Страница 23 из 50
Вполне возможно, что вести о столь быстром и бескровном захвате Токтамышем Сарая дошли до Мамая с опозданием, поскольку в это время он был целиком поглощен своим противостоянием с русскими княжествами. В результате он упустил момент, когда хан Токтамыш, с триумфом овладевший Сараем, ускоренным маршем двинулся к владениям, находившимся под контролем бекляри-бека. Хан сумел очень быстро захватить Хаджи-Тархан,[293] и обеспокоенному Мамаю пришлось отказаться от планов по наказанию русских мятежников и выступать навстречу пришельцу из Синей Орды во главе всех своих сил. По странному совпадению, войска противников сошлись на берегу р. Калки — той самой, где в мае 1223 г. состоялся первый бой русских с монголами.
Казалось, обстоятельства складывались в пользу Мамая: войска Токтамыша были утомлены переходом, сам бекляри-бек лучше ориентировался в этой местности, наконец, и силы у него, вероятно, были крупнее, чем у синеордынского хана, понесшего потери при подчинении Верхнего и Среднего Поволжья.
У Мамая не было только одного — хана, за которого должны были сражаться его войска: за пару месяцев, что прошли после гибели Мухаммад-хана, бекляри-бек так и не успел возвести на трон нового ставленника. И теперь Мамаю противостоял чужак, выходец с востока, но при этом — Чингизид, природный монарх! Выступив против него без собственного хана, бекляри-бек фактически становился мятежником, бросившим вызов законному властителю, и это в полной мере осознавали эмиры и воины Мамая.
Токтамыш, со своей стороны, постарался еще до начала противостояния с Мамаем привлечь его сторонников на свою сторону. В частности, еще весной 1380 г. (вероятно — вскоре после захвата Сарая) он направил ярлык одному из ближайших соратников Мамая, кыркерскому даруге Хаджи-беку, в котором даровал ему и возглавляемому им племени сюткель налоговые льготы.[294] Надо полагать, Хаджи-бек постарался перетянуть на сторону Токтамыша и других эмиров Мамая. В результате, когда в битве на Калке Токтамыш начал атаку, практически все войско бекляри-бека сошло с коней и принесло присягу потомку Туга-Тимура, ставшему, таким образом, первым за последнее двадцатилетие монархом всей Золотой Орды.[295]
О бегстве Мамая в Крым и его гибели
Несомненно, у бекляри-бека были подчиненные, которые готовы были следовать именно за ним, а не за подставным ханом. Но Мамай благоразумно решил не губить своих приверженцев в сражении, которое было уже заранее проигранным. Вместо этого с несколькими наиболее близкими эмирами и телохранителями бекляри-бек оставил поле боя и помчался в Крым. Слишком понадеявшись, впрочем, на преданность своих сторонников, он не успел позаботиться о собственном гареме и находившихся при нем женщинах из рода Бату: все они попали в руки Токтамыша.[296] Среди них оказалась и ханша Тулунбек-ханум, которую взял в жены сам хан-победитель (несколько лет спустя он ее казнил).[297]
Путь Мамая лежал в его родовые владения в Крымском тюмене. Однако он прекрасно понимал, что новый хан отправит за ним погоню (что тот и сделал), и не был уверен, что оставшиеся в Крыму даруги по-прежнему будут сохранять ему верность, когда узнают о катастрофе на Калке. Поэтому Мамай решил добраться до Кафы: этот город, хотя и считавшийся владением золотоордынских ханов, вместе с тем принадлежал Генуе, и бекляри-бек (уже бывший!) надеялся, что Токтамыш не осмелится захватить его там силой, и он, Мамай, сумеет на какое-то время найти здесь убежище, прежде чем снова начать действовать.
