Страница 90 из 96
Недавно Матвей Денисович рассказал Галинке о народнике Демченко, который в конце прошлого века написал книжку, где доказывал необходимость переброски рек Оби и Енисея на юг.
— Широко думал человек! Имел в виду, что поворот сибирских рек на юг повлияет на климат, смягчит суховеи. Рассчитать по-инженерному он не сумел, не знал, где какой уровень над морем. Если бы в точности выполнить его план, затопило бы всю Западную Сибирь с такими городами, как Омск, Томск и Новосибирск, и Среднюю Азию вплоть до Астрахани. Но расчет — дело инженеров. А мысль у него была верная.
Галинка молчала, задумавшись. И вдруг с трепетом:
— И я когда-нибудь умру?
Значит, рассказ о давно умершем мечтателе привел ее к открытию смертности всех живых, к страху перед ограниченностью жизни?..
— Ну, ты умрешь еще не скоро.
— А вы?
И покраснела, поняв, что вопрос бестактен. Но затем убежденно сказала:
— Я бы вас ни в какие экспедиции не посылала. Чтоб вы сидели и рассчитали, как все сделать. Чтоб ничего не затопило.
Галинка — подумала. Почему же Игорь… мой Игорь!
Игорь вдруг решительно зашагал к отцу.
— Подходит.
Вдали возникли клубы дыма и приближающееся пыхтение паровоза.
— Плохо, что мы не знаем номер вагона.
— Будем стоять здесь.
Это было не примирение, а молчаливый сговор — не огорчать своей ссорой родного, измученного горем человека.
Теперь они стояли рядом, плечо к плечу. Игорь первым увидел мать и побежал рядом с вагоном.
Она легко соскочила с подножки, передала Игорю чемодан и быстро поцеловала его, взглядом отыскивая мужа. И, увидав, пошла к нему своей напористой походкой. Лицо ее было сейчас не горестным, а тем самым оживленным и приготовленным к радости, какое Матвей Денисович знал и любил с юности — с того дня, когда к Наде приехала младшая сестра Зинаида и в течение одного часа весело, ничего не подозревая, энергичной рукой перечеркнула его идеальную любовь ради любви земной, нерассуждающей и счастливой.
— А что вы какие-то не такие? — спросила Зинаида Григорьевна после первых минут встречи и внимательно оглядела обоих. — Поссорились?
— Да нет, пустяки, — сказал Игорь.
— Ладно, разберемся, — произнесла Зинаида Григорьевна свое любимое слово и улыбнулась мужу: — Я ужасно боялась, что ты уедешь, не дождавшись меня.
О смерти Нади она не сказала ни слова. Матвей Денисович знал, что эти недели возле умирающей сестры достались ей тяжело, что горе будет долгим, но такова уж Зина — всегда обращена к жизни и ненавидит «распускать чувства». Дома он разглядел, что Зина похудела, появились новые морщинки. Но и сейчас она выглядела молодо, коротко подстриженные седые волосы не старили ее, а мило оттеняли ее круглое, розовое лицо и голубизну глаз.
Она сидела за столом, как гостья, она никогда не умела и не любила хозяйничать, но двое мужчин, ухаживая за нею, впервые почувствовали себя по-настоящему дома, при хозяйке. А хозяйка быстро разоблачила их неуклюжие попытки что-то скрыть от нее. Допив кофе, позвонила к себе в клинику и сказала, что прием больных можно назначить на завтра. Проглядела повестки, скопившиеся за время ее отсутствия, огорчилась, что сегодня вечером — сессия райсовета, которую стыдно пропустить, поглядела на часы.
— Ничего, до заседания еще восемь с половиной часов. — Погладила лоб, снимая усталость, тихо сказала: — Надя вспоминала вас обоих в самые последние часы. О тебе, Матвей, думала. И о тебе… Никак я не ждала, что у вас неладно.
В вестибюле гостиницы Палька задержался у зеркала, чтобы увидеть себя во весь рост. Из тусклой глубины на него вызывающе глянул высокий парень, особенно молодцеватый рядом с низкорослым, угловатым Липатушкой. Новая меховая шапка и новенькие желтые «джимми» были великолепны, своевольная прядь волос выглядывала из-под заломленной назад шапки. Пальто, конечно, видало виды и легковато для московского ноября, но общего впечатления оно не портит, наоборот, придает независимый вид — это вам не пижон, а настоящий мужчина. Вот галстук повязан дурно… Черт знает, как получается у Игоря свободный, красивый узел!
— Мы опаздываем, — напомнил Липатов, прилаживая поплотней старую кепчонку.
Решительно распустив узел, Палька перевязал галстук одним вдохновенным усилием — получилось почти как у Игоря. Теперь парень в зеркале стал неотразим. И сегодня вечером это должны заметить…
Игорь ждал их возле своего дома.
