Смотрящий вниз

– Естественно, – согласился я саркастически. – Всего лишь «белые твари». Что вам до них?

– Иногда лучше не знать того, чего не хочешь!

Вершинин не оправдывался, нет. Скорее это было похоже на исповедь.

– Только и я поставил условие в надежде на чудо! Чудо не чудо, но на то, что могло бы как-то остановить партию саму по себе. Если снятая с доски фигура по истечении месяца остается в живых, то договор аннулируется, мы с Аркадием остаемся при своих!

– При своих?! – опять не сдержался я. – При тех, кто еще останется?!

«Нам платят за скорость, а не за количество!» – вспомнил я признание экспедитора Музыканта.

– Последнее слово было за ним, – вопрос мой Вершинин опустил как несущественный, – и Маевский выдвинул встречное: снятая с доски фигура, начни она прятаться или активно мешать игре, устраняется любым способом, на усмотрение Караваева. Тут мне было, извините, плевать. Изощренные «символические» методы устранения вообще не моя идея, как и вся эта свинская игра.

– А обо мне что-нибудь? – напомнил я Вершинину о своем присутствии.

– О вас, – перевел он историю н другое русло.– Тут появились вы. И с вами – надежда.

Я, как некогда Кутилин и поисках судей, заглянул под скамейку. Дурачество порой у меня проявляется как защитная реакция.

– Иван – а мы с ним действительно были друзья – поведал мне о знакомстве Марины с интересным молодым человеком из моего финансового учреждения, – между тем продолжал Вершинин. – И мне захотелось узнать о нем побольше. Даже не так мне, как Ивану. А занявшись вашим личным делом, я только тогда и понял, что вы – участник шахматной партии. Сам я помешать игре не мог: начни я спасать или прятать свои фигуры, Аркадий бы об этом проведал. На него целое сыскное бюро трудилось с филиалом в Санкт– Петербурге. Но Иван – другое дело, и я рассказал ему о партии. Против интересов своего младшего брата, который, уместно вспомнить, любил его, сколь вообще был на то способен, и даже вложил деньги и его пресловутое казино, Иван бы ни за что не пошел, но– Марина! Ее возможное счастье… Иван попытался деликатно, в рамках своего представления о дозволенном, дать вам шанс. И вы знаете, Александр, когда он мне сообщил о вашем фантастическом выигрыше, более того – о вашей рискованной манере играть, я словно почувствовал, что каким-то неизъяснимым образом мы с вами связаны! Что вы и есть мой шанс! Вы – та фигура, на которой Маевский сломается!

– Потому вы беречь меня не стали, а, напротив, бросили в бой! – подхватил я его изложение. – И оголили королевскую линию. Впрочем, тут же нашлись и прикрыли себя кем-то еще! Голый король, согласитесь, отличная мишень для шуток Маевского!

На мою тираду Иннокентий Парфенович вяло усмехнулся:

– Думайте как желаете. Вам надо было просто исчезнуть, как я в свое время и посоветовал, и тогда партия была бы аннулирована. Глядишь, кто-то остался бы и жив. Например, Варданян. Или Виктор Краюхин, мой референт.

– А кто-то бы умер, – продолжил я. – Например, Марина.

– Ну и как она теперь себя чувствует? – не сдержался уже Вершинин.

Я было начал подниматься со скамейки, но он взял меня за рукав:

– Подождите, разговор еще не окончен! Вы сами остались и пошли до конца. Когда я понял после смерти Ивана… Инфаркт он заработал, когда Аркадий позвонил ему в казино – вы помните то утро?! – и обвинил брата и том, что он из-за посторонней девчонки пытается помешать делу всей его жизни, и что Марина теперь по его вине останется в заложницах, пока вы, Александр, не умрете, как это вам высочайше и предписано!.. Так вот, когда я понял, что вы не отступитесь, то и решил слегка вам помочь: подсказочку дать небольшую в виде списка «белых фигур».

– Иначе говоря, вы меня наняли, чтобы разделаться с Маевским, как бы представлявшим непосредственную угрозу для моей жизни, – уточнил я. – Причем наняли бесплатно.

– Ну что вы, Александр Иванович, – возразил Вершинин. – Это вы себя сами наняли. И сами же внесли смятение в ряды противника. И народу, простите старика за детское слово, укокали на своем пути самурая столько, что Караваев диву давался, какая у нас, оказывается, отличная подготовка в десантных войсках.

