Время перемен. Дилогия

…Батя закончил обличительный монолог, запил бокалом калифорнийского и сказал будничным голосом:

– А вообще‑то ты можешь оказаться прав, Темка. Условия меняются – меняется и вид. С человеческим видом по приспособляемости разве что тараканы могут конкурировать. А ты знаешь, кстати, что у нас в Эрмитаже, в хранилище, шипящие тараканы живут. Размером с пол‑ладони.

– Откуда они там взялись? – искренне удивился я.

Тараканов я видел всяких. И с пол‑ладони, и побольше. В Азии, в Африке… Но дома….

– А бес их знает, откуда. – Батя отправил в рот очередную устрицу. – Уборщики их ловят и в зоомагазины продают. И каким же ты представляешь себе представителя вида хомо сапиенс новалис?

Я пожал плечами.

– Нечто большеголовое, на тоненьких ножках, – я усмехнулся.

– Угу. Добавь еще атрофированный пенис и третий глаз – и пиши сценарий для гало. Эй, ты что такой серьезный?

Еще бы мне не быть серьезным! Прямо в десятку!

– Не нравятся головастики, могу предложить более современный вариант: две извилины, два сердца, лазер в ухе и свинцовая скорлупа на тестикулах! – Батя слегка опьянел и развлекался. Мне же было не до смеха. Впору было зашипеть, как тропический таракан в холодном Эрмитажном подвале.

Я не верю в случайные совпадения. Меня так учили: не верить в случайные совпадения. Батя у нас в семье самый умный. Но его не учили на разведчика. А меня учили. А разведчик – это не только умная голова, но и сверхчувствительная задница. Без этого органа ни один «полевик» не выживет. И этот самый орган мне сейчас подсказывает: батя что‑то надыбал. И сейчас очень осторожненько прощупывает меня, сотрудника Всемирного комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований (в просторечии «Алладина»), который, по совместительству, – его родной сын. Нет, у меня точно паранойя.

– Ладно, пап, – сказал я. – Давай теперь серьезно. Если среди нас, не дай бог, зародились эти самые новые человеки, то какая у них главная задача?

– Выжить, – немедленно ответил батя.

– А кто будет у них главным соперником в этом процессе?

– В корень смотришь, сын! – одобрил батя. – В меня пошел. Продолжай!

– Новый вид хочет занять место старого, а старый, соответственно, будет беспощадно сопротивляться. Рефлекторно. На голом инстинкте…

– Будем, сын!

Звякнули бокалы, я влил в себя новую порцию калифорнийского и сказал:

– Получается, не будет ни большеголовых карликов, ни свинцовых яиц. И будут эти хомо сапиенс новалис внешне – вылитые старые человеки. Более того, они могут и сами не знать, что они – новый вид. Вот ты, например… Может, ты и есть – новый человек?

– Нет уж! – Батя засмеялся. – Я уже слишком стар. Ты – другое дело!

Глава семнадцатая

О СЛУЖЕБНЫХ ТАЙНАХ И ПРЕВОСХОДСТВЕ ДЕРЖАВЫ

Маленькое кафе размещалось в зеленом уютном дворике. Четыре стола, ступенчатый фонтанчик, два вышколенных официанта – на подобающем отдалении. Накрыт был только один стол – на три персоны. Сучков с Буркиным уже были тут.

– Штрафную! – моментально провозгласил Буркин.

– Без проблем! А за что пьем?

– У меня сын родился! – торжественно объявил Иван.

– Поздравляю! Все нормально?

– Угу. На месяц раньше, но это не страшно. Два восемьсот. Клавка говорит: красавец, весь в меня! – Сучков просто светился от счастья.

– Если красавец, то точно не в тебя, а в Клавку! – улыбнулся Буркин.

– Ты, Серега, лучше на себя посмотри! – обиделся новоиспеченный отец. – Эх! Удачно я все‑таки в Махачкалу не поехал! Родила бы Клавушка без меня, нехорошо получилось бы.

– А что там, в Махачкале? – спросил я, проглотив скользкий рыжик. – Не по моей части?

