Страница 14 из 89
Лет десять тому назад римляне завоевали царство одрисов в Родопских горах. С той поры на рабских рынках Италии появилось довольно много рабов-фракийцев мужчин и женщин.
В нундины ужин гладиаторов, заслуживших поощрение от ланисты Меттия, был особенно обильный, поскольку вместе с этими счастливчиками трапезничали и приехавшие в гости женщины-воительницы из школы Тита Карнула. На этом ужине и завязывались предварительные знакомства между гладиаторами и амазонками. С какой завистью еще совсем недавно я смотрел на тех воспитанников, кому выпала удача отужинать за одним столом с молодыми женщинами. И вот я сам вдруг оказался в этой особой трапезной, стены которой были расписаны фигурами совокупляющихся фавнов и нимф.
От волнения кусок не лез мне в горло. Воительницы из школы Тита Карнула оказались все, как на подбор, очень хороши собой. Это были крепкие гибкие молодые женщины, самой старшей из которых было чуть больше двадцати пяти лет, а самой младшей еще не исполнилось и двадцати.
Я жевал мясную отбивную, то и дело прикладываясь к кружке с виноградным вином, а сам неприметным оком разглядывал юных амазонок, быстро тараторивших на латыни и весело смеющихся над грубоватыми шутками моих товарищей по оружию. Мой взгляд невольно приковывался к Спартаку и к сидевшей рядом с ним красивой фракиянке с тонким прямым носом, серо-голубыми очами, чувственными устами и копной распущенных по плечам волос цвета спелой пшеницы. Спартак и Ифеса негромко беседовали о чем-то своем, не обращая внимания на царящий вокруг шум и гам.
— А это мой друг Андреас! — Сидевший рядом со мной Диомед похлопал меня по плечу. Затем, наклонившись к моему уху, Диомед негромко шепнул: — Очнись, глупец! Напротив нас сидят моя Лоллия и ее подруга Фотида.
Я перевел взгляд на девушек и постарался улыбнуться им.
Светловолосая голубоглазая Лоллия была прелестна и женственна, а ее белозубая улыбка могла очаровать кого угодно. Фотида имела оливковый цвет кожи и темно-каштановые вьющиеся волосы. Чертами овального лица, формой носа и глаз Фотида поразительно походила на Регину. Даже цвет волос Фотиды был точно такой же, как у Регины. Хотя полного сходства между этими двумя женщинами, разделенными временным пространством в двадцать веков, все же не было. Прямой нос Фотиды был заметно крупнее, чем у Регины, ее губы были пухлее, особенно нижняя, а лоб был более выпуклым. Глаза у Фотиды были темно-синего оттенка, а у Регины цвет глаз был светло-карий. Длинные завитые локоны свисали у Фотиды с висков, обрамляя ее красивое непроницаемое лицо, на котором не было заметно и тени улыбки.
— Твой друг всегда так молчалив? — с улыбкой обратилась Лоллия к Диомеду.
— Андреас впервые на таком застолье, — ответил Диомед, — поэтому… э-э… он слегка смущается при виде стольких красавиц! Андреас и в школе-то у нас пребывает всего два месяца.
— Мне нравится этот молчун, — громко заявила Фотида, не спускавшая с меня своих пристальных глаз. — Я хочу трахаться с ним! Это можно устроить, Диомед?
Я едва не поперхнулся вином после сказанного Фотидой. Что и говорить, нравы у этих амазонок просты и непосредственны!
— Конечно, можно! — Диомед снова похлопал меня по плечу. — Андреас — жеребец, что надо! Фотида, тебе нужно лишь раздвинуть ноги пошире, а уж Андреас отымеет тебя так, что останешься довольна!
— Надеюсь, член у него большой? — с серьезной миной на лице поинтересовалась Фотида.
— С этим орудием у Андреаса все в порядке, — заверил Диомед Фотиду, — если он вгонит в тебя свою дубину…
— Давай обойдемся без этих подробностей, милый, — прервала Диомеда Лоллия. — Пусть Андреас расскажет нам о себе. Откуда он родом?
