Статья Пятая (ЛП)

- Заключенные иногда говорят об убежищах, но об этом... - Он тяжело вздохнул. - Мой дядя. Я встретился с ним во время тренировки через несколько месяцев после того, как меня призвали. Он направлялся в Южную Каролину. Он же и рассказал мне о виргинском перевозчике. Я удовлетворил твое любопытство?

- Это было почти год назад. Откуда ты знаешь, что ничего не произошло? - Дядя бросил Чейза во время войны. Я не особенно ему доверяла.

- ФБР об этом месте не знает. У меня есть допуск к данным об операциях. Со времени эвакуации побережья в Южной Каролине ничего не предпринимали.

- И ты уверен, что мама встретилась с этим перевозчиком? - настаивала я.

- Нет, - резко ответил он.

Значит, мама может быть где угодно. И все же, если она пыталась попасть в Южную Каролину, нам тоже надо. Не пройдет и двадцати семи часов, как МН поймет, что мы сбежали. Нам нужно было заскочить на борт этой подпольной железной дороги* как можно скорее.

*Историческое: система переброски беглых рабов-негров из южных штатов в северные.

Впервые я почувствовала себя настоящей преступницей. Расправив свои все еще ноющие плечи и приняв решение, я забралась в грузовик.

Чейз воткнул отвертку в рулевую колонку, и с тихим хлопком она поддалась. Затем он стал возиться с чем-то под консолью, пока, наконец, издав несколько быстрых щелчков, двигатель не ожил. Чейз сел прямо и дал газу. В замке зажигания ключа не было.

- Научился в МН? - злобно спросила я.

- Нет, - ответил он. - Во время Войны.

Я напомнила себе, что меня не должно было волновать то, что для запуска двигателя провода были замкнуты без ключа зажигания. Или что сам автомобиль был украден. Главное, чтобы он доставил нас в Виргинию как можно скорее.

* * *

Я не могла не смотреть на него. Уже месяц, как он вернулся домой из Чикаго, но иногда я не могла поверить, что он на самом деле здесь.

- В чем дело? - спросил он с улыбкой в голосе. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что я на него пялилась. Он сидел на ступенях задней лестницы своего дома, уставившись на джунгли травы и кустарника, в которые превратился его задний дворик.

- Ни в чем, - ответила я. - Я просто рада, что ты вернулся. Действительно рада.

- Действительно-действительно рада? Ух ты, Эм. - Смеясь он откинулся назад, когда я его толкнула.

- Не нарывайся.

Он снова засмеялся, но сразу же затих. Посерьезнел.

- Я тоже рад, что вернулся. Было время, когда я не был уверен, что это случится.

- Ты имеешь в виду то время, когда на Чикаго напали? - Под огромным открытым небом мой голос прозвучал очень тонко.

- Да. - Чейз нахмурился и оперся спиной на верхнюю ступеньку. Я не хотела давить на него; знала, что некоторые люди не любили говорить о Войне. Я как раз собиралась сменить тему, когда он продолжил.

- Знаешь, учитель химии хотел убедить нас, что сирены противовоздушной системы оповещения были всего лишь учениями. Когда стали падать бомбы, он все еще пытался заставить нас сдать лабораторную работу. К тому времени как мы все вышли на улицу, дым уже был таким густым, что невозможно было разглядеть даже школьную парковку. - Он помедлил и покачал головой. - В общем, нас отвезли на автобусе на старую арену в западной части города и дали две минуты каждому позвонить домой. Дядя сказал мне встретиться с ним в одном ресторанчике в Элгине. И я отправился туда. Автостопом. И хорошо: бомбежка не прекращалась еще три дня.

- Погоди, ты добрался туда автостопом? Сколько тебе было, пятнадцать?

- Шестнадцать. - Он пожал плечами, будто бы эта деталь не имела значения. - Встретившись в Элгине, мы узнали, что Чикаго атаковали с юга вдоль девяностого шоссе начиная от Гэри*. А потом начался... хаос. Нас отправили в какой-то городок в центре Индианы, но мы добрались только до Саут-Бенда, когда автобусы отозвали куда-то еще. На некоторое время мы остались в Саут-Бенде. Дядя нашел поденную работу, но меня работать не брали из-за возраста.

А потом дядя извинился и сказал, что больше не может за мной присматривать. Он дал мне свой велосипед и попросил поддерживать связь.

Мои глаза широко распахнулись.

