Страница 26 из 28
Задача, которая обычно поручается кавалерии во время боевых действий в горах, — защита флангов. Грунт редко дает им возможность атаковать в строю, и людям приходится полагаться на свои карабины. 30 сентября кавалерия использовалась именно таким образом. Слева от вражеских позиций была широкая долина, поросшая низкорослыми деревьями и перерезанная каменными стенами, занятая большим количеством туземцев. Если бы они могли вырваться из долины, они смогли бы напасть на бригаду с фланга, и ситуация стала бы для нас опасной. Двух небольших эскадронов кавалерии проводников было достаточно, чтобы удерживать врага в течение пяти часов.
Методы, которые они использовали, достойны внимания. 6 октября я наблюдал за действиями эскадрона, прикрывавшего операцию отряда фуражиров. Линия патрулей, которая быстро передвигалась, представляла трудную мишень для вражеских стрелков; остальная часть эскадрона спешилась и укрылась за большой каменной насыпью. Двадцать соваров с карабинами обстреливали противника, который занял морчу — небольшой каменный форт, стоявший ярдах в трехстах оттуда. Некоторое время продолжалась безрезультатная перестрелка; противник стрелял с холмов, высившихся в полумиле, а также из форта. Пули продолжали падать у насыпи, но она давала хорошую защиту, и никто не был ранен. Наконец пришло сообщение, что фуражиры закончили свою работу и что эскадрону надлежит отойти под прикрытием пехоты. Тут началось самое интересное. Командующий эскадроном офицер знал, что, как только его люди оседлают коней, по ним откроют огонь изо всех мест, которые удерживает враг. Он приказал первому отряду садиться верхом, а второму — прикрывать отступление. Люди вскарабкались в седла, растянулись в линию и поскакали к ложбине, находившейся примерно в трехстах ярдах. По ним немедленно открыли огонь. Пыль взлетала фонтанами у ног коней, пули свистели над головами. Никого, однако, не задело. Тем временем оставшийся отряд вел беглый огонь по врагу, прикрывая отступление. Затем настал их черед отходить. Дав прощальный залп, люди побежали к лошадям, вскочили в седла и галопом последовали за первым отрядом, также растянувшись в длинную линию. Враг снова открыл огонь, и снова взметнувшиеся фонтанчики пыли говорили о том, что он вел прицельную стрельбу. Но и на этот раз никто не был ранен, и совары достигли ложбины, смеясь и весело переговариваясь. Утренняя стычка, однако, стоила эскадрону одного человека и одного коня; оба они были тяжело ранены.
Пока я был с Малакандской действующей армией, я постоянно видел, как используется кавалерия, и старшие офицеры несколько раз говорили мне, что они не отказались бы иметь в своем распоряжении большее ее количество. Читатель может вспомнить несколько из тех многочисленных случаев, когда на этих страницах описывались действия кавалерии. Утром 15 сентября именно кавалерия смогла перехватить противника прежде, чем он добрался до холмов, и отомстить за потери той ночи. В сражении 16 сентября атака эскадрона капитана Коула задержала все наступление противника и позволила пехоте своим огнем превратить замешательство туземцев в бегство. Действительно, в каждом сражении в Мамундской долине кавалерия первой вступала в бой и последней из него выходила.
Бои, описанные в последней главе, и бесконечная череда болезней вновь наполнили полевые госпитали, и, чтобы сохранить мобильность войск, решено было отослать на базу сразу всех больных и раненых. Этот путь длиной более ста миль по плохим дорогам занимает больше двух недель, а тряска и жара делают его крайне мучительным и утомительным для раненого солдата. Но в суровых условиях войны такие вещи неизбежны, а надежда людей вернуться домой отчасти облегчает их страдания. Конвой больных и раненых должны были сопровождать до Панджкоры солдаты Западного Кентского полка, которые сами нуждались в отдыхе. Кампания в Индии без палаток — всегда испытание для британского полка. Когда он двигается на фронт из таких нездоровых мест, как Пешавар, Дели или Миан Мир, людей поражает лихорадка, а летняя жара вызывает слабость, и число больных угрожающе растет. Тиф, вызванный тем, что они пили стоячую воду, а также многие другие болезни, обусловленные перегревом на солнце или переохлаждением в ночное время, делает небоеспособными сотни людей, и генерал на индийской границе должен с одинаковым вниманием следить как за действиями врага, так и за колебаниями графика выписки из полевого госпиталя. Поэтому, как только сэр Биндон Блад понял, что мамунды действительно готовы просить мира и что дальнейших операций против них не предвидится, он отослал один из британских полков к палаткам около Панджкоры.
