Смотрящий вниз

Я оглянулся на спящую Веру Аркадьевну.

– Только для вас, бесценный Александр Иванович! – Следователь был сама любезность. – Валиум подойдет?! Мне адвокат знакомый подкинул. Так что взятки я беру, учтите сразу!

– Не болен кто ж? – усмехнулся я.

– Значит, часика в три, как договорились, да?! – Заклунный прикрыл трубку ладонью, что-то кому-то ответил и вернулся ко мне. – Ну вот и славно! Кабинет помните?! Пропуск я закажу!

Валиум так валиум. Весь имевшийся у меня запас психотропных средств в количестве четырех таблеток – по одной из того, что я перечислил Заклунному, плюс еще какая-то дрянь – пошел на то, чтобы уговорить Европу для ее же собственного блага остаться хотя бы на сутки. Уговаривать пришлось почти силой, зато теперь она безмятежно спала под пасмурным небом Италии, списанным по случаю из соседнего окна. Обнаженный вояка, продевший ногу в стремя и готовый умчать свою наложницу, переброшенную через круп гнедого мерина, поглядывал сверху на Европу. Тяжкая дума омрачила его чело: «Ту ли я похитил?!»

Оставив всадника терзаться жестокими сомнениями, я вышел в коридор. Кутилина в мастерской не оказалось. Возможно, Юра отправился в творческую командировку за пивом, а возможно, и подальше. Пришлось мне в очередной раз прибегнуть к услугам участкового, благо что он дежурил в опорном пункте. Егоров великодушно откликнулся на мою нижайшую просьбу взять под охрану свидетеля обвинения, разыскиваемого международным картелем наркологов. Все лучше, чем идиотские жалобы гражданки Спичкиной выслушивать.

Егоров был мне нужен для исполнения своей основной, в общем-то, миссии: профилактики преступлений на закрепленном участке. Иннокентий Парфснонич Вершинин мог скомандовать отбой потенциальным охотникам за Верой. Партию у Маевского он, и принципе, выиграл. Но мог он еще и не знать о внезапном помешательстве друга-соперника. Так или иначе, безопасность Веры я обязан был обеспечить.

Дождавшись Егорова, я дал ему пя тьдесят долларов и ценные указания.

– Что-то здесь не то, – засомневался вдруг уполномоченный. – Лажа. Свидетелей обвинения ФСБ охраняет. Всей правды, Саня, ты не говоришь.

– Всей правды, – вздохнул я, – даже Скуратов по данному делу не ведает. Ну, хорошо. Только между нами: это не свидетель обвинения.

– Да?! – Егоров привстал на цыпочки и посмотрел через мое плечо на спящую красавицу. – А кто?!

– Свидетель защиты!

– Защиты кого?! – Участковый требовал доскональности.

– Лужина, – выложил я начистоту. – Но учти, охрана у нас наружная.

– То есть я стою на лестнице?

– То есть ты сидишь на кухне, – облегчил я участковому задание.

– Понял, – расслабился Егоров.

– Оружие применять только в исключительных случаях, – предупредил я его, прежде чем покинуть квартиру. – У тебя оружие есть?

– А какие случаи у нас исключительные? – Егоров расстегнул кобуру и проверил наличие пистолета.

– Все без исключения.

Пока Егоров отдыхал в тепле, я прыгал на холоде. На часах уже было 13.50. Проклиная Хазу, я закурил третью сигарету.

– Два – пустой, посредине – Лев Толстой! – Привокзальный крупье поднял средний стаканчик и предъявил мохнатый шар заезжему лопуху. – Ну что?! Дальше играем?!

Раздетый по всем канонам лопух огляделся по сторонам в поисках, должно быть, сочувствия. Денег-то ему искать определенно не приходилось. Но и сочувствия на лицах массовки он тоже не обнаружил.

Время такое. И не надо думать, что если вас кинули, подставили, надули и околпачили с зарплатой, банковскими вкладами, контрактом или в наперстки, то конец света наступил. А наступил – так и ничего. И на нем деньги можно делать, как на солнечном затмении, продавая, например, патентованные очки. Когда церковь начинает торговать индульгенциями, государство – законом, а урядники – мордой, надо продержаться. Мораль – не температура, ниже нуля не падает. А конец света – он пройдет. Все проходит.

– Оргкомитет ушел на обед! – сообщил наперсточник, подхватывая свое имущество и растворяясь, будто ложка гранулированного кофе, в людском водовороте.

Это милицейский патруль на горизонте возник. Патрулю, как известно, платить полагается.

