Страница 67 из 84
— Повтори! Повтори, что ты сказал, тля!? — выкрикнул один из партизанских вожаков. После чего, ногой, обутой в сапог с жестким носком, он ударил ассира, лежащего на холодном каменном полу.
Удар, который пришелся в бок, был сильным. Королевский кавалерист, молодой мужчина, лицо которого было скрыто гематомами, вскрикнув от боли, сплюнул на камень сгусток из слюны и крови, и сипло выдохнул:
— Вы все сдохнете, имперские свиньи! Вам конец! Это Последняя Война! Так сказал король!
— Ах, ты, мразь! — новый удар сапогом, на этот раз в живот.
Ассир согнулся, и издал какое-то бульканье, которое вскоре превратилось в смех, и продолжил:
— Вы сидите в горах и думаете, что вас не достать? Нет, вы ошибаетесь. В этот раз вы здесь не отсидитесь. Наши генералы знают каждый ваш схрон и все убежища, и вскоре сюда придут горные пехотинцы, которые выкурят вас и ваших шлюх вместе с пащенками с этого перевала. А после этого, всех вас утопят в вонючих лужах внизу. Смерть вам, остверы! Всем, без исключения!
Партизан побагровел лицом, не сдержался и, сверху вниз, резко и сильно, ударил пленника кулаком в висок. Голова кавалериста соприкоснулась с камнем и явственно слышный хруст костей, мог сказать о том, что на одного языка у кеметских крестьян стало меньше. Пленник несколько раз дернулся всем телом, выгнулся дугой и застыл, а озлобленный вожак кинулся на второго пленника. Однако другой командир, видимо, в местной иерархии более старший по должности и званию человек, перехватил его руки, удержал разъяренного мужика, и сказал:
— Флинн, успокойся. Я знаю, как тебе тяжело. Но держи себя в руках. Этот пленник нам еще нужен. Выйди и остуди голову.
Тот, кого назвали Флинном, резко встряхнул косматой головой, вырвал из захвата свои руки, развернулся на пятках и, что-то бормоча себе под нос, покинул пещеру. Второй командир проводил его взглядом, посмотрел на меня, молча кивнул, словно поприветствовал, и вновь сосредоточился на допросе.
Вопросы следовали один за другим, и пленный ассир, оказавшийся капралом из разведывательной конной группы, которую всего несколько часов назад разгромили партизаны, отвечал без всякой запинки. Я все это время находился рядом, узнал для себя кое-что интересное, и понял, что, придя к крестьянам, поступил очень верно. Сейчас на равнинах было такое количество вражеских войск, которые, выискивая партизан, методично прочесывали каждый квадратный километр, что я бы там, не зная ассирского языка, который сильно отличался от остверского, скорее всего, долго не пробегал бы. Меня бы обнаружили, локализовали и затравили бы, словно дикого зверя. Поэтому, скорое соединение с регулярными имперскими частями, пока было невозможно, и оставалось надеяться только на помощь кеметцев, а за это, глядишь, и я им чем-то смогу помочь.
Допрос окончился. Охранники выволокли пленника из пещеры, и мы с командиром партизан остались вдвоем. Он приблизился ко мне, и мы присмотрелись один к другому. Передо мной стоял крепкий широкоплечий брюнет с окладистой бородой, в хорошей добротной одежде, легком полушубке, который с левого бока был аккуратно заштопан, и с кортом на ремне под ним. По виду, справный хозяин, возможно, бывший солдат имперской линейной пехоты или дружинник графа Кемета. А что видел он? Русоволосого статного юношу лет девятнадцати с правильными чертами лица и голубыми глазами в брезентовой горке, костяшки пальцев набиты, на ладонях характерные для мечника мозоли, взгляд уверенный, а на левой руке редкий в этих местах старый охранный серебряный браслет. Вроде бы, похож на имперского дворянина.
— Меня зовут Шин Калаган, — присаживаясь рядом со мной и, вытягивая вперед ноги, устало произнес партизанский командир. — Я у местных жителей за главного.
Понимая, что от меня ждут ответного обозначения себя, я сказал:
— Лейтенант наемного отряда "Рейдеры Плетта", граф Уркварт Ройхо.
Мужик кивнул:
— Бор, племяш мой, про тебя говорил. Сказал, что ты сам попытаешься на соединение со своими выйти. Что, не получилось?
Отметив, что парень, которого я при нашем знакомстве пощадил, оказался нормальным человеком, и мои слова о сохранении тайны, понял верно, я согласился с Калаганом:
— Да, не получилось.
