ловкость и изворотливость, и наконец Надежда вышла замуж. Брак этот, откровенно говоря, был наполовину фиктивным, только Эдик этого не знал, и дружба их на миг споткнулась. Но быстро выровняла шаг и уверенно сохраняла бодрый темп до самой Эдиковой женитьбы. А потом вдруг легла и умерла. Или впала в летаргию.

И главное, Надежда даже не знала причины разрыва. Ревность жены? Полное счастье и довольство, обретенное Эдиком в браке? Катастрофическая нехватка времени в связи с новыми семейными обязанностями? Перерождение личности? Спросить было не у кого. Эдик оборвал связь со всеми их общими знакомыми, не звонил и не появлялся, а гордость мешала Надежде самой сделать первый шаг.

И вот теперь - этот звонок. "Надька, ты очень мне нужна. Можно я приеду?"

Надежду распирали одновременно любопытство, обида, злорадство ("Понадобилась-таки наконец? То-то же!"), нетерпение, досада и беспокойство. Досада и беспокойство - потому что Вязников звонил пьяный. Впрочем, он запросто мог и разыгрывать из себя пьяного, валять дурака. Прежде Эдик никогда не напивался. Обильные возлияния пагубно воздействовали на его дикцию, мимику, жестикуляцию - словом, портили ему игру, чего он, естественно, не выносил. Мог ли он переродиться до такой степени, что перестал ценить свой актерский талант или вовсе отказался от лицедейства? Хотя чего не бывает.

- Что ж, поживем - увидим, - сказала Надя своему отражению в зеркале, в который раз оправляя платье.

Когда Вязников заявился, сомнений не осталось: он был пьян, как сапожник. Никаким актерским мастерством не добиться этого сногсшибательного перегара многодневного запоя, этого мутного взора и красных прожилок в склерах. У Надежды упало сердце. Значит, все-таки перерождение личности. Ее блистательного Эдика больше нет, он умер где-то на отрезке этого проклятого пятилетия, и никто даже не потрудился ей сообщить.

- Клерчик, спаси меня! - жалобно промычал незнакомец, протянул руку к Надиному лицу, покачнулся и повис на Надежде всей тяжестью.

Услышав нелепое ласковое прозвище - дань цвету ее волос и пристрастию к пирожным с кремом, данное ей Вязниковым в незапамятные времена, Надежда вздрогнула. Может, былого Эдика можно воскресить? Подставить плечо, исцелить, вернуть память...

- Вот что. Быстро раздевайся и становись под контрастный душ. Я пока сварю кофе. Разговаривать будем, когда протрезвеешь. Все ясно?

- П-погоди. - Эдик отстранился, пошатываясь, расстегнул пальто, достал из внутреннего кармана свернутую в рулон общую тетрадь и протянул ей. - На, почитай пока. - Скинул пальто на пол и, не снимая ботинок, довольно твердым шагом протопал в ванную.

Надя засыпала в кофеварку кофе, налила воды, включила агрегат и, пристроившись рядом на диванчике, открыла тетрадь.

"Вообще-то я не писатель, и всяких там филфаков, журфаков и литинститутов не кончал..." Прочитав первый абзац, Надежда оторвала глаза от текста и недоуменно подняла бровь. Какого черта Эдик подсунул ей этот бред? Неужто собирается попросить, чтобы она сосватала его англичанам? Неужели ему настолько изменил вкус?

Надежда сотрудничала с крупным британским издательством - разыскивала для них интересную русскую прозу, писала рецензии, переводила по две-три страницы на английский и, если издательство проявляло интерес, вела предварительные переговоры с автором, искала переводчиков, редактировала готовые английские тексты.

Дойдя до упоминания о якобы реальной детективной истории, она нахмурилась и совсем уже было отложила рукопись, но пролистав исписанные страницы, оценила объем и решила просмотреть по диагонали до конца. А наткнувшись на имя Эдика, так и впилась в текст глазами.