Страница 1 из 32
Эрнест Хемингуэй
Лев мисс Мэри
Часть первая
Основные участники событий
Мисс Мэри, жена автора, новичок в охоте на крупную дичь, слишком маленького для охотника роста, но достаточно высокая для противоборства с огромным злобным львом.
Кейти, «главный следопыт в этой команде, хитер и очень опытен... суетлив, как старушка, суров, как отслуживший тридцать лет сержант».
Осведомитель, спившийся самозваный шпион из племени масаи, к которому автор... «очень привязан, хотя, возможно, мой долг — отправить его на виселицу».
Пи-эн-джи, егерь Лойтокитокского[1] района. Его звали Денис Зафиро. Прозвище соответствует начальным буквам шутки времен сафари — «Помешанный на джине».
Нгуи, ружьеносец автора, «брат» и «плохиш», который мог «охотиться, как гончая», и обладал массой других достоинств.
Чейро, ружьеносец Мэри, еще более хрупкий, чем она, старее старого, покалечен леопардом, чрезмерно храбр и одержим желанием покончить с этим львом.
Арап Маина, один из проводников Пи-эн-джи, который получил эту должность, когда ему перевалило за шестьдесят, а прежде браконьерствовал, добывая слоновую кость, «много путешествовал и мало арестовывался».
Не все шло гладко в этом сафари, потому что многое изменилось в Восточной Африке. Белый охотник долгие годы был моим другом. Я уважал его, а он доверял мне, чего я вряд ли заслуживал. Однако доверие его завоевывалось непросто. Он учил меня, предоставляя возможность действовать самостоятельно, и поправлял, когда я совершал ошибку. В этом случае разбирал ошибку вместе со мной. И если я не повторял ее, начинал доверять мне чуточку больше прежнего. Он был очень сложным человеком, в нем сочетались исключительное мужество, все добропорядочные человеческие слабости и на удивление тонкое и очень разумное понимание людей. При безграничной преданности семье и дому ему больше нравилось жить вдали от них. Он любил дом, жену и детей, но душой оставался бродягой. Теперь он уезжал от нас, необходимость заставляла его вернуться к себе на ферму — так в Кении называли скотоводческое ранчо площадью в двадцать тысяч акров...
— Есть проблемы? — спросил он.
— Не хочу попасть впросак со слонами.
— Научишься.
— Посоветуешь что-нибудь еще?
— Не забывай, любой из моих людей знает больше тебя, но ты должен принимать решения и заставить их следовать им. Лагерь оставь на Кейти. Держись молодцом.
Есть люди, которым нравится командовать, и они с нетерпением ожидают завершения всех формальностей передачи им власти от кого-то еще. Я тоже люблю командовать, раз уж это идеальный сплав свободы и рабства. Можно наслаждаться свободой, а когда она становится опасной — прикрыться своим долгом. Несколько лет я не командовал никем, кроме себя, и мне это наскучило, ибо я прекрасно знал свои достоинства и недостатки, которые оставляли на мою долю мало свободы и много обязанностей. В последнее время я с отвращением читал различные книги обо мне, написанные людьми, которые знали все о моем внутреннем мире, устремлениях и мотивах. Чтение таких книг сродни чтению описания сражения, в котором ты участвовал, а вот автор не только не был очевидцем, но порой и родился уже после того, как сражение это стало историей. Все эти люди, писавшие о моей жизни, как внутренней, так и открытой всем, пребывали в абсолютной уверенности, что я никогда ничего не чувствовал.
В то утро мне хотелось, чтобы мой большой друг и учитель, мистер Уилсон Харрис[2], отказался от тех странных, предельно коротких выражений, которые давно уже стали нашим официальным языком. Мне хотелось задать ему вопросы, сформулировать которые не было никакой возможности, но более всего мне хотелось, чтобы он подробно и со знанием дела проинструктировал меня, точно так же как англичане инструктируют своих летчиков. Но я знал, что правила, установившиеся в моих отношениях с Уилсоном Харрисом, столь же обязательны к исполнению, как и обычаи племени вакамба. Как у нас повелось с давних пор, избавляться от невежества мне удавалось, лишь учась на собственном опыте. Но я знал, что с этого момента исправить мои ошибки будет некому, и в то утро при всей радости, которую положено ощущать, получая власть, я чувствовал себя очень одиноким.
