Страница 75 из 77
– Обязательно, – соглашается Катрин и вдруг громко визжит. Девчачий голос вылетает в приоткрытую дверь, разносится по коридору. Сейчас, после обеда, и так немноголюдная 583‑я школа совсем пуста. Где‑то сидит одинокая группа продленного дня, да в учительской на втором этаже задержалась географичка. Постукивает молоток на первом этаже – старенькую дверь ремонтируют.
Нинель отшатывается.
– Что за вопли? Ты с ума сошла?
– Еще нет, – говорит Катрин и снова взвизгивает. На этот раз короче и громче.
В коридоре слышны недоуменные голоса.
– Ты зачем кричишь? – испуганно спрашивает Нинель.
– Вы меня ущипнули. У меня синяк будет, – объясняет девочка и потирает руку. Нинель цапнула ее за плечо действительно с непедагогической силой.
– Не выдумывай! – возмущается математичка. – Нет там никакого синяка. Я к тебе едва прикоснулась.
– На плече синяка нет, – соглашается очень покладистая сегодня Катя‑Катрин. – У меня на ногах синяки, и здесь, – девочка стукает себя по груди, где женскую прелесть не разглядишь и под микроскопом. – Показать?
– Какие синяки? – бормочет Нинель. Очевидно, что математический склад ума столкнулся с непривычной и лишенной логики загадкой.
– Вы меня, когда после уроков оставляете и на коленки сажаете, я привыкла, – добросовестно поясняет Катрин. – Но вы уж так, бывает, щиплетесь. Я терпеливая, но мама синяки замечает. Давайте я покажу…
Ворот платья расстегивать неудобно, но Катя‑Катрин справляется.
Нина Георгиевна сдергивает с носа очки.
– Не смей этого делать!!!
Голос у садистки приглушенный, – не такая уж она и тупоумная, наша математичка. Ибо шаги по коридору все ближе.
Катя‑Катрин стоит с расстегнутым воротничком и улыбается, глядя в полные ужаса глаза Нинель.
В класс просовывает голову Михаил Семенович, пожилой трудовик.
– Что у вас стряслось‑то?
Нина Георгиевна невразумительно вертит шеей, как будто ее душит ворот строгого платья.
– Я палец придавила сиденьем стула, – объясняет, морщась, девочка. – Извините, Михал Семенович. – Я с перепугу взвизгнула. Уже не больно. Я правильно говорю, Нина Георгиевна?
Нинель судорожно кивает.
Трудовик с недоумением смотрит на учительницу, на девчонку. Заметил непорядок в платье? Само собою. Нужно будет, вспомнит.
– Стул ваш я завтра посмотрю, – говорит Михаил Семенович. – Вы это, осторожнее. И вообще, засиделись, – трудовик, что‑то бормоча, отправляется по коридору прочь.
Катрин поражает взгляд Нины Георгиевны. Не верит Нинель, взгляд испуганный и недоумевающий, как будто ее сзади веслом по башке двинули. Долго математичка будет соображать, что все же произошло? И Катя в ступор впала, в голове ее мыслей совсем нет.
Нинель молча берет пальто, нашаривает на столе пластиковые ручки сумки.
– Не трогали бы вы меня, а? – просительно говорит Катрин.
Уже в дверях Нинель судорожно кивает. Слышно, как стучат по коридору подошвы модных венгерских сапог. Дверь математичка закрыть забыла, и ключ в замке приходится повернуть Катрин. В учительскую ключ нести глупо. Здесь оставить, что ли?
Тут возвращается насмерть перепуганная Напарница:
Что я такое ей сказала?! Что?!
И Катрин снова оказывается вышвырнутой в небытие.
* * *
В комнате тепло и уютно. Сейчас Напарницы сосуществуют мирно, девочку клонит в сон. За окном сумрачное зимнее предвечерье, и мысли текут вяло и лениво, не сталкиваясь и не вызывая искр и замыканий.
Катрин апатично размышляет: почему здесь разгар зимы, а в военном Крыму стояло удушливое, смрадное лето? Еще один парадокс или твое сознание проблуждало неведомо где эти полгода? Все известные отклонения в синхронности точек Прыжков до сих пор не превышали нескольких дней. Хотя что они знают, эти военные исследователи? Им бы только килотонны высчитывать.