– А тем временем истреблял методично с вашего ведома «черные фигуры» из «Третьего полюса»: Трегубову, Варапаева, Кипиани, Рокотова, Потехина, Стрижа!.. Всех!

– Ну что вы! – Иннокентий Парфенович вдруг рассмеялся. – Стриж, с вашего дозволения, жив и здравствует. И вам того желает, как и все остальные, кого вы тут помянули. Списочек, за которым вы так дерзко на стену полезли, – не знал, что вы еще и хакер! – в компьютере Караваева специально дли Маевского был приготовлен. Ну и для вас, разумеется, во вторую очередь. А Караваев никого из этого списочка пальцем не тронул. Не душегуб же я какой-нибудь, да и не безумец! Игорь Владиленович, супротивник ваш, он – деловой человек и очень даже подкупный! С Маевского он брал деньги за то, что делал, ну а с меня – за то, что не делал! С меня, кстати, больше. Что до Аркадия, то он слишком был увлечен игрой и слишком в остальном доверял Караваеву. Так-то!

Я слушал его, словно пораженный молнией или чем-то подобным.

– Но Стриж… Я же лично удостоверился!

– Стрижа – это я вам подсунул, снисходительно пояснил Иннокентий Парфенович, как прохвост Собакевич в списке мертвых душ Елизавету Воробей удружил Чичикову. Знал я, что вы, Александр, получив в руки списочек из компьютера, первым делом проверять его броситесь. А Стриж, Александр Иванович, – сосед мой по даче в Голицыно. В преферанс неплохо пишет. Хоть и блатной, но интересный мужчина. А кличка у него уголовная знаете какая? Боцман! Ни о чем не говорит?!

«Ай да Боцман с Мишаней! – подивился я. – Целый спектакль для меня поставили из тюремной самодеятельности: «Двое у камина»! Подмосковный филиал Чисто Реального Художественного театра!»

– А как же человек с фотоснимка в темных очках?! – все еще сомневался я в своем простодушии.

– Которого я вам как Стрижа в прошлый раз указал? – Вершинин достал носовой платок, чихнул и утерся. – Это не Стриж. Это…

И он назвал мне фамилию одного из самых влиятельных в криминальной вселенной авторитетов, которую давеча называл мне и управляющий «Дека-Банком» Петр Сергеевич Савинов. На всякого мудреца и простоты довольно. Теперь моя очередь утереться настала.

– Да-с! – очнулся Вершинин после некоторого молчания. – Довели вы Аркашу своими кунштюками до психиатрической лечебницы! Вы, вы, Александр Иванович, не отпирайтесь! А может, и не вы. Ну что ж, теперь дочка его, Вероника, блестящая партия! Вот оформим намедни попечительство, и, как говорится, любовь да совет! Каждый свое получит! Да и Рогожин ей, конечно, не пара!

«Уж не мне ли совет?!» – покосился я на банкира.

– Не винитесь. – Иннокентий Парфенович положил мне на плечо руку. – А знаете, я думаю, что с Аркадием все как у Ницше произошло с «бледным преступником»: «Некий образ сделал бледным этого человека. На равных он был с делом своим, совершая его; но совершив, не вынес образа его… Безумием после дела называю я это!» И – полно. Аркадий сполна расплатился за свою злобу, за тщеславие свое и за пренебрежение к ценности человеческой жизни.

– Настала и ваша очередь, – сказал я, вставая. – За выигрыш тоже платить надобно. За этот, по крайней мере.

– О чем речь?! – охотно согласился Вершинин. – Де-факто вы вернули мне долг! Пятьдесят процентов, разумеется, много, но – десять… Это – шесть миллионов четыреста тысяч, Александр! С вашим-то здоровьем и в ваши-то годы! Завидую! Вы – обеспеченный человек!

– А вы – человек самонадеянный! – Я достал кольт и посмотрел по сторонам.

Людей вокруг не было. В отдалении только мелькнула чья-то ушанка за обелиском.

– Полноте! – Вершинин проявил завидное хладнокровие. – Вы же не убийца, Александр! Вас так огорчила потеря близких?! Но что ж поделать! Судьба! Как и вам судьба оказаться на самой вершине жизни. «Вы смотрите вверх, когда взыскуете высоты. А я смотрю вниз, ибо я возвысился! – так говорил Заратустра. – Кто поднялся на высочайшие горы, тот смеется над всякой трагедией – и на сцене, и в жизни»!