Страница 15 из 22
Г. Я. Седов тогда скептически заметил, что все это похоже на одну из сказок «Тысячи и одной ночи», на что Фиала с апломбом ответил: «Нет, это не сказка! Это — американская деловитость! Чек на оплату я буду выдавать ежедневно, прямо в пути. Да, деньги — путь к победе!»
Размах экспедиции был грандиозен. Десятилетиями позже в руинах экспедиционного лагеря Фиала на мысе Флора обнаружат печатный станок, который в пути должен был печатать ежедневную газету «Полярный орел», телефонный коммутатор и даже фраки с цилиндрами, по найденной на базе фотографии поняли, что в праздничные и выходные дни зимовщики обязаны были являться к столу непременно во фраках… Но оказалось, что и эта безалаберная экспедиция к полюсу по-своему была не напрасной, своим брошенным снаряжением она помогла многим, в том числе и Альбанову с Конрадом.
Взаимопомощь людей, связавших свою судьбу с Арктикой! Альбанов не смог бы вернуться, если бы не помощь Нансена. Джексона, Ли Смита, того же самодовольного Фиала, уже умершего к тому времени Седова, посланная ему в разные годы. А Нансену в свое время помогла, подсказала решение трагическая судьба американской полярной экспедиции Джорджа де Лонга: в сентябре 1879 года судно этой экспедиции «Жаннетта» было зажато льдами возле острова Врангеля и начало свой двадцатиодномесячный дрейф в юго-западном направлении. Летом 1881 года «Жаннетта» была раздавлена льдами. Экипаж по плавучим льдам пошел к Новосибирским островам, а затем — на материк, к дельте Лены, где большинство спасшихся на море погибло от голода, в том числе начальник экспедиции. Остальных спасли якуты. Через три года у берегов Гренландии были обнаружены некоторые вещи, бесспорно принадлежавшие экспедиции де Лонга. Эта находка навела Нансена на мысль о существовании постоянного дрейфа от берегов Сибири через Северный Ледовитый океан в Гренландское море. В результате он и предпринял свою экспедицию — дрейф через Полярный бассейн на «Фраме».
Взаимопомощь людей, связавших свою судьбу с жестокой и все равно манящей Арктикой! Погибали и через много лет протягивали руку помощи другим, ступившим на их путь.
Нет, ни одна смерть в суровых льдах не была напрасной! Нет! Это — как лестница, лестница человеческого познания, где почти каждая ступенька вверх оплачена жизнью. Но чем выше по этой лестнице, тем меньше жертв, потому что ранее погибшие своими открытиями, своими ошибками уже проторили тебе часть дороги и сегодня помогают найти правильное решение. Лестница человеческого познания, лестница освоения нашей маленькой, а когда-то казавшейся такой огромной планеты, а теперь — и космоса.
И гибель «Св. Анны» не была напрасной, хотя ее капитан и не ставил перед экспедицией больших научных целей. Канув в белую неизвестность, «Св. Анна» невольно открыла два природных явления, названных в честь ее «течением Анны» и «желобом Анны».
И к экспедиции на «Св. Анне» с полным основанием можно отнести горькие и полные величия строки выдающегося русского мореплавателя и ученого Степана Осиповича Макарова: «Все полярные экспедиции в смысле достижения цели были неудачны, но если мы что-нибудь знаем о Ледовитом океане, то благодаря этим неудачным экспедициям!» Сам он позже погибнет в Порт-Артуре, приняв командование русской эскадрой, при взрыве крейсера «Петропавловск»-. Доживи он до революции, как А. В. Колчак, может быть, замалчивали бы и его заслуги перед Россией многие-многие годы…
Волей трагических обстоятельств «Св. Анна» попала в полярные области, доселе совершенно неведомые человеку. В результате ее дрейф — от берегов Ямала по направлению к полюсу — в корне изменил представление о движении льдов в Полярном бассейне. Ее дрейф происходил как раз в тех широтах, где на картах красовалась так называемая «Земля Петермана», а чуть позже Альбанов со своими спутниками прошел, не обнаружив никаких признаков близкой земли, через другой красовавшийся на тогдашних картах архипелаг — «Землю короля Оскара». Существование этих полярных архипелагов, правда, уже было поставлено под сомнение итальянской экспедицией герцога Абруцкого и экспедицией Фиала, но вконец развеял эту легенду лишь ледовый поход Альбанова. Кроме того, метеорологические наблюдения, проводимые на «Св. Анне», дали некоторые сведения о климатическом режиме по всему ходу дрейфа, а промеры глубин — представление о характере рельефа морского дна северной части Карского моря.