Катька попала в больницу с ушибом того, что у девчонки называется головой, и в тот же день Катрин очнулась в тонконогом теле пятиклассницы. Синхронная травма мозга? Что еще совпало? Почему Москва? Почему так близко от мест, где прошло истинное детство товарища сержанта?
И то и другое в нескольких кварталах от расположения отдела «К». Только отдела еще нет и в проекте. Возможно, Переход наложился на какой‑то чужой эксперимент? Маловероятно. В отделе все эксперименты учитывают. Нужно подходить проще. В домик под Балаклавой угодил снаряд, рухнул потолок, по башке врезало, когда сержант уже Прыгнула…
Был ли снаряд? Где это – Балаклава?
Нужно за уроки садиться. Мама придет, ругаться будет.
Катька уже не в первый раз читает этот журнал. Любит читать девчонка. Но почему‑то до учебников руки не доходят. Ладно, алгебра с геометрией. Почему три занюханных параграфа по русскому прочесть лень? Лентяйка.
Значит, снаряд сбил‑скорректировал линию Прыжка? Сосредоточиться, когда тебя стропилом по затылку прикладывает, действительно сложно. Михалыч (нет, не тот, что трудовик, тот, что шофер, родом из‑под Калинина), должно быть, сразу погиб.
Катька занервничала:
Кого так убило? Почему дым и запах странный?!
Катрин с усилием оттолкнула ненужные мысли. Улетать во тьму совершенно не хотелось.
По радио бормотали жизнерадостные голоса «В стране литературных героев». Забавная передача. И журнал забавный и нелепый до изумления. Катька любит читать свой партийный «Пионер». Только она предпочитает старые номера, шестидесятых годов. Те зачитаны до дыр, а этот, свежий, – полное дерьмо. «Пароль – Надежда» – увлекательнейший роман о юных годах будущей супруги вождя первого в мире государства рабочих и крестьян. Актуальные новости. «Передаю вам, дорогие ребята, горячий братский привет…» Нгуен Тхи Е, героиня Народно‑вооруженных сил освобождения Южного Вьетнама. Сроду об этой Е не слыхала. Возможно, вполне достойная девица. Могла бы и опытом выживания в джунглях поделиться. Дальше: из резолюции XVI съезда ВЛКСМ – «Съезд объявляет шефство комсомольских и пионерских организаций над развитием птицеводства и кролиководства». «…Крольчихи не позволяют детенышей руками трогать. Прикоснешься к нему, а крольчиха потом от него откажется, бросит. Кролик‑отец живет отдельно от своей семьи. Кролики душат своих детенышей». Познавательно. Прикольно. В жизни куда как пригодится. Хотя есть странички и поприкольнее:
«…Карлсон, напротив, заметно оживился и просиял.
– Гей, гоп! – вот и все, что он сказал. – Гей, гоп!
– Что ты хочешь сказать этим „гей, гоп“? – с каким‑то смутным беспокойством спросил Малыш.
– Когда я говорю „гей, гоп“, то я и хочу сказать „гей, гоп“, – заверил Карлсон Малыша, но глаза его подозрительно заблестели.
– И дядя Юлиус тоже приедет, – продолжал Малыш…».[61]
Катя‑Катрин фыркнула. Блин, ну что за непорочные времена? Просто прелесть!
Катя поспешно захлопнула журнал, собственное насмешливое фырканье девчонку смутило. Младшая Напарница, в отличие от Катрин, воспитанной преимущественно на мультфильмах и компьютерных играх, читала продолжение приключений великолепного Карлсона уже не в первый раз. И никаких пошлых аналогий в пионерской голове не возникало.
Катрин снова стало стыдно. Опять со своими грязными солдатскими ногами в детство вперлась. С Нинель намудрила аморальная сержантша, и сейчас опять… Не ерзай, Катька, это у тетеньки мозги не туда повернуты. Может, лучше перекусим?
Катя принялась размышлять над подброшенной проблемой. Идти на кухню (в такую даль!) девчонке не хотелось. Встречаться с соседями тоже не хотелось, но в животе бурчало. К процессу питания наша пионерка по молодости лет относилась с пренебрежением. Голодать‑то в счастливом застойном детстве не приходилось. Хм, нет, не теми воспоминаниями делится героическая вьетнамка Тхи Е. Чем социалистический режим славить, лучше бы рассказала, как в джунглях считала деликатесом тощих крыс.