Однако городская коммуна Кафы отказалась даже впустить его в город, вполне справедливо опасаясь гнева хана-победителя. Впрочем, и умертвить Мамая «отцы города» тоже не рискнули, поскольку не знали намерений Токтамыша в отношении бекляри-бека: хан мог его казнить, но мог и простить, и возвысить, как это нередко бывало в те смутные времена. Поэтому кафинцы приняли единственно верное в таких условиях решение: они не позволили Мамаю войти в город, посоветовав ему отправляться восвояси.[298]
Мамаю ничего не оставалось, как возвращаться в пределы Крымского (Солхатского) тюмена. Скрываясь от разъездов Токтамыш-хана, он добрался до Солхата, где еще так недавно располагалась его ставка — резиденция могущественного бекляри-бека Золотой Орды. Принимая во внимание характер Мамая и его прежнюю деятельность, трудно допустить, что он намеревался просто спастись бегством, скрыться от ханских войск, чтобы прожить остаток жизни в постоянной тревоге, что его узнают, схватят и казнят. Гораздо больше оснований считать, что он планировал найти легитимного претендента на трон, провозгласить его ханом, собрать новые войска и, возможно, переманить на свою сторону без боя значительную часть армии Токтамыша — точно так же, как сам Токтамыш нынче поступил с ним.
Однако планам Мамая не суждено было сбыться: когда он попытался укрыться от преследователей за стенами Солхата, его просто-напросто не впустили в город. Причем решение солхатского правителя Кутлуг-Буги и городского населения предать бекляри-бека было единодушным: Кутлуг-Буга рассчитывал сохранить свой пост и при новом хане,[299] а жители Солхата возненавидели Мамая после того, как он, задумав обнести город стенами, обложил местное население новыми налогами, да еще и заставил их гнуть спины на строительстве.[300]
В самом конце 1380 или начале 1381 г. Мамай был настигнут сторонниками Токтамыша под Солхатом и умерщвлен.[301] Впрочем, новый хан с уважением отнесся к памяти своего знаменитого противника и позволил его приверженцам похоронить его с почестями.[302]
…В 1994-1995 гг. под городом Старый Крым археологи обнаружили курган, содержащий захоронение второй половины XIV в., принадлежащее видному сановнику Золотой Орды или же племенному вождю. Находившийся в гробнице скелет принадлежал мужчине невысокого роста (ок. 1,5 м) в возрасте около 50 лет. Ряд косвенных свидетельств позволяет предполагать, что это и есть могила Мамая.[303] Степной курган, почетные похороны, да недобрая память среди местного населения в течение последующих веков — вот и все, чего удостоился после смерти выдающийся деятель, в течение 20 лет управлявший значительной частью Золотой Орды!
А дальше в дело вступили историки и публицисты, создавшие «своего» Мамая, образ которого никак не соотносился с реальным политическим деятелем. Этой «жизни после жизни» выдающегося ордынского политического деятеля посвящена вторая часть настоящей книги.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ИСТОРИЯ ОБРАЗА АНТИГЕРОЯ
(ОПЫТ ИСТОРИЧЕСКОГО РАССЛЕДОВАНИЯ)
ПРЕДИСЛОВИЕ.
ДВА МАМАЯ
Формирование образа Мамая в историографии началось сразу после его смерти. И, как это часто бывает, этот образ, со временем превратившийся в стереотип, имел весьма мало общего с политическим деятелем, послужившим его прототипом. Почему же «Мамай историографический» оказался столь не похож на «Мамая реального»?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо подчеркнуть, что большинство сохранившихся до нашего времени источников, содержавших сведения или упоминания о Мамае, имели целью не отразить исторические реалии, а продемонстрировать политическую и идеологическую позицию их авторов, а в еще большей степени — заказчиков таких произведений. Причем — применительно не ко времени Мамая, т. е. второй половине XIV в., а к собственной эпохе. Таким образом, Мамай, фигурирующий в произведении XV или XVI в. представлен читателям в контексте эпохи не Дмитрия Донского, а Ивана III или его внука Ивана IV, в соответствии с их взглядами, оценочными категориями и политико-идеологическими целями. И сам Мамай в этих произведениях интересен для автора (как и его читателей-современников) не как выдающийся золотоордынскии политический деятель, а всего лишь как символ — олицетворение всего враждебного, что Золотая Орда (или Степь, или даже Восток в целом) несла Руси и христианской церкви.
