Страница 128 из 138
Для обеспечения быстрого занятия позиций как в предполье, так и (в) основной оборонительной полосе соответствующие части должны быть в совершенной боевой готовности.
В районах позади своих позиций проверить надежность и быстроту связи с погранчастями.
3. Особое внимание обратить, чтобы не было провокации и паники в наших частях, усилить контроль боевой готовности. Все делать без шума, твердо и спокойно...
4. Минные поля устанавливать по плану командующего армией там, где должны стоять по плану оборонительного строительства. Обратить внимание на полную секретность для противника и безопасность для своих частей. Завалы и другие противотанковые противопехотные препятствия создавать по плану...
6. Выдвигающиеся наши части должны выйти в свои районы укрытия. Учитывать случаи перелета госграницы немецкими самолетами.
Командующий войсками ПрибОВО Кузнецов.
Начальник штаба генерал-лейтенант Кленов»[175].
Аналогичные указания о приведении войск в боевую готовность получили и командующие других округов. В директиве начальника Генштаба Жукова командующему ОКВО генералу Кирпоносу говорилось: «Народный комиссар приказал: к 22 06 41 г. управлению выйти в Тернополь... Выделение и переброску управления фронта содержать в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа».
Одновременно в «совершенную боевую готовность» приводились штабы и части армий. В приказе от 18 июня начальника штаба 8-й армии ПрибОВО генерал-майора Ла- ринова указывалось: «Оперативную группу штаба армии перебросить на КП Бугай к утру 19 июня. (...) С нового КП организовать связь с корпусами в течение первой половины дня 19 июня».
Но еще 16 июня пограничные части получили приказ: в случае начала боевых действий они переходят в подчинение полевого командования армии. 18-го числа командующий войсками ПрибОВО генерал-полковник Кузнецов подписал директиву. В ней указывалось:
«С целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа приказываю:
4. Командующим 8-й и 11-й армиями:
а) определить на участке каждой армии пункты организации полевых складов, П[ротиво] Т[анковых] мин, В[зрывчатых] В[еществ] и противопехотных заграждений...
б) для постановки минных заграждений определить состав команд... и план работы их...
г) командующим войсками 8-й и 11-й армий — с целью разрушения наиболее ответственных мостов в полосе госграница и тыловая линия Шауляй, Каунас, р. Неман... определить команды подрывников и в ближайших пунктах от них сосредоточить все средства для подрывания».
В этот же день начальник штаба 8-й армии ПрибОВО генерал-майор Ларионов отдал распоряжение: «Оперативную группу штаба армии перебросить на КП Бубяй к утру 19 июня... Выезд произвести скрытно отдельными машинами. С нового КП организовать связь с корпусами в течение первой половины дня 19 июня».
Да, горнисты протрубили сигнал тревоги, и на огромной территории страны — от Балтийского до Черного моря — все пришло в движение. Штабы армий и территориальные управления НКГБ и НКВД, военная контрразведка занимали фронтовые командные пункты. Вблизи границы саперы устанавливали противотанковые препятствия и завалы, минировали проходы, наблюдатели дотов приграничных УРов, через стекла биноклей, просматривали охраняемую полосу государственной границы, а боевые корабли поднимали в котлах пары.
20 июня командующий Краснознаменным Балтийским флотом вице-адмирал Трибуц доложил командующим Ленинградским и Прибалтийским военными округами и начальнику погранвойск: «Части КБФ с 19.06.41 приведены в боевую готовность по плану № 2, развернуты КП, усилена патрульная служба в устье Финского залива и Ирбенского пролива».
Как окажется позже, тихо «без перемен...» было только «на Западном фронте» генерала армии Павлова». Похоже, что только там не ждали войну. На листе 70-м 4-го тома следственного дала по обвинению начальника связи ЗапОВО А. Г. Григорьева записаны его слова, что «и после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность».
Однако, несмотря на то что накануне войны Сталин обеспечил превосходство Красной Армии над вероятным противником в танках и самолетах и артиллерии, несмотря на своевременное объявление боевой готовности, ее начало сложилось иначе, чем планировал Генеральный штаб. Что же произошло? Почему война, к которой Сталин усиленно готовил страну и армию уже с начала 30-х годов, началась с неудач?
На эти вопросы нельзя ответить однозначно. Основной особенностью Мировой войны стал «позиционный кризис». Ни отравляющие газы, ни несовершенные танки не стали универсальным тактическим средством для выхода из «позиционного тупика». Они значительно упрощали и ускоряли процедуру прорыва обороны, но правило — «глубина прорыва равна половине от ширины полосы наступления» — было поставлено под сомнение.
После империалистической войны поисками новой тактики занялись военные теоретики всего мира. В Советском Союзе этой теме были посвящены работы В. К. Триандафиллова, в частности его книга «Характер операций современных армий». Общая концепция наступления сводилась к схеме: «пехота при поддержке артиллерии прорывает оборону противника, танки уходят в прорыв, совершают маневр на окружение и, совместно с другими войсками, завершают операцию».
Наиболее пригодным для проведения таких операций был признан танковый корпус, состоявший из танковых и моторизованных дивизий или бригад, а добавление к танкам пехоты, — для непосредственного захвата вражеских объектов и совершавшей марш на автомобилях — и мотопехотных частей привело к образованию механизированных корпусов.
При этом общая схема наступления выглядела так: основное наступление в центре ведет танковый корпус, за ним, в резерве, расположен механизированный. «Армия, в состав которой входит этот корпус, образует «клин» с широким основанием и узкой вершиной. Наступление ударной армии обеспечивается справа и слева действиями подвижных соединений соседних армий, которые ведут наступление на меньшую глубину. Таким образом, при наступлении глубиной порядка 100–150 км фланги центральной группы остаются прикрытыми».
В целом для обеспечения стратегического успеха наступление должно было вестись двумя армиями, осуществлявшими, по классическому примеру «Канн», широкий охват группировки противника с целью ее окружения и разгрома. Практически в чистом виде концепцию «глубокой» операции, т.е. наступление двумя танковыми корпусами, немецкое командование продемонстрировало уже в Польше в кампании 1939 года.
Как пишет Р. А. Исмаилов в Приложении к книге Э. Манштейна «Утерянные победы»: «На юге главный удар наносился силами 10-й армии, в составе которой был 16-й танковый корпус Гепнера (2 танковые и 2 пехотные дивизии), а также 14-й и 15-й механизированные корпуса. Удары 8-й армии и 14-й армии слева и справа обеспечивали действия 10-й армии. (...) На севере действовали 3-я и 4-я армии...» К четвертому числу танковый корпус Гудериана прорвал оборону и вышел к Висле. «К седьмому числу перед немецкими танковыми корпусами уже не оставалось войск противника, и они могли действовать «в пустоте». Дальнейшее наступление велось с целью завершить окружение сил поляков западнее Варшавы, что и было произведено».
Подобную тактику немцы использовали и на полях остальной Европы. Причем «блицкриг» являлся не столько образцом военного искусства, сколько — реализацией идеи опережения в подготовительных мероприятиях, а значит, был символом агрессивной войны. С нанесением первого удара и пренебрежением всеми международным нормам и правилам. Такими, как нарушение нейтралитета Бельгии или Голландии и бомбежками до разрушения Варшавы и Роттердама.
Но среди множества причин, косвенным образом повлиявших на неудачи Красной Армии в 1941 году, есть главная, о которой упорно не говорит невежественная камарилья антисталинистов, сводящая крушение грандиозных передвоенных планов к частностям. Тухачевский не был автором тактики «глубокого сражения», но он почитывал литературу и внес в ее «развитие» собственное новшество.