- Он больше не может... что? Должно быть, ты его ненавидишь.

Чейз пожал плечами.

- Об одном человеке меньше волноваться, одним ртом меньше кормить. - Увидев, как я ужаснулась, он сел ровно. - Послушай, когда Балтимор и федеральный округ Колумбия пали и люди начали набиваться оттуда в Чикаго, дядя понял, просто понял, что будет трудно. Поэтому он научил меня выкручиваться. Он и мама росли в бедности, и он был, так сказать, изобретательным. - Виновато засмеявшись, Чейз отвернулся и посмотрел в другую сторону; я так и не поняла, что значила его последняя фраза.

- Я была бы напугана до смерти, - сказала я.

Чейз снял бейсболку и стал машинально постукивать ею себе по колену.

- Когда теряешь семью... начинаешь по-другому смотреть на страх, - сказал он. - Кроме того, я вполне справлялся. Я оставался на окраинах Чикаго, перемещался из одного палаточного городка или лагеря Красного Креста в другой. Работал на людей, которые не задавали вопросов. Избегал социальных работников и опекунских служб. И думал о тебе.

- Обо мне? - фыркнула я, совсем смутившись. Я чувствовала благоговение от того, какой привлекательной казалась моя жизнь. И священный ужас от того, что он пережил. Когда он заговорил, его голос был нежным и ничуть не смущенным.

- О тебе. Об единственном в моей жизни, что не изменилось. Когда все полетело к чертям, у меня оставалась только ты. - Только через один удар сердца я поняла, что он был серьезен. И тогда мне пришлось напомнить себе о необходимости дышать.

* * *

Я переменила позу. Теперь жизнь уже не казалась мне такой привлекательной. Сейчас я понимала, что он имел в виду тогда, говоря о потере семьи; через день у каждого солдата в стране будут наши фотографии.

Если бы мы могли ехать по шоссе, то пересекли бы границу с Виргинией еще до заката - после него начинался комендантский час и находиться на дорогах запрещалось. Но Чейз вел машину по сельским дорогам, которые вели не на юг, а на восток, и старательно избегал любого потенциального контакта с патрулем МН.

К вечеру солнце нагрело машину. Чейз снял свою темно-синюю куртку МН и повесил ее на спинку сидения, которое было между нашими двумя. Он остался в тонкой футболке, из-под которой мне были видны четко очерченные мускулы его рук и плеч. Я глядела на него немного дольше, чем следовало бы, а затем неосознанно потерла живот.

- Мы скоро остановимся, чтобы купить еды, - сказал он, решив, что я проголодалась.

Мне это не понравилось; нам нужно было преодолеть как можно большее расстояние до комендантского часа. Но, взглянув поверх предплечья Чейза на приборную панель, я увидела, что топливный бак был почти пустым. Нам понадобится гораздо больше времени, чтобы добраться до Виргинии, если придется идти пешком.

Мы миновали две закрытые автозаправки, пока, наконец, не нашли ту, которая работала, по крайней мере по выходным. Это было небольшое заведение под названием "У Свифта" лишь с двумя заправочными пистолетами и запиской на таблице с ценами: "Кассы внутри, принимаем только наличные". На парковке, кроме нас, больше никого не было.

- Жди здесь, - скомандовал Чейз. Я как раз собиралась выйти из грузовика, но помедлила.

- Прости, но ты, должно быть, забыл. Я не твоя пленница.

Его челюсть дернулась.

- Ты права. Тебя разыскивают, как беглянку. И ты можешь оказаться их пленницей.

Я яростно на него посмотрела, но захлопнула дверь. Как бы мне не было неприятно признавать это, но он был прав. Нам обоим не следовало светиться без надобности.

Из задней части кабины Чейз извлек красную поношенную фланелевую рубашку, надел ее поверх футболки и застегнул. Затем он вытащил из ботинок заправленные туда ранее штанины и спрятал свою военную куртку, и от его вида меня захлестнуло волной ностальгии. Перед моим мысленным взором возник образ того, как он сидел на крыльце своего дома, вытянув свои длинные ноги и скрестив ступни. Я вспомнила, как его глаза, темные и наблюдательные, как у волка, пронизывали меня даже с такого расстояния. Кожа его лица была бронзового оттенка - это отразилась чикасская наследственность матери. Сейчас волосы Чейза были коротко и аккуратно подстриженными, как и у всех солдат, но тогда они были густыми, блестящими и черными и красиво обрамляли его заостренное лицо.