293
См.: СМИЗО 2005, с. 277.
294
См.: Набиев 2008, с. 102, 106.
295
См., напр.: Памятники 1998, с. 11, 41, 82.
296
Согласно русским источникам, «Царь же Токтамышь... сам шед взя Орду Мамаеву м царици его и казны его и улус весь его поймав...» [Памятники 1988, с. И].
297
По данным Д. М. Исхакова и И. Л. Измайлова, ханскую дочь, супругу Мамая, после его гибели взял в жены Урук-Тимур из клана ширин, сподвижник Токтамыша [Исхаков, Измайлов 2007б, с. L54-155]. По-видимому, речь идет о другой супруге Мамая, поскольку о судьбе Тулунбек-ханум есть сообщения в русских летописях под 1386 г.: «Того же лета царь Токтамышь убилъ самъ свою царицу, нарицаемую Товлунъ-бека» [Рогожский 2000, с. 124]. А. П. Григорьев отождествляет эту «Товлунъбеку» со старшей женой Токтамыша Тогай, или Тогаибек, дочерью крымского эмира Бек-Хаджи и матерью его шести сыновей и нескольких дочерей [Григорьев, 2004а, С. 109; см. также: Герцен, Могаричев 1993, с. 61]. Однако, на наш взгляд, «Товлунъбека» больше напоминает именно «Тулун-бек»: есть все основания полагать, что эта и была та самая «царица» Мамая, которую Токтамыш взял в жены в 1381 г. после победы над бекляри-беком, чтобы повысить свою легитимность в наследовании трона Золотой Орды [см.: Сидоренко, 2000, С. 287]. Очевидно, хан не доверял ей и казнил по подозрению в заговоре.
298
Такой вариант представлен даже в «Задонщине», согласно которой генуэзцы отказывают Мамаю в прибежище, сказав при этом: «Побежи ты, поганый Момаи, от насъ по заденеш и нам от земли Рускои» [Памятники 1998, с. 104, 118, 131; см. также: Соловьев 1958, с. 189-190]. Символическое толкование этого сюжета предлагает Д. С. Лихачев [Лихачев 1984, с. 44-45].
299
И в самом деле, еще под 1387 г. Кутлуг-Буга фигурирует в качестве даруги Солхата [Григорьев, Григорьев 2002, с. 213], следовательно, его измена Мамаю обеспечила ему сохранение своего поста.
300
Предположение высказано М. Г. Крамаровским при личной консультации.
301
Версию гибели Мамая от рук сторонников Токтамыша содержат как русские летописные источники, так и восточные источники [см.: Памятники 1998, с. 11; Утемиш-хаджи 1992, с. 118], что, на наш взгляд, свидетельствует о ее достоверности. Ф. Я. Брун считает, что Мамай погиб в Кафе два года спустя после Куликовской битвы [Брун 1879, с. 226]. С. Марков считает, что генуэзцы Кафы выдали Мамая посланцам ордынского хана, которые тут же его казнили, и даже называет точную дату гибели Мамая — 28 ноября 1380 г. [Марков 1990, с. 124], однако никакие источники эту дату не подтверждают. По-видимому, С. Марков связывает ее с тем, что этим днем датировано соглашение генуэзцев с ханом Токтамышем [Dubois 1843, р. 284; ср.: Вашари 2001, с. 195; Desimoni 1887, р. 165]. Впрочем, мы вполне допускаем как возможный вариант развития событий, что Мамай мог быть схвачен генуэзцами Кафы и передан людям Токтамыша в знак лояльности города к новому повелителю Золотой Орды [личная консультация М. Г. Крамаровского; см. также: Смирнов 2005, с. 134-135].
302
См.: Смирнов 2005, с. 135.
303
Крамаровский 1996; 2005; Григорьев, Григорьев 2002, с. 213-214.