Долгое время Уилсон Харрис и я звали друг друга Батя. Поначалу, более чем двадцать лет назад, мистер Харрис не возражал, когда я называл его так, коль скоро свидетелей этого отступления от правил хорошего тона не было. Но после того как мне стукнуло пятьдесят и я перешел в разряд старейшин или мзее[3], у него тоже вошло в привычку называть меня Батя, что следовало воспринимать в каком-то смысле как комплимент, который даровался легко, но без него становилось как-то тоскливо. Не могу представить себе или, точнее, не хотел бы попасть в ситуацию, когда, оставшись с ним наедине, мне пришлось бы назвать его мистером Харрисом или же он обратился бы ко мне по фамилии.
Поэтому в то утро хватало вопросов, которые хотелось задать, и о многом пришлось задуматься. Но в силу обычая вслух об этом не говорилось. Я чувствовал себя ужасно одиноким, и он, само собой, это знал...
— Без проблем удовольствия не получить, — указал Батя. — Ты ведь не робот, а те, кто теперь называет себя белыми охотниками, в большинстве своем роботы, которые говорят на языке и ходят по тропам, проложенным другими. Твои знания языка оставляют желать лучшего. Зато ты и твои ненадежные спутники освоили все известные тропы и можете проложить новые. Если не знаешь подходящего слова на местном наречии камба, переходи на испанский. Это всем нравится. Или пусть говорит мисс Мэри. У нее с дикцией получше, чем у тебя.
— Да иди ты к черту.
— Пойду, чтобы приготовить местечко для тебя, — ответил Батя.
— А слоны?
— Не думай о них. Огромные глупые животные. Говорят, безвредные. Вспомни, сколь ты опасен для всех других. А это не покрытые шерстью мастодонты. Никогда не видел бивня в два витка.
— Кто тебе об этом рассказал?
— Кейти, — ответил Батя. — По его словам, ты отстреливал их тысячами после окончания сезона охоты. Не говоря уже про саблезубых тигров и бронтозавров.
— Сукин сын, — прокомментировал я.
— Нет. Он в это почти что верит. У него есть какой-то журнал, и они выглядят очень убедительно. По-моему, иногда он верит, иногда — нет. В зависимости от того, приносишь ли ты ему подстреленную цесарку и как ты вообще стреляешь.
— Ты говоришь о статье про доисторических животных с хорошими иллюстрациями.
— Да. Прекрасные картинки. И ты очень быстро стал в его глазах белым охотником, объяснив свой приезд в Африку тем, что дома действие твоей лицензии на отстрел мастодонтов закончилось, и ты перебил слишком много саблезубых тигров.
— И что ты ему сказал? Только честно.
— Я сказал, что это святая правда, и ты — беглый браконьер, промышляющий слоновой костью, из города Ролинс, штат Вайоминг, который напоминает анклав Ладо[4], каким он был в давние дни, а приехал сюда, чтобы засвидетельствовать почтение мне, человеку, в свое время направившего тебя, разумеется, босоногого мальчишку, на путь истинный, и присматривающему за тобой, пока тебе не разрешат вернуться домой и не выдадут новую лицензию на отстрел мастодонтов.
— Батя, пожалуйста, скажи что-нибудь действительно нужное насчет слонов. Ты же знаешь, если они начнут буйствовать, отгонять их придется мне.
— Просто помни, как ты управлялся с мастодонтами, — ответил Батя. — Постарайся просунуть первый ствол во второй виток бивня. Целься в лобную кость, между седьмой морщиной на носу и первой — на лбу. А лбы у них такие высокие. Очень крутые. Если не хватит духу, суй ствол прямо в ухо. Увидишь, что проще не бывает.
1
Лойтокиток — населенный пункт в Кении. Маршрут Лойтокиток проходит по северо-восточному склону Килиманджаро, по совершенно диким местам. Там можно встретить львов, буйволов, слонов и антилоп.
2
Уилсон Харрис. — В действительности Филипп Персивал, белый охотник, который двадцатью годами раньше взял Э.Х. в его первое сафари, после которого появились «Зеленые холмы Африки» и «Снега Килиманджаро». Одно из немногих вымышленных имен в этой рукописи.
3
Мзее. — Все непонятные слова — с суахили, искусственного языка, созданного англичанами для своих колоний на восточном побережье Африки.
4
Анклав Ладо — территория в верховьях Нила.