Страница 129 из 138
По-видимому, он читал размышления Клаузевица, о том, что «политика... неотделима от стратегии». Великий немецкий стратег подчеркивал: «Подготовка к нападению или обороне, а также в связи с неминуемыми провокациями или действиями, которые могут быть расценены как провокации, бывает трудно определить, кто является инициатором конфликта. В начальный период войны... очень трудно доказать, кто в действительности является агрессором, а кто — жертвой агрессии».
Поэтому, излагая во время следствия в «Плане поражения», Тухачевский не писал о нанесении удара первыми. Он предлагал иной вариант: «Сразу же после объявления войны вторгнуться в Белоруссию Западную и на Украину и дезорганизовать район сосредоточения противника, отнеся таковой в глубокий тыл, примерно на линию Гродно-Львов». Правда, признав, что «Уборевич указывает, что вредительством являются операции вторжения», Тухачевский возражал против такого утверждения.
И хотя к лету 1941 года границы государств изменились, вместо организации упорной обороны, эпигонски повторяя «План поражения» Тухачевского», Жуков — уже на начальной стадии войны — тоже пытался развернуть операции «глубокого сражения». Поклонник Тухачевского и ученик Уборевича, начальник Генштаба использовал эту же тактическую доктрину.
Потому с началом немецкой агрессии десятки механизированных соединений, сосредоточенные в боевой готовности в лагерях и имевшие в своем составе тысячи танков, автомобилей для пехоты, боеприпасов и топлива, двинулись в стремительный марш-бросок по направлению к границе.
Растянувшись длинными «змеями» на дорогах и не вступая в соприкосновение с противником, многокилометровые колонны попали под удар немецкой авиации. Так, на 22 июня 1941 года только 8-й механизированный корпус Юго-Западного фронта генерала Рябышева имел в своем составе: 932 танка, в том числе 89-КВ, 100-Т34, около пятидесяти новых — Т-35. Кроме того, в мехкорпусе насчитывалось 384 бронеавтомобиля, включая и машины с пушками, 172 орудия калибром от 37 до 152 мм, 186 минометов, 5161 автомобиль, 1679 мотоциклов и около 36 тыс. солдат и офицеров. Только в одном этом корпусе было больше танков, чем в трех механизированных корпусах Клейста!
Однако в результате такого бестолкового челночного метания туда и обратно — между Львовом-Тернополем— Самбором-Явором-Тернополем — только 26 июня корпус Рябышева вступил в бой в районе Берестечко. Корпус не был разбит в бою — он просто рассыпался в ходе «возвратно-поступательного» 500-километрового марша. Техника, оставшаяся без горючего и запчастей, была подорвана и брошена вдоль бесконечных дорог.
Но в этом бестолковом сценарии не было вины Сталина. 22 июня Жуков направил командующим фронтов директиву № 3 о нанесении контрударов в соответствии с планами Генштаба, разработанными накануне войны. Для координации этого общего наступления на совещании у Сталина, начавшемся после полудня, было принято решение направить на Западный фронт к Павлову маршала Шапошникова и генерала Кулика. Жукову следовало вылететь в Киев, чтобы оттуда, уже вместе с 1-м секретарем ЦК Украины Хрущевым, выехать в штаб Юго-Западного фронта в Тернополь, для руководства наступлением на южном фасе обороны.
Ночью 23 июня Сталин подписал решение об организации Ставки Главного командования под председательством Народного комиссара обороны С. К. Тимошенко. И в первый месяц войны все военные директивы отдавались за его подписью и начальника Генштаба Жукова. В Ставку вошли Сталин и другие высокопоставленные военачальники. В первые недели войны Сталин не вмешивался в оперативные действия военных. Во-первых, у него не было основания, чтобы не доверять профессионалам, а во-вторых, в это время он занимался не менее важными вопросами.