Около шестидесяти раненых в сражениях 30 сентября и 3 октября и такое же количество больных составляли ядро конвоя.
Легкораненых везли на верблюдах, в носилках, сделанных из разрезанного пополам остова местной кровати, которая называется каколай. Раненых более серьезно перемещали в носилках или корзинах, укрытых от солнца белыми занавесками. Каждые носилки несли четверо туземцев. Те, кто чувствовал себя получше, ехали на мулах. Пехотный эскорт был распределен вдоль линии со всеми возможными предосторожностями, поскольку атака на длинный, медленно двигающийся караван носилок и вьючных животных на неровной местности может привести к ужасным последствиям.
Выступив в шесть утра, колонна достигла Джара около десяти, проделав путь в восемь миль. Здесь к нам присоединилось отделение 24-го Пенджабского пехотного полка, которое пришло на смену солдатам Королевского Западного Кентского полка. Лагерь в Джаре имел тот недостаток, что над ним господствовал высившийся к северу от него холм, и саларзаи, другое назойливое племя, само имя которого уже наказание, любили демонстрировать свою доблесть, стреляя оттуда по ночам в расположение лагеря. Конечно, можно было предотвратить это, перенеся лагерь подальше от холма. Но тогда, к сожалению, над ним бы господствовал другой холм, стоящий южнее, и это дало бы повод шамозаям, одному из утманхельских племен, к которым также относится только что сделанное замечание, развлечь себя подобным же образом. Поэтому приходилось мириться с таким неудобством.
Мы пробыли в лагере уже некоторое время, когда прибыл сын хана Джара, который во время операций в Мамундской долине вел себя вполне лояльно, и сообщил командовавшему лагерем полковнику, что этой ночью будут «постреливать». Некие злонамеренные люди, сказал он, заявили о своих планах уничтожить британское войско, но он, престолонаследник Джарского ханства и союзник императрицы, защитит нас. Четыре пикета его собственной регулярной армии будут охранять лагерь, чтобы наш сон не потревожили, а на оклики наших часовых пикеты будут отвечать: чокидар (стражник). Все это было замечательно, но мы на всякий случай окопались как обычно. «Не потому, — сказали мы, — что мы сомневаемся в силах или намерениях нашего защитника, но просто следуя требованиям устава».
Ровно в полночь лагерь был разбужен дюжиной выстрелов. Можно было слышать, как ханские пикеты переругиваются с врагами, которые отвечали насмешками и язвительными замечаниями.
Стрельба продолжалась в течение часа. Затем «снайперы», удовлетворив свое тщеславие и израсходовав патроны, довольные удалились. Войска все это время хранили молчание и не удостоили их ответа.
Трудно поверить, что в лагерь, площадью всего в сто квадратных ярдов, набитый людьми и животными, могут залететь пятьдесят пуль и никого не задеть, за исключением единственного мула, которому пуля попала в хвост. Тем не менее это так. Это говорит о том, какую ценность представляет для солдата некоторый опыт активной службы. Когда он впервые попадает под обстрел, он думает, что подвергается огромной опасности. Ему кажется, что каждый выстрел направлен в него, что каждая пуля готова его поразить. Он уверен, что немедленно будет убит. Когда он раз или два пройдет это испытание, он начинает понимать, что дела обстоят не так уж плохо. Он слышал, как пули пролетали мимо, но ни одна его не задела. Вечером он, как обычно, доберется до своей палатки. И он превращается в гораздо более эффективную боевую единицу.