Но все это оказалось бы напрасным, кануло бы в вечность… Подвиг Валериана Ивановича Альбанова не только и не столько в том, что он, презрев смерть, смог вернуться на теплую землю, хотя это, несомненно, выдающийся подвиг. Его подвиг и в том, что он принес к людям вахтенный журнал «Св. Анны» и записи метеорологических наблюдений за все время ее дрейфа вплоть до дня его ухода с корабля. Это не только позволило полностью восстановить все обстоятельства дрейфа «Св. Анны». В 1924 году Владимир Юльевич Визе, тщательно проанализировав все наблюдения, сделанные экипажем «Св. Анны», натолкнулся на любопытную особенность ее дрейфа в Карском море между 78-й и 80-й параллелями и между 72-м и 78-м меридианами. Здесь судно, дрейфовавшее, в общем, на север, отклонялось от направления ветра не вправо, как следовало из наблюдений Нансена, а влево. В результате Визе пришел к выводу, что эта особенность может быть объяснена лишь тем, что в указанных координатах находится суша. Владимир Юльевич нанес на карту ее предположительное местонахождение. В 1930 году экспедиция на ледокольном пароходе «Г. Седов», в составе которой был и Владимир Юльевич Визе, обнаружила предсказанную сушу. Она по справедливости была названа островом Визе.
Научное значение экспедиции Брусилова и в самом дневнике Альбанова. «Дневник Альбанова — редкий и ценный человеческий документ, — писал позднее участник седовской экспедиции Николай Васильевич Пинегин. — В историю полярных исследований занесено несколько случаев гибели целых экспедиций с большим количеством людей. Мы не знаем почти ничего об обстоятельствах, вызывавших и сопровождавших такие полярные трагедии. Альбанов своим рассказом приоткрывает завесу над причинами одной из таких трагедий и вместе с тем дает право сделать несколько обобщений и в вопросе о подчинении воле человека суровой, но богатой полярной природы».
Стараюсь быть беспристрастным и снова и снова думаю о взаимоотношениях Альбанова и Брусилова. Ведь мы знаем все, что случилось между ними, лишь со слов одной стороны. Брусилов, канувший в неизвестность, ничего не может сказать ни в свою защиту, ни о том, почему он отказался покинуть «Св. Анну».
Несомненно, что Георгий Львович Брусилов был человеком смелым, энергичным, решительным.
Но несомненно и другое. Он не всегда соизмерял свои силы с возможным, был вспыльчив, самолюбив. Да, он был очень смелым, но эта смелость, не продуманная, не подкрепленная опытом, при определенных обстоятельствах становилась пороком.
Стараюсь быть беспристрастным, но, видимо, нельзя не соглашаться с фактом, что он — начальник экспедиции и командир корабля, и это в их положении самое страшное — оказался психологически неподготовленным к тяжким испытаниям, которые преподнесла всем им судьба. При наличии на корабле более сильной индивидуальности, какой несомненно был Альбанов, конфликт был неизбежен.
На первых порах все эти несовместимые с тяжелым полярным путешествием свойства характера не бросались в глаза, может, даже не замечались («хорошие у нас у всех были отношения, бодро и весело переносили мы наши невзгоды»), но, обостренные тяжелой и продолжительной болезнью, приобрели галлюцинирующие формы, твердость превратилась в упрямство, смелость — в безрассудство, предприимчивость и энергичность — в унизительную мелочность.
А болезнь его, судя по «Запискам…» Альбанова, была очень тяжелой:
«Самую тяжелую форму цинги наблюдал я у Георгия Львовича, который был болен около 6 или 7 месяцев, причем три с половиной месяца лежал как пласт, не имея силы даже повернуться с одного бока на другой. Повернуть его на другой бок было не так-то просто.