Страница 40 из 62
Возвысив значение морального воспитания, Бецкой оттеснил на задний план значение обучения. Воспитатели в его системе и по чину и по содержанию стоят выше учителей, роль которых, по его мнению, второстепенна и маловажна. Бецкой повторяет ошибку запад пых писателей, что наука есть нечто отдельное и не всегда полезное.
Но все же и по части обучения у Бецкого есть несколько дельных мыслей о характере и способах обучения. Бецкой против принуждения: „надлежит или отрешиться от обучения, или обучать играя, чтобы это в отдых было“; „Многоучение, а особливо наизусть, слишком наполняя юный ум, лишает его сил“. Практичность и наглядность должны быть прежде всего; надлежит больше давать детям опыта, чем одни чертежи, географию надо проходить на глобусе, а не на картах. В преподавании Закона Божия не следует обременять память заучиванием текстов, а больше обращать внимания на нравственное развитие.
Вот те воспитательные и дидактические идеи Бецкого, которые разделялись и Екатериной. Составляя уставы, Бецкой указывал, что это не только его личное мнение, а также и мнение всемилостивейшей государыни.
Что же сделала Екатерина для осуществления и для развития своих педагогических идей?
Еще ранее, нежели Бецкой написал „Генеральный план воспитания юношей обоего пола“, Екатерина думала об учреждении закрытого учебного заведения для благородных девиц. Ей импонировала слава французского Сен-Сирского института, и для устройства такого у себя она намеревалась вызвать опытную наставницу и узнать уставы и журналы института. Но оказалось, что это заведение живет без всяких уставов и журналов; неудачны оказались также поиски наставницы.
После того как Бецкой поднес ей „Генеральный план воспитания юношей обоего пола“, Екатерина решила обойтись своими средствами, и 5 мая 1764 года ею был дан указ об открытии при Воскресенском Новодевичьем монастыре Воспитательного общества благородных девиц. Так возник Смольный институт, получивший свое имя от урочища Смоляного двора, где прежде был построен дворец для царевны Натальи Алексеевны.
Смольный институт был рассчитан для воспитания на казенный счет 200 благородных девиц. Эти 200 воспитанниц делятся по возрасту на 4 класса по 50 в каждом: в I классе — девочки 6–9 лет, во II классе — девочки 912 лет, в III классе — девочки 12–15 лет и в IV классе — девицы от 15 до 18 лет. Каждый возраст различался по цвету платья: в I классе носили платья коричневого цвета, во II — голубого, в III — серого и в IV — белого. Прием воспитанниц происходил через каждые три года; с родителей бралось обязательство не брать дочерей ранее окончания курса. Родители вообще отстранялись от воспитанниц, так как они, как люди невоспитанные, могли показать им дурной пример.
Учебный план в Смольном институте был шире, чем в Сен-Сире. В I классе должны преподаваться русский язык, иностранные языки и арифметика, во II — география и история, в III — словесность, архитектура, геральдика, поэзия, музыка, танцы, в IV — занятия исключительно практические: воспитанницы по очереди по две вместе занимаются с маленькими девочками, для того чтобы приучиться воспитывать детей; они приучаются также и к содержанию доброго порядка и к домашней экономии, для этого они договариваются с поставщиками, каждую субботу производят подсчет расходов, платят по счетам, определяют цену продуктов, наблюдают, чтобы везде была чистота. Воспитанницы обучаются рукоделиям и, начиная с третьего возраста, должны сами шить себе платья. Стихи, пение и всякие искусства входят в круг обучения, чтобы сделать воспитанниц приятными членами общества. Эти порядки, этот круг жизни, заведенные еще Екатериной, с некоторыми изменениями держатся в общих чертах и до сих пор.
Общее направление воспитания в Смольном институте было иное, чем в Сен-Сире. Там из воспитанниц готовили монахинь, все воспитание было проникнуто клерикальным духом; многие воспитанницы, кончив образование, сразу поступали в монастырь. Смольный институт, наоборот, вырабатывал девиц — украшение общества, то есть был рассадником светского воспитания.