— И ты решил, к нам прибиться?
— До той поры, пока не разберусь, как мне снова свою попытку повторить.
— Это правильно, — Калаган сделал паузу и добавил: — Я видел, как ваш отряд к храму подходил, и тебя запомнил, лошадка под тобой была хорошая, а потом наблюдал, как наемники от развалин после боя уходили. Ваших тогда только тринадцать всадников уцелело, а за ними полсотни ассиров с двумя магами гнались. Так что, очень может быть, что от твоего отряда никто не уцелел.
— Наемники люди опытные, и должны были отбиться.
— Ну, тебе виднее. Давно военный лицей окончил?
— А заметно, что я из военного лицея?
— Прямо в глаза бросается. Выправка, стать, постоянное напряжение и взгляд, который все вокруг обшаривает и пытается проанализировать каждое движение окружающих его людей. Я двадцать лет на границе службу тянул, насмотрелся на таких как ты.
— Ясно. Мой выпуск покинул стены лицея девять дней назад.
— И сразу на войну!? — немного удивленный партизан посмотрел на меня и еле заметно усмехнулся.
— Так сложилось.
— Серьезно все у вас. Видать, не перевелись еще в империи боевитые дворяне, хоть и поговаривают, что все прогнило, и нашему государству приходит конец. — Калаган встал, поворотами корпуса тела вправо и влево, размял поясницу, и спросил: — Итак, ты с нами?
— С вами.
— Тогда запоминай сразу, господин граф. Никаких ваших, — он покрутил в воздухе растопыренными пальцами правой руки, — благородных штучек-дрючек, вызовов на дуэль, подъемов штандарта с родовым гербом, объявление себя перед боем и прочей дурости, быть не должно. Сейчас война идет на уничтожение, и каждый убитый ассир, это минус один клинок во вражеской армии. Мы будем бить врага исподтишка, из-за угла, днем и ночью, используя каждую возможность. Понимаешь, о чем я говорю?
— Более чем.
— Отлично. Тогда слушай дальше. Командир здесь один, это я. У меня два зама. Флинн, — Калаган кивнул на выход, — который сейчас не в себе, потому что его мать погибла, не успела из деревни уйти. И Лунь, старый местный бродяга. Он сейчас на разведке вместе с Бором и еще несколькими парнями, но ты его сразу узнаешь по седой голове. Им подчиняться как мне. Сказали лечь, значит, так и сделай. Велели бежать, драпай со всей мочи.
— Усек.
Я кивнул подбородком и Калаган продолжил:
— Ну и напоследок. Пока будешь рядовым бойцом, надумаешь уйти, сообщи заранее, чтобы мы тебя дезертиром не считали. Девок и баб не обижай, а то за это наши парни такому смазливому ухарю как ты, живо кишки на кулак намотают.
Калаган протянул мне свою ладонь, и я, встав с бревна, пожал его. Рукопожатие вышло крепкое и, отпустив руку партизана, я спросил:
— Какие планы на ближайшее время?
— Уходить из этих мест будем. Пленные говорят, что ассиры знают про наши убежища и, видимо, это правда. Год назад я лично про все наши горные схроны в штаб графа Кемета писал, а там, видишь, предатели оказались, и теперь мои рапорта вражеские шпионы читают. Кроме того, у нас с припасами туго, и оборона на перевале слабая, потому что ее никто толком не готовил. Собирались в другом месте отсиживаться, но там уже враг. Поэтому, выше в горы пойдем. Там, конечно, все еще холодно и с пропитанием туго, но иного выхода нет. Попробуем обойти королевские заслоны и выйти в Графство Устио, там уже имперцы.
— Меня это устраивает. Можете на меня во всем положиться.
Так я прибился к партизанскому отряду Шина Калагана, в который сошлись люди из трех близлежащих деревень, полтора десятка имперских солдат и несколько наемников. Мне вернули оружие и снаряжение, и уже вечером, вместе с парой местных парней, которые больше следили за мной, чем за обстановкой в Серном ущелье, я заступил в дозор. Ночь прошла спокойно, а с утра пораньше, когда к перевалу сошлись последние беглецы с равнин и дозоры, с одним из которых пришел Бор Богуч, полтысячи женщин и детей, стариков и подростков, взвалив на себя мешки с одеждой, едой и продовольствием, вышли в путь. Надо сказать, что сделали они это очень вовремя, потому что к Серному ущелью подошел батальон ассирских горных пехотинцев, почти четыре сотни головорезов, которых специально натаскивали для войны против маирских партизан.