Пришлось мне напрягать свои мозги, чтобы вступить в беседу с двумя подругами-амазонками. Если со склонениями и спряжениями в латинских фразах у меня все уже было в порядке, то с местоименными прилагательными и функциями латинского аблатива я еще то и дело путался. К тому же мне порой не хватало выученных латинских слов, чтобы полнее выразить какую-нибудь свою мысль. К счастью, Диомед оказывал мне поддержку, весьма кстати дополняя мою речь нужными словами при каждой долгой паузе.
Я наговорил Лоллии и Фотиде, будто моей родиной является Заальпийская Галлия, что мой отец взял в жены гречанку, поэтому у меня греческое имя и мне знаком греческий язык. Далее я наплел, что в рабство к римлянам угодил, приехав в город Массилию в ту пору, когда тамошние греки затеяли войну с галлами из племени катуригов. Римляне же помогали массалиотам победить катуригов. Для греков, как и для римлян, все галлы одинаковы, поэтому меня обратили в рабство, едва я появился в Массилии с торговым караваном отцовского брата.
— Андреаса должны выкупить из неволи, ведь его отец видный человек у галлов, — вставил Диомед, повторяя байку обо мне, которая ходила среди гладиаторов с первого дня моего пребывания в школе Лентула Батиата.
Благодаря Фотиде, которой не терпелось совокупиться со мной, моя беседа за столом получилась очень непродолжительной. Впрочем, я был не в обиде на Фотиду за это. Меня самого сжигало сильнейшее желание соития с нею, ведь по сути дела я видел перед собой не Фотиду, а Регину. Мы с Фотидой удалились из трапезной в числе первых. Вместе с нами это вечернее застолье покинули здоровяк Эномай и с ним темнокудрая атлетически сложенная амазонка в такой полупрозрачной тунике, что все ее интимные прелести можно было разглядеть без особого труда.
— Как ее зовут? — спросил я у Фотиды, кивнув при этом на спутницу Эномая.
— Эмболария, — ответила Фотида и слегка усмехнулась. — Что, мальчик, и тебе приглянулась эта геркулесоподобная самнитка? Андреас, в руках Эмболарии столько силы, что ты просто задохнешься в ее объятиях! К тому же Эмболария по уши влюблена в Эномая и, кажется, взаимно.
Для интимных утех гладиаторам предоставлялись комнаты в каменном флигеле, примыкавшем под прямым углом к нашей длинной мрачной казарме. В этом же флигеле находилась баня для женской прислуги. В каждый выходной день баню прогревали, поскольку нундины считались прежде всего банным днем.
Прежде чем уединиться в отдельном помещении с широкой кроватью, я и Фотида отправились в баню. Наше совместное с ней омовение в бассейне с теплой водой завершилось сначала объятиями и поцелуями, а затем и самым неистовым совокуплением, на какое способны двое изголодавшихся по этому людей.
Добравшись до постели, мы продолжили начатое в бане, но уже без суеты и спешки. Здоровая пища, физические упражнения и ежедневное долгое пребывание на свежем воздухе напитали меня такой неиссякаемой силой, какой у меня не бывало в моей обычной московской жизни даже в период летних каникул. Конечно, меня еще подстегивало и то, что Фотида имела необычайное сходство с Региной.
В минуты отдыха я расспрашивал Фотиду о том, как живется женщинам-гладиаторам в школе Тита Карнула.
Выяснилось, что Фотида занимается кровавым ремеслом уже четвертый год и по любым меркам считается опытной воительницей. Фотида показала мне шрамы на своем теле, оставленные оружием и когтями хищных зверей. Еще Фотида призналась мне, что уже трижды лежала поверженная на песке арены, но всякий раз ее спасало от смерти милосердие зрителей.
«Бесконечного везенья быть не может, — хмуро молвила Фотида, лежа рядом со мной и положив руку на мою грудь. — Рано или поздно более ловкий гладиатор сразит меня в схватке, или я умру, лишившись однажды милости толпы. Поэтому я не понимаю Ифесу и Эмболарию, которые строят какие-то жизненные планы, встречаясь здесь со своими возлюбленными, которые точно так же постоянно рискуют жизнью на арене. У гладиатора нет будущего. Точку в нашем недолгом жизненном пути ставит меч или трезубец».