Устав требовал от воспитанниц приветливости и благородства в обращении не только с равными себе людьми, но и с самыми низшими. Воспитанницы приучались к пристойности и к благородной скромности в поведении. Для этого им рекомендовалось вступать между собой в благоприличный разговор, высказывать свои мысли с подобающей вольностью. Для того чтобы приучить воспитанниц держать себя и говорить в обществе, по воскресеньям в институт приезжали светские дамы и кавалеры. В одно из таких воскресений воспитанницы давали концерт, в другое спектакль, а третье посвящалось просто разговору и т. п. Воспитанницы старших классов на этих собраниях должны были играть роль приветливых и учтивых хозяек.
Во главе института стояла начальница, обладавшая огромными правами, которые в качестве пережитка удерживают за собой и теперешние начальницы. Она имеет право назначать и увольнять учителей и учительниц, она ведет все расчеты с экономом, принимает воспитанниц, дает им награды. От начальницы требуются особые качества: она должна быть всеми любима и почитаема, она должна вести себя кротко, весело, ей вменено в обязанность изгонять все то, что имеет вид скуки, задумчивости и печали.
В помощь начальнице должна быть правительница (теперешняя инспектриса); она наблюдает за учительницами и имеет крайнее радение о чистоте.
Для ближайшего надзора за воспитанницами в институте состоят 4 надзирательницы, по одной на каждый возраст; они, не спуская глаз, смотрят за воспитанницами, а также заменяют отсутствующих учительниц.
Всех учительниц на институт полагается 12, по 3 на каждый возраст. Они не только учат девиц, но и воспитывают их в благоразумии и искусными словами внедряют благонравие в нежные сердца их. Учительницы должны учить по всем предметам, и только в крайнем случае дозволялось пригласить учителя или, как тогда говорили, мастера.
Таково было Воспитательное общество благородных девиц. Но Екатерина хотела создать „новую породу людей“ не только среди дворянства, но и в мещанстве и во всем остальном обществе, и поэтому указом 31 января 1765 года Екатерина основала Особливое училище для воспитания дочерей-чиновников, купцов и мещан. Им управляла та же начальница, что и Воспитательным обществом благородных девиц; внутренний строй его был такой же, только курс попроще: воспитанниц учили языкам и арифметике; геральдика, архитектура не входили в программу, но зато более выдвинуты были женские рукоделия, а также музыка.
На каждую девицу, поступавшую в институт, ассигновалось по 50 рублей; эти деньги клались на ее имя в банк и ко времени окончания курса вместе с накопившимися процентами считались ее приданым. Обыкновенно само училище выдавало девицу замуж, а если это не удавалось, то определяло ее в учительницы, договаривалось за нее и получало за нее жалованье. Никуда не пристроившиеся девицы имели право жить в институте, получая там комнату, пищу и свечи, отплачивая за это институту „рукоделием, трудолюбием и добродетелью“. Как они могли платить добродетелью, остается непонятным.
Так было положено начало основанию институтов и воспитанию девиц в России.
Екатерина близко приняла к сердцу дело воспитания девиц. Она часто ездила в Смольный институт и не только по праздникам, но и в будни, часто звала воспитанниц к себе, и они ставили ей сценические сюрпризы. Екатерина необыкновенно просто и задушевно обращалась с воспитанницами, знала их не только по именам, но и по прозвищам и, допуская короткое обращение с собой, никогда не роняла своего величия. Дети писали Екатерине письма, и она иногда отвечала им. Не доверяя вполне учительницам и воспитательницам, Екатерина старалась научить детей своим собственным примером. Она искренне полюбила детей и была с ними проста. Екатерина не играла роль матери, как начальница института, но была действительно матерью: дети, бросавшиеся к ней навстречу, доставляли ей настоящую материнскую любовь. Переписываясь со своей „черномилой Лёвушкой“, Екатерина любовно входила во все подробности ее детской жизни и ее интересы.