Страница 118 из 151
Машка скакнула к инструментам, в потемках нашаривая тяжелую банку и молоток. А потом Дмитрий начал колотить. Остервенело, уже не задумываясь над тем, что шумит или попадает себе по ногтям. Вбил сорок, а может быть, пятьдесят железных штырей, плотно пригвоздив стол к выбитому оконному проему.
И повалился навзничь без сил, ничего уже не соображая.
— Димочка, попей, тебе нужно попить… — Голос Ксанки долетал издалека, словно они общались по старинной междугородней связи. — Давай, любимый, попей.
Он осознал, что полулежит на полу. Молоток все еще покоился в его пальцах, кровавые мозоли болели, как укусы сотни пчел. Кто-то зажег пару свечей, в комнате стало светлее. В губы тыкалась холодная крынка с квасом.
Заставив себя открыть рот, Дмитрий сделал глоток, еще один. Затем забрал у жены горшок, выпил почти до дна. Желудок забунтовал, чуть не выплеснув обратно, но Дима убедил его удержаться.
— Оно… ушло? — прошептал он.
— Нет, — спокойно ответил Семен. Теперь, когда стол выдернули у него прямо из-под рук, дед сидел почти в центре комнаты, положив руки на колени. — Ты снова нашумел… не думаю, что теперь Хозяин так просто успокоится.
Дмитрий заставил себя встать. Тяжело, оставляя на досках пола кровавые разводы.
Заметил, что Артемка, не выдержав, потерял сознание и его уложили на печь. Машка заняла свое прежнее место, снова воткнув в уши наушники и бездумно уставившись вдаль невидящим взглядом. Оксана все хлопотала над мужем, влажным полотенцем протирая раны.
Тот подошел к старику, навис над ним:
— Говори… Все говори, как есть. Даже если патронов не найду, я из тебя вот этими руками правду вытрясу!
Семен Акимович поднял голову, откинул со лба длинные волосы.
— Так сказал же уже все. Шуметь не нужно было. Откуда мне, глупому, было знать, что вы такие? Громкие, с музыкой, с трактором, а не машиной? Откуда было знать, что вы приедете в незнакомое место, чтобы вести себя как дома?
Дима ударил деда. Несильно, открытой ладонью, перепачкав морщинистое лицо кровью. Сам не зная почему. То ли от злости на тупость старика, то ли потому, что тот был прав…
Семен Акимович удар принял важно, только голова на сухонькой шее мотнулась. Потер щеку, кивнул, будто одобряя поступок внука.
— И что, ты с этим под боком уже двадцать лет живешь? — Дмитрий не говорил с родственником — цедил слова сквозь зубы.
— А чего не жить-то? — тихо ответил тот. — При Хозяине всего в достатке. И скотина не болеет, и людям здоровье. Нужно только законы уважать. Чужие. Крысам, Димка, при человеке тоже неплохо живется. И сытно, и вольготно — главное, не попадаться.
— Да что ж ты молчал-то, сволочь?..
— А ты бы поверил?
— Ты нас всех такому риску подверг…
— Нет, внук, — плечи старика развернулись, он сел на стуле ровно. — Это вы сами, мои хорошие. Меня слушать не захотели. Но уйти в землю сырую, правнуков не повидав, я не мог…
— Выпускай коров. Пусть этот твой хозяин, — Димка сплюнул прямо на пол, — жрет буренек и проваливает в лес, кем бы ни был.
— Нет, родной, не выйдет. — Старик медленно, степенно покачал головой. — Он мою скотину без разбора не дерет. Иногда забирает, но меру знает. Когда долго не приходит, я сам в лес животину веду — то козочку, то свинку…
— Какая же ты сволочь… — прошипела Оксана, и Семен перевел взгляд на женщину. Удивленный взгляд, испуганный, будто и не ждал ее тут увидеть.
— Знаю, что не поймете. Убедить и не пытаюсь…
— Ты можешь с ним договориться, — вдруг отчеканил Дмитрий. Не хотел, но в заколоченное окно взглянул, словно оттуда опять могло рвануться что-то змеиное, похожее на струю дыма. — Значит, узнаешь, чего ему надо. Извиниться, что шумели? Я могу. Но хочу знать, как спасти семью и выбраться отсюда. Ты слышишь меня, старик?
— Ну вот, я уже и не дед тебе, а старик… — Семен Акимович потер ладони о штанины, как будто руки испачкал. — Слышу, Димка, слышу. Но последний раз говорю: пересидим до утра, Хозяин сам уйдет, он с полуднем не дружит. А дальше я уж как-нить грехи ваши замолю…
— Грехи?!