— Собирались, как женихи! — пробурчал он. — Отец уехал уже час назад.
Метнувшись на середину улицы, он остановил первую попавшуюся машину:
— Подвези, приятель! Шоссе Энтузиастов, новые дома. Ничего, ничего, для хорошего шофера сто верст не крюк.
Сидя рядом с шофером, Игорь болтал с ним, как с давним знакомцем. Со стороны казалось, что он беспечен. Не любил он показывать, что волнуется.
Вопреки его надеждам, мать стала на сторону отца.
— Вот что я тебе скажу, — заявила она со свойственной ей определенностью суждений. — Дети не выбирают себе родителей. Но если тебе повезло получить такого отца, надо ценить. Ты нагрубил ему и обидел его. Сам натворил, сам и проси прощения.
Поначалу Игорь уперся, а потом время было упущено. Отец избегал его, часами рассказывал матери о своих планах. Краем уха Игорь уловил, что Юрасов поддержал идею отца и даже обещал ему какую-то работу, где он сможет заняться своим проектом. Юрасов — поддержал?! Хотелось расспросить, но захочет ли отец ответить?..
Предстоящий отъезд отца ошеломил Игоря: расстаться не помирившись? Он долго маялся, прежде чем решился попросить прощения.
— Я не сержусь, — сказал отец, не отрывая глаз от книги. — Я увидел в тебе эгоизм и душевную ограниченность, а это мне неприятно.
Игорь вспылил.
— Можно ли из-за нескольких запальчивых слов делать такие обобщения! В конце концов, если я волнуюсь, что ты забросил работу ради этих рек…
— Если мне захочется поговорить об «этих реках», — медленно сказал отец, — я предпочту говорить с кем-нибудь другим… хотя бы с Галинкой. Она понимает лучше, чем ты. А сейчас я занят. Не мешай…
Как ни странно, мать поощряла посещения Галинки и даже подобрела к Татьяне Николаевне, которую раньше называла вертихвосткой. Бывало, мать презрительно поджимала губы, когда слышала о «мальчишниках» в доме Русаковских. А на этот раз сама уговорила отца пойти:
— Я задержусь в клинике. Что тебе сидеть дома одному?
Очевидно, Игоря она тоже не брала в расчет.
Оставался один сегодняшний вечер. Отец оживится, повеселеет… Надо подойти к нему при друзьях, взять за руку и тихо попросить:
— Забудь, папа, я не хотел тебя огорчить…
К этому и готовился Игорь, болтая с шофером.
Липатов прирос к окну — за окном мелькали узкие московские улицы, полные вечерней суеты: пешеходы с детьми, с покупками, даже с собаками на поводке сновали по всем направлениям, переходя улицу под носом у тревожно гудящих машин; трамваи были со всех сторон облеплены людьми, которые бесстрашно держались за «колбасу», за выступы, за решетки или, уместив одну ногу на подножке и кое-как ухватившись за поручень, висели себе как ни в чем не бывало, да еще держали на весу портфели. На табличках под фонарями мелькали диковинные московские названия: Маросейка, Солянка, Яуза, Николо-Ямская… Потом машина вырвалась из тесноты старых улиц на широченный проспект и — за город. Потянулись заборы и склады, потом поля и обширные пространства, заполненные скрюченным железом и скелетами машин, — свалка металлолома. Домишки, видневшиеся то тут, то там, были ветхи, косы, подслеповаты. И вдруг вдали возникло сияние множества огней, и в этом сиянии обозначились, как мираж в пустыне, широко расположенные многоэтажные корпуса новых домов. Опять — Москва, опять — столица, только новая, сегодняшняя.
Липатов старался, все разглядеть и запомнить.
Палька был невнимателен, его не интересовали меняющиеся виды города, где он пережил столько разочарований и борьбы, надеялся и отчаивался, работал сутки напролет, спорил до изнурения, добивался и — добился! Весь громадный город с разнообразной и сложной жизнью сосредоточился для него в одной точке. В этой точке долго решалась и наконец решилась его судьба. Победа закреплена несколькими параграфами приказа, которым объявляется начало строительства опытной станции № 3, начальник Липатов Иван Михайлович, главный инженер Светов Павел Кириллович… Павел Кириллович, вот как. Главный инженер. Станция № 3, поскольку есть уже станция № 1 — в Донбассе, по методу Катенина, и № 2 — к Подмосковье, по методу Вадецкого — Колокольникова. Пусть будет и № 1, и № 2! Посоревнуемся. Докажем. Закончить бы поскорей формальности со всеми этими нормативами, штатами и лимитами. И — в Донбасс, на шахту Старая Алексеевка, возле которой им отвели участок пласта, хотя можно было найти более удобный, неразработанный пласт недалеко от Донецка. А впрочем, лишь бы взяться за дело!