Когда на часах было 14.10, Хаза, оправдываясь, вылез из машины:

– Пробки жуткие! Не поверишь! Сорок минут стоял!

– Пробки плохие, это верно, – согласился я. – Но из машины ты зря вылез. У тебя печка в машине работает?

Несмотря на «аварийную» ситуацию, у Хазы работало все: печка, радио, сотовый телефон и даже голова.

– Шива, гад, наших положил! – завелся он одновременно с мотором.

– Ваших, – уточнил я.

– Миху, Шило, Каленого, Барсика! Всех! – Моя поправка была пропущена мимо ушей. – Засаду, гад, устроил! Четыре ствола против целой батареи! Да и те, чисто реально, достать бы не успели! Покрошил всех, как овощи в бульон! Потом со мной, гад, связался по телефону! Гонит, мол, пацаны сами нарвались!

– Люди гибнут за металл, – прокомментировал я его устный очерк.

– Чего?!

– Ничего. – Я посмотрел на часы: 14.20. Время такое.

Когда я в детстве слушал по радио бравурную арию Мефистофеля, то был убежден, что она посвящена сталеварам. Потому что время было другое. Люди план выполняли – это мне, октябренку, сообщалось во всех новостях. Теперь слово «план» стояло в ряду с марихуаной, гашишем и опием. И юный металлист, услышав соло из той же оперы, воскликнул бы: «Ни фига, чуваки обдолбались на тусовке!» Маленьким невдомек, что большие просто куют свое счастье в условиях жестокой конкуренции. Ну, и гибнут при этом, естественно.

– Лучше б мы на бабки попали! – расстроенный Хаза и впрямь переживал из-за братков. – Шива все миром предлагает уладить! Базар такой: «Вы без Руслана, как песня без баяна! Вливайтесь в мою бригаду, и все путем будет! Заживете лучше прежнего!»

Я отвернулся к окну. Гроза миновала, и наперсточник, вернувшись на прежние позиции, уже обрабатывал следующего пентюха.

– Не заживете. – Я вытряхнул из пачки сигарету. – У Шивы бойцов выше собственной крыши. Ему территория нужна.

– Ты так думаешь?! – покосился на меня Хаза. – Я тоже так думаю!

– Так и думай, – поддержал я его, закуривая.

– Про командира, поди, лучше и не спрашивать? – осторожно коснулся Хаза больной темы. – Раз Чума с ребятами не вернулись, значит, совсем табак?

– Поехали. – Я выкинул в окно сигарету.

– Куда?! – насторожился гангстер.

– В прокуратуру.

Хаза подскочил чуть не до обитого сафьяном потолка:

– Ты что, Александр Иванович?! Явку с повинной решил оформить?!

– Давай, давай, – поторопил я его. – Меня следователь ждет.

Его жест можно было расценить как сочувствующий. Указывая дорогу, параллельно я размышлял о предстоящей встрече с Заклунным. Сколько он знает, я не знал. И стоило прикинуть, как мы в подобных обстоятельствах разойдемся.

– Ну а мне что делать? – спросил Хаза, обращаясь в пространство.

– Семья большая? – проявил я участие.

– Тетка в Нижнем. – Пошел снег, и Хаза включил дворники. – Своей не обзавелся. Недосуг все как-то было.

– Это ты молодец, – одобрил я его. – Это ты, Хаза, толково придумал. Тогда бери общак и дуй куда подальше. Денег-то много?

Его жест можно было расценить как утвердительный.

– Ну вот и действуй. А то, когда Шива до тебя доберется, мало останется. Говорят, в Бильбао климат хороший. Пуэрто-Рико хуже, но безопаснее.

Мой совет его не столько вдохновил, сколько укрепил. Хаза и сам неплохо в пространстве ориентировался. У меня он лишь хотел узнать о судьбе Руслана. Будем считать, что он узнал о ней.

У ворот прокуратуры мы с Хазой простились, как свои, и расстались, как чужие. «Дан приказ ему – на запад, ей – в другую сторону», – пело радио в моем детстве.

А в знакомом очно кабинете меня уже поджидало заочно знакомое лицо: следователь Заклунный. И при этом он не делал вид, что страшно занят. Он не шуршал бумажками, не листал папки, не двигал ящиками стола и не кричал: «Следующий!» Он вообще ничего не делал. Употребление чая и чтение детективного романа причислить к делам я не возьмусь даже с большой натяжкой. Из всего увиденного я пришел к выводу, что следователь он востребованный, бывалый и по горло завален работой над чужими ошибками. Словом, из тех, что называются «зубры».