Димкина челюсть отвисла, и он неожиданно для всех захохотал. Заразительно, громко, волнами. Принялся лупить себя по бедрам, не обращая внимания на подсыхающие мозоли, которые опять закровоточили. Сгибался от смеха пополам, разгибался и ловил воздух широко открытым ртом — и снова хохотал, пока из глаз не брызнули слезы.
А затем истерика вдруг ушла, как не бывало.
Схватив старика за левое плечо, он рывком подхватил того со стула, поднимая в воздух. Из спальни тут же выступил ощетинившийся Буран, теперь скалившийся совсем иначе.
— А ну, отзови псину, пока оба целы, — проговорил Дима на ухо деду. Голос его изменился, стал чужим. — Пусть только дернется, я тебя этим молотком по стене размажу… — Он шустро наклонился и подхватил брошенный инструмент.
Семен, безвольно висевший в руке внука, легко щелкнул пальцами. Буран, с недоумением глядя на человека, покорно отступил во мрак спальни.
— Молодец, правильное решение… А теперь ты пойдешь туда и будешь просить своего хозяина, чтобы он нас отсюда выпустил! — Засунув молоток за пояс, Дмитрий принялся с лязгом отпирать дверные запоры.
— Димочка, а может, не… — Оксана испуганно прижала руки к лицу, шагнула к спящему на печи сыну.
— Заткнись! — рявкнул муж, не оборачиваясь. — Ты меня понял, дед?
— А чего бы тебе самому не сходить? — Висящий в руке внука легкой ветошью старик сумел посмотреть ему в лицо лукаво и с издевкой. — Поклонишься Хозяину, прощения попросишь, а там и узнаешь, чего ему нужно…
— Замолчи, — негромко отрезал Димка, больше стараясь на Семена Акимовича не смотреть. — Н-ну, пошел!
Он рывком распахнул тяжелую дверь в сенцы, поразившись темноте, окружившей избу. С того момента, как небо начало затягивать тучами, прошло не больше двух-трех часов. Несмотря на то что темнеет в июле совсем поздно, за сенным оконцем царила мгла, словно на улице стояла глухая январская ночь.
Вытолкнув деда Семена за порог, Дмитрий торопливо захлопнул створку и принялся возвращать засовы на место.
— Может, не надо было так с ним?.. — Оксана всхлипнула, но проглотила рыдания, чтобы не разбудить Артема. Мальчик, все еще не вернувшийся из забытья, сейчас был самым счастливым из всех четверых.
— А как надо? — злобно прошипел Дима, прислушиваясь к тишине снаружи. — Чтобы это тебя взяло или меня? Или детей? Если речь идет о жертве, то лучше малознакомый дед, чем жена или дочка!
— Господи, ты не можешь так говорить… что же мы делаем…
— Заткнись, Ксанка!..
Он осекся, что-то услышав. Осторожно подошел к заколоченному пролому, медленно наклонился. Ему в красках виделось, как условную баррикаду сносит прочь, а в лицо бросается щупальце тумана…
А потом послышался голос деда.
Тот негромко спрашивал, отвечал, спрашивал снова, но других голосов Дмитрий разобрать не мог. Происходящее закрутилось в его голове безумным хороводом, и он почувствовал, как неудержимо сходит с ума.
Ему было нужно немедленно прилечь, отдохнуть, набраться сил. А когда он проснется, то обнаружит, что ничего не было. Ни рычания, гасящего свечи. Ни выбитых ставен. Ни длинного и дымчатого, потянувшегося к его жене.
Он глупо улыбнулся, уже готовый провалиться в обморок, но тут в дверь постучали. Негромко, обыденно, как стучат соседи или добрые друзья.
Стук вернул Диму в реальность, ноги подкосились, по лицу будто ударили холодной вонючей рыбиной. Он вздрогнул, отшатываясь от пролома, схватился за молоток.
— Открывайте, родственнички! — дед Семен уже стоял в сенцах, дожидаясь позволения вернуться в свой дом. — Не взял меня Хозяин, как вы хотели.
— Не надо, папа! — похожая на привидение, Машка застыла возле печи, все еще глядя куда-то мимо отца. — Не впускай. Ты же знаешь, как бывает. Мы все знаем, мы же кино видели. Это теперь не дед. Не впускай его, пожалуйста…
— Да я это, я, Димка… — Семен, казалось, слышал их всех. — Знаю я теперь, чего Хозяин хочет. Так что, если не передумал уехать, впускай.