– Ишь, пуганая ворона куста боится! – Иван подмигнул Буркину. – Не боись, Алексеич, в Махачкале все замечательно. Нормальная секта: Аллах Акбар плюс Харе Кришна. Обычный псевдорелигиозный синтет с примитивной философией и совсем не примитивной, я бы даже сказал – талантливой методикой психообработки. Наши психологи в полном восторге. Даже жалко сажать.

– А тех, кого он оболванил, не жалко? – осведомился Буркин.

– Не боись, мы им мозги поправим.

– Сколько этому самородку светит? – поинтересовался я.

– До восьми лет. А потом – пожизненное лишение прав и запрет на занятия общественной деятельностью. Но не сказал бы, что он – самородок. Дипломированный специалист. Утверждает, что проводил научный эксперимент. Ты кушай, кушай, вот салатик возьми.

– Ох уж мне эти экспериментаторы… – проворчал я.

Буркин тем временем плеснул по второй.

– Давай, брат, за Клаву твою! Чтобы все у вас было путем!

Сбоку неслышно возник официант:

– Горячее подавать, ваше высокоблагородие?

– Неси, – разрешил Сучков. – Эх, братцы, как жить‑то хорошо!

– Постучи – сглазишь! – быстро сказал я. Сразу вспомнилось нехорошее. – Как наша тема, Иван? Есть движение?

– Работаем, – уклончиво ответил Сучков. – Дело на контроле Императорского Совета, так что самых башковитых умников подключили.

– Угу, – подал голос Серега. – И один из этих башковитых уже слил тему китайцам.

– Да ты что! – воскликнул Сучков. – Кто?!

– А это, брат, оперативная информация, – строго произнес статский советник Буркин. – Это я к тому…

– …что они там, в разведке, тоже не лаптем щи хлебают! – засмеялся я.

– Угу, – буркнул Сучков. – Шампанское пьют. Из дамских туфелек. Что с ним сделали?

– С кем?

– Со шпионом?

Мы с Серегой переглянулись.

– Жандармы! – выразительно произнес я. – Что с них возьмешь?

– Но размножаются они получше некоторых! – заметил Буркин. – Выпьем за это! Иван, не свирепей. Это у тебя работа – выявлять и прекращать. А наша задача – обеспечить информационное превосходство Державы. Ученые – они такие. Постоянно общаются и постоянно друг другу выбалтывают что‑то… имеющее соответствующий гриф. Нормальный процесс. Наш сболтнул, так ведь и китайский тоже кое‑что полезное поведал. Например, оказалось, что у них такая же петрушка с самоубийствами имеется. В Тайване. Но там другой расклад. Это у нас в Санкт‑Петербурге суицидников нормально в год десяток, а у них там счет на сотни идет. Так что, полсотни туда, полсотни сюда…

– Анекдот есть такой, – перебил я. – Сибирский. Встречаются лиса, волк и медведь. Делятся воспоминаниями: кто как зиму провел.

Я, говорит лиса, на птицефабрику контролером устроилась, поработала неделю, но не удержалась как‑то: на две курицы больше запланированного процента убыли съела, недосчитались и выгнали!

А я, говорит волк, в питомник розыскных собак завербовался. Гавкать научился, показатели самые высокие давал… Но однажды не выдержал: кинолога слопал, а они, оказывается, все посчитаны. Еле ноги унес.

А я, сказал медведь, на стройке вот работаю в одной гонконгской фирме. Нормально.

Волк и лиса:

– И что?!

– А там китайцы одни, кто их считает…

– Я этот анекдот уже слышал, – сказал Буркин, бросив на меня внимательный взгляд. – Только там вьетнамцы, помнится, фигурировали… Хочешь сказать, ваш «Алладин» уже в курсе насчет Тайваня?

– Сказать я ничего не хочу, – усмехнулся я. – Это ты сказал. А вывод?

– Вывод, очевидно, таков, что это не общее нарастание тяги честного народа к самоубийствам, а некая локальная функция, коррелирующая… С чем?

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.