Уже 23 июня был введен в действие мобилизационный план по производству боеприпасов, а Госплану СССР давалось указание подготовить общий мобилизационный народно-хозяйственный план на третий квартал 1941 года, основы которого были разработаны еще до войны. С 24 июня на железных дорогах страны вводился особый график, обеспечивавший первоочередное и скорейшее продвижение воинских эшелонов. Пассажирские перевозки были максимально сокращены. 25 июня принимается решение об увеличении выпуска средних и тяжелых танков, а 27 июня — об ускоренном строительстве новых авиационных заводов.
30 июня Политбюро ЦК партии и Совнарком СССР утвердили представленный Госпланом проект «Общего мобилизационного народнохозяйственного плана на третий квартал 1941 года». Планом предусматривалось увеличение производства военной продукции по сравнению с довоенным уровнем на 20%. Заводы и фабрики, выпускавшие до войны гражданскую продукцию, теперь переключались на производство боевой техники, вооружения, боеприпасов, горючего для танков и самолетов, специальных тканей для парашютов, обмундирования, снаряжения и других предметов военного снабжения. Имевшиеся ресурсы продовольствия прежде всего направлялись для обеспечения армии и населения, занятого в военной промышленности.
Между тем по своему плану развивалась и операция «Барбаросса». Люфтваффе захватили господство в воздухе, и уже в первый день операции, а танковые соединения групп армий «Центр» и «Север» продвинулись на 35- 50 км, а «Юг» — на 10–20 км. А наступление «глубокого вторжения» по плану Жукова-Тухачевского провалилось, фактически не начавшись.
В течение следующих дней советское командование пыталось организовать сопротивление, однако фронт разваливался во многих местах. Жуков с Хрущевым прибыли в штаб Юго-Западного фронта к вечеру 23-го числа. Однако появление начальника Генштаба не внесло перемены обстановки в положительную сторону. Пробыв трое суток на фронте и не сумев организовать «ответный удар», Жуков лишь усилил сумятицу, а 27-го числа, по вызову Сталина, он выехал обратно в Москву. Еще хуже обстояли дела на Западном фронте.
Но хотя действия советских войск были неорганизованными, темп немецкого наступления стал ослабевать. В наибольшей степени это ощущали не танковые группы, поддерживаемые авиацией и уже вышедшие на оперативный простор, а армейские пехотные корпуса. Они начали отставать. К четвертому дню операции, когда танки продвинулись на глубину 200 км и в полосе группы «Центр» вели бои под Минском, пехота продвинулась всего на 20–40 км.
Поэтому вся классика «глубоких операций», направленная на «добивание слабого или неподготовленного противника», когда у него нет возможности и времени на мобилизацию ресурсов, стала утрачивать свои преимущества от внезапного нападения. Удобная для разгрома любой европейской страны, она оказалась не столь успешной для СССР, сохранившего подвижные резервы.
Германские танки оказались неспособными вести наступление против эшелонированной на стратегическую глубину обороны. Наличие в тылу обороняющихся советских войск танкового резерва противодействовало германским колоннам, вышедшим на оперативный простор. И если средняя скорость наступления немецких бронетанковых войск составила 40–50 км в стуки, то при увеличении глубины темп наступления падал. Поэтому танковые соединения были вынуждены двигаться со скоростью общевойсковых — 20–25 км в сутки.
Однако еще одной «ахиллесовой пятой» Красной Армии стало отсутствие хорошей радиосвязи. Командование фронтов не могло управлять войсками, а Генеральный штаб не получал информации. О захвате немцами Минска Сталин узнал из сообщения английского радио. И, чтобы прояснить ситуацию, он с членами правительства сам отправился в наркомат обороны. Однако там, на требование о докладе обстановки на фронтах, внятного ответа он не получил.
На последовавшую резкую реакцию Сталина в адрес начальника Генштаба Жуков расплакался и выбежал из кабинета. На следующий день, в воскресенье, занявшись подготовкой своего обращения к народу страны по радио, Сталин не появился в Кремле, и это вызвало панику у членов правительства. Они ринулись на сталинскую дачу, и он был удивлен этим шумным визитом. Но последовавший разговор завершился решением о создании еще одного чрезвычайного органа управления страной — Государственного Комитета Обороны (ГКО) под председательством И. В. Сталина.