Страница 2 из 32
— Спасибо, — ответил я.
— Не стоит благодарности. Лучше расскажи что-нибудь новенькое о саблезубых тиграх. Кейти говорит, ты ухлопал сто пятнадцать штук, прежде чем эти негодяи отобрали у тебя лицензию.
— Подходишь поближе, — начал я. — Лучше всего на расстояние вытянутой руки. Потом пронзительно свистишь.
— И тут же всаживаешь в него пулю.
— Ты просто снял слова с языка.
— Должно быть, ты хотел закончить на диалекте камба, — усмехнулся он. — Батя, пожалуйста, будь хорошим мальчиком. Я предпочитаю гордиться тобой, а не читать о тебе в сатирических газетах. О мемсаиб ты позаботишься, из-за этого я никогда не тревожился. Но и сам соблюдай осторожность. Постарайся быть умницей.
— Ты тоже постарайся.
— Я старался много лет, — ответил он и тут произнес классическое. — Настал твой черед.
Так все и произошло. Безветренным утром последнего дня месяца, предваряющего последний месяц года, настал мой черед.
— Я хочу вернуть этот грузовик и прислать другой, получше, — сказал Батя. — Этому они не доверяют.
Теперь они всегда «они». Они — это люди из племени вату. Когда-то их называли боями. Таковыми они и оставались для Бати. Он знал их всех еще мальчишками или их отцов, когда те были мальчишками. Двадцать лет назад я тоже называл их боями, и ни они, ни я не сомневались, что я имел на это право. И теперь они бы не возражали, назови я их так. Но времена нынче таковы, что боями их уже не назовешь. У каждого теперь свои обязанности и свое имя. Не знать его невежливо и свидетельство пренебрежения. Кроме того, у всех и особые имена: сокращения от обычных и прозвища, обидные и необидные. Батя по-прежнему ругал их на английском или на суахили, и им это нравилось. Я не имел права их ругать и никогда этого не делал. После экспедиции к Магади[5] у нас появились общие секреты и свои маленькие тайны. Что-то считалось секретами, что-то ставилось выше секретов, а что-то складывалось во взаимопонимание. Некоторые секреты были совсем нешуточными, а какие-то — комичными, и порой, услышав внезапный смех одного из трех ружьеносцев и взглянув на него, ты сразу понимал, в чем дело, и тогда оба хохотали безудержно, до коликов в животе.
— Над чем смеетесь, чокнутые? — спрашивала меня жена.
— Над странным и смешным, — отвечал я. — И даже ужасным.
— Расскажешь мне как-нибудь?
— Конечно.
Она прилежно изучала суахили, с каждым днем говорила все правильнее и свободнее, и я все больше полагался на ее знания языка и в повседневных делах обращался к ней как к переводчице. Туземцам нравился ее суахили, но иногда я замечал у них улыбку в уголках глаз и складках губ, которая тут же подавлялась. Они искренне любили мисс Мэри, и если я отказывался от чего-то такого, к чему все мы, плохиши, очень стремились, сославшись, что это может причинить вред мисс Мэри, такой аргумент принимался сразу же. Еще задолго до того утра, когда Батя покинул нас, мы разделились на две группы: хороших и плохишей, и он это знал. По правде говоря, была еще и третья группа — анаке, или мванаке, неиспорченные юноши, которых он инструктировал (согласно обычаям, камба им еще не полагалось пить пиво). Они были нашими союзниками, то есть союзниками плохишей. Это их качество особенно проявилось в деле моей невесты.
Дело или, как сказали бы французы, вопрос моей невесты пока не встал со всей серьезностью. К Деббе, очень красивой, еще молодой, но не по годам физически развитой, лучше всех танцевавшей нгома[6], теплые чувства питали и я, и Нгуи. Один парень из хороших однажды по простоте душевной заявил, что серьезно подумывает, не сделать ли ее своей второй женой. И слова эти, когда мы думали о них, неся вахту, давали нам повод чувствовать себя счастливыми и побуждали к смеху.
После отъезда Бати мне пришлось встретиться с Осведомителем, высоким, исполненным чувства собственного достоинства мужчиной в длинных брюках, чистой темно-синей спортивной рубашке с узкими белыми поперечными полосами, накинутой на плечи шали и фетровой шляпе с низкой тульей и маленькими полями. Все вещи выглядели так, словно он получил их в подарок. Шаль я узнал. Сшили ее из материи, которая продавалась в одном из универсальных магазинов (их держали индусы) в Лойтокитоке. Черты его темно-коричневого лица отличались утонченностью, и, должно быть, некогда он считался красавцем. По-английски Осведомитель говорил довольно правильно, хотя медленно и с разными акцентами.
— Доброе утро, брат мой. — Он снял шляпу. — Доброе утро, моя госпожа.
— Доброе утро, Реджинальд, — ответил я. Мисс Мэри поднялась со стула, на котором сидела, и вышла из палатки-столовой. Она недолюбливала Осведомителя.
— Мемсаиб недовольна мной? — спросил Реджинальд.
— Не больше, чем всегда.
— Мне следует принести ей достойный подарок, — продолжил Реджинальд. — У меня важные новости. Человек, который называет себя Майклом, — агент «Мау-мау»[7].
— Правда? — спросил я. — Как тебе удалось узнать это?
— Я подслушал разговор возле магазина масаи. Очень важный разговор. Два вождя договорились между собой.
— Такое случается редко, — кивнул я. — Что-нибудь еще?
— Третья шамба[8] пьянствует.
— А первая и вторая?
— Меня туда не пускают.
— Почему? Из-за пьянства?
— Мой брат знает, что я не пьяница. Меня не пускают из-за пристрастного ко мне отношения. С давних пор они пристрастны ко мне.
— Как вдова?
— Ее нет уже три дня. Теперь в шамбе забыли о морали. Она уехала в Лойтокиток и до сих пор не вернулась. Брат мой, не найдется ли у тебя немного лекарства, упомянутого в «Ридерз дайджест», благодаря которому мужчина становится таким же сильным, как и в молодости?
— Есть такое лекарство. Но у меня его нет.
— Имея такое лекарство, я бы сначала выпил его сам, потом научился изготавливать, стал им торговать и разбогател.
— А рог носорога?
— Сначала нужно отделить его от носорога, а это трудно и опасно. Я — верный осведомитель департамента охоты и не буду участвовать в таких делах. Носорога нужно убить, а это незаконно. И еще очень дорого. Кроме того, как я проверил на себе, средство это бесполезное.
— Я не знал. Китайцы покупают рог.
— Должно быть, им известен какой-то секрет, — вздохнул он. — Они очень скрытные. Но поверь твоему преданному Осведомителю, толку от рога никакого.
— Очень жаль.
— Да, брат мой. Прискорбно.
— Папа, мы когда-нибудь поедем? — Мисс Мэри позвала меня из нашей палатки. — Все готовы и ждут только тебя.
— Сейчас иду, — отозвался я.
— Хотелось бы поскорее, — настаивала она. Попусту растрачиваем утро.
— Неси все в машину.
— Брат мой, раз нет лекарства и тебе пора ехать, не предложишь ли ты мне чего-нибудь выпить?
— В лечебных целях и по долгу службы?
— Конечно. Иначе я бы не согласился.
— А я бы не дал, — сказал я. — Наливай сам.
Реджинальд налил и выпил. Плечи его распрямились, и он даже помолодел.
— Завтра я добуду больше информации, брат мой, — сказал он. — Мое почтение госпоже.
Поклонившись, он покинул палатку, и я, направляясь к джипу, наблюдал, как он шагает к деревьям.
У каждого есть таинственные страны, они часть нашего детства. Их мы помним и иногда посещаем, когда спим или грезим. Ночью они столь же прекрасны, что и в детстве. Если ты когда-нибудь возвращаешься, чтобы увидеть эти страны, их там нет. Но ночью они так же хороши, как и всегда, если, конечно, тебе повезло и ты увидел их во сне.
В Африке, когда мы жили на небольшой поляне, в тени высоких шипастых деревьев, на краю болота, у подножия огромной горы, мы обрели такие же страны. Мы повзрослели физически, но во многих отношениях, я уверен, все еще оставались детьми...
5
Магади — озеро в экваториальной Африке (Кения). Расположено в Восточно-Африканской зоне разломов вулканических пород, из которых вытекают горячие соленые источники. Высохшие части озерного бассейна покрыты пластами чистой каменной соли.
6
Нгома — национальный танец.
7
«Мау-мау» — тайное религиозно-политическое движение, зародившееся в конце 40-х годов в Кении. Его основными целями были возврат земель, захваченных у африканцев англичанами, и установление самоуправления. Разгромлено в 1955 г.
8
Шамба — здесь: деревня.