Наследник Петра. Дилогия

– Вот именно. Вдруг среди этих тварюшек есть такие, что могут внутри человека не только жить, но и множиться? Они же ему изнутри все кишки сожрут. А если в крови заведутся, то это даже и представить страшно. Вот я и хочу, чтобы ты сей домысел проверил. Сможешь – заплачу столько, что тебе станет просто неинтересно заниматься частной практикой.

– Помочь страждущему мне всегда интересно, государь.

– Ясно – значит, брать с них начнешь в десять раз больше. Но меня это не очень волнует в отличие от результата опытов с мельчайшими существами, кои, кажется, называются микробами.

– Все исполню, ваше величество, в лучшем виде.

Только что высказанное предложение было сделано именно Кристодемусу, ибо он показался молодому императору наиболее сообразительным из трех медиков, знакомых ему в этом мире. Сама же беседа была затеяна в преддверии грядущего завоевания Крыма, которое, хоть и не в ближайшем будущем, но все же собирался произвести Новицкий. Потому как иначе получается ерунда – у российского императора не будет резиденции в Крыму! Что есть моветон и вообще дискредитация верховной власти. Нет, без крымского дворца никак, только строить надо не там, где в другой истории его заложил Александр Второй, а в Коктебеле. За полгода до отправки в прошлое Центр устроил для своих курсантов недельный отдых на Черном море, и с тех пор Новицкий пребывал в твердой уверенности, что Коктебель – это лучшее место на земле. Правда, тот визит на море был первым в жизни Сергея. Но ведь не последним же, какие наши годы! А то, что тем замечательным местом пока владеют турки с татарами, есть историческое недоразумение, которое следует исправить, не откладывая дела в долгий ящик.

При чем тут микробы? Новицкий знал, что во всех крымских походах основные потери русской армии происходили не от неприятеля, а от болезней, отчего завоевание чудесного полуострова и затянулось более чем на полвека. А молодой царь вовсе не хотел ждать столь долго.

Глава 9

Возок подпрыгнул на обледенелом ухабе, и Андрей Иванович Остерман поморщился от боли в колене. По уму так ему следовало лежать, растерев больную ногу настойкой боярышника, замотав ее специальной шалью из собачьей шерсти, а внутрь приняв крепкой медовой микстуры. Но приходится ехать в Лефортовский дворец, где молодому государю ну никак не сидится спокойно. Хотя в глубине души Остерман чувствовал какое-то не совсем понятное облегчение.

В то утро, когда к умирающему Петру вроде бы явился ангел – во всяком случае, про него говорили два человека, – а сам царь вдруг ожил, Андрей Иванович испугался. Ему почему-то показалось, что в тело мальчика вселилась душа его великого и грозного деда. Он даже обратился к владыке Феофану с просьбой объяснить, может ли быть такое. Однако архиепископ совершенно определенно сказал, что это очень даже вряд ли. Потому как ангел может забрать отлетевшую душу, это да. Но то же самое позволяется и диаволу, если оная душа при жизни тела вела себя небогоугодно. По прямому попущению Господню ангелы иногда возвращали недавно отлетевшие души, но исключительно в их собственные тела. А вот чтобы засунуть туда чью-то чужую душу – такое им не по силам, и нечистому тоже, это может сделать только сам Господь. Но за всю писаную историю христианства таких случаев не было.

Однако успокоили Остермана не столько речи епископа, сколько само дальнейшее поведение молодого императора. По докладам верных людей из дворца получалось, что тот после болезни ведет себя как испуганный мальчишка. Сидит в своих покоях, почитай, безвылазно, окружив их специально вызванными семеновцами, и почти не кажет носа наружу. Заходят к нему только три ближних слуги во главе с Афонькой Ершовым, да брат его Федор. И Миних, но с этим понятно – именно ему император поручил охрану своей особы. Правда, недавно во дворец был вызван известный механик Нартов, но доверенному человеку удалось разузнать зачем. Оказывается, царь поручил ему сделать какие-то хитрые звонки, чтобы можно было отдавать приказы лакеям, вообще не выходя из опочивальни.

Понятно, подумал тогда Остерман, вьюноше было отчего испугаться. Мало того что глянул в лицо костлявой, так вдруг выяснилось, что в это время друг и невеста плели какой-то заговор! Вот он и вспомнил про Миниха да приказал ему окружить свою особу верными солдатами.

Однако сегодня утром молодой император вдруг не ко времени осмелел. И тут же сморозил глупость, правда, не самую большую из тех, что мог. Взял да и послал письменное повеление, чтобы Екатерину Долгорукову отправили в ссылку не в Березов вместе с Иваном и Василием, а поближе. В Нижний Новгород или даже в Ярославль.

Хорошо, хоть не всему тайному совету, принявшему решение о ссылке, а конкретно ему, Остерману. И вот теперь Андрей Иванович вынужден вместо отдыха после почти трехнедельных баталий в Совете тащиться через всю Москву в Лефортово, дабы объяснить молодому императору всю неуместность его несуразных порывов.

Потому что государь, конечно, может время от времени являть монаршую милость. К ворам, разбойникам, даже к сдуру болтающим запретное. Но только не к людям, покушавшимся на трон! Такое уже случалось в истории и всегда кончалось тем, что проявивший глупую человечность царь лишался того самого трона, причем вместе с головой.

Хотя на самом деле вице-канцлер столь спешно отправился к молодому императору не только из соображений государственной необходимости.

Он подозревал, что у Петра все-таки остались теплые чувства к этой девице, которая, по сведениям из заслуживающих доверия источников, была у него первой. И тогда ее нахождение в пределах досягаемости может привести к тому, что Петр вновь станет с ней встречаться. А уж чего она в этом случае наплетет государю про Остермана, гадать не надо: ведь именно он ее и допрашивал.

Сергей глянул в окно – ага, это, кажется, Андрей Иванович приехал. Быстро, буквально сразу после получения императорского письма, наплевав на свои болячки. Говорят, что дурная голова ногам покоя не дает, но в данном случае это не совсем так. Не дурная, а слишком хитрая! Надо же, смог повернуть дело так, что решение о ссылке Долгоруковых продавливал в основном Головкин. Голицыны ему помогали, а Остерман тут якобы и вовсе только рядом стоял, сокрушаясь о всеобщем ожесточении нравов! Хотя на самом деле был в этом вопросе едва ли не самым заинтересованным лицом. Кроме царя, разумеется, но вот уж этого-то точно никто не знал.

Ну, а получив царскую бумагу, Андрей Иванович впал в нешуточное беспокойство – как и задумывалось. Ибо сразу понял, чем лично для него чревато пребывание Екатерины в пределах доступности для императора. И это ему настолько не понравилось, что он кинулся в Лефортово, не подумав, что стучат оттуда не только ему. У того же Головкина осведомителей здесь ничуть не меньше, а вчера бабка Настасья сообщила, что старший помощник мажордома работает на Алексея Григорьевича Долгорукова. В общем, очень скоро все, кому надо, узнают: молодой царь хотел проявить милость к своей бывшей невесте, но не дал ему этого сделать именно Остерман, который как раз сейчас с трудом вылезает из своего возка. Все равно его пришлось бы приглашать сюда, но ведь выдергивать больного человека из постели нехорошо. Нет уж, пусть он это сделает сам, по своей инициативе.

Дело было в том, что грызня в Совете явно подходила к завершению, после которого должно было последовать длительное затишье. И значит, Андрей Иванович наверняка вспомнит о своих обязанностях царского учителя. А оно нам надо? Да не так чтобы очень, честно говоря. Причем, что интересно, и ему тоже – зачем же зря напрягать больного. В конце концов, Петр и до болезни считал себя вполне образованным человеком, не скрывая своего мнения от учителя. Мол, читать он уже умеет, писать тоже, причем делая ошибки довольно редко, не чаще, чем через три слова на четвертое, а для расстановки запятых есть секретари. Неплохо складывает и вычитает, знает о существовании таблицы